Бывает же такое странное состояние, когда ничего не хочется: есть не хочется, пить не хочется, спать не хочется, работать как-то тоже не особо. Сидишь в кресле, лениво глядя то на монитор, то на телевизор, то на ветку за окном, и думаешь себе: да-да, сейчас, вот сейчас, посижу еще минут двадцать вот так, подумаю – и приступлю. Ничего подобного. Не приступается.

Это состояние, хоть случается и не часто, наталкивает меня на мысль о том, что у каждого человека есть некоторый объем внутреннего пространства, предназначенный для заполнения текущими делами и привычками – проще говоря, такой человеческий кэш. И иногда он естественным способом переполняется. Хозяин кэша, само собой, тогда впадает в глубокий ступор: зрачки концентрируются на самом бессмысленном предмете, в голове гудит какая-нибудь навязчивая песня из репертуара «Русского радио», вынужденная речь невнятна, походка не концентрирована относительно линии, а иногда представляет собой модель «циркуль» даже и без помощи алкоголя и легких наркотиков. Внутри самого себя человек в это самое время думает про сферически тождественный диссонанс: ему нравится думать про диссонанс оттого, что он не очень в курсе, что это есть такое.

Человек с переполненным кэшем опасен: ему свойственны сомнения и предрассудки. Нет ничего гаже такого индивидуума: к искренним порывам окружающих он равнодушен, средств, изменяющих сознание, подозрительно сторонится, все вокруг старается подвергнуть холодному вежливому сомнению, а то даже и остракизму. Сына, вернувшегося из школы, он обычно спрашивает о том, за что сегодня получен очередной кол, а вслед запахнувшейся в халат супруге одними губами шепчет «блядь» лишь потому, что та недосолила пельмени. Даже присев для справления подкатившей нужды в чистом поле, подозрительно думает такой: а нет ли где тут поблизости такого специального засланца, нечистых намерений и бессовестного совершенно типа, присевшего по той же надобности неподалеку? Ведь будут умные и прозорливые люди пальцем тыкать, говоря: вот он, вот он, этой самый Петренко-Задирищенский, с агентом мирового сионизма и растлителем малолетних в одном поле срал! А слава пойдет тогда дурная, и распространится, без всякого сомнения, на внуков и на правнуков.

Еще в человеке с переполненным кэшем обязательно поселяется персональная Жаба. Как только предстоит незатейливому нашему герою не то что расстаться со сколько-нибудь значительной суммой денег, но и даже просто сделать что-то невредное и безопасное для окружающих, как Жаба немедленно просыпается и заявляет: нет! Не смей! Ты не можешь! Жаба бывает иногда настолько убедительной, что человек с переполненным кэшем начинает громко квакать к пущему недоумению и веселью окружающих.

А способов-то очистки кэша ведь и нет. Само проходит. Просыпается однажды ночью человек и понимает вдруг: жить-то чертовски хочется! Вылазит он из-под душного одеяла, близоруко щурится на полторы видимых звезды, зевает, стягивает с правой ноги забытый там с вечера носок, да и плетется на кухню – выуживать из дюралевой банки последний селедочный хвост. Глаза его прозрачны и глубоки, а в голову лезут мысли о великом.

И процессор тихо скрипит в груди.