Хидэо Амма, шеф-редактор бюро японской телекомпании NHK

Я решил выучить русский язык в разгар холодной войны. Хорошо помню эпизод, который очень сильно повлиял на отношение японцев к вашей стране: в 1983 году, недалеко от Сахалина, ваши военные сбили гражданский самолет корейских авиалиний. С одной стороны, это было понятно — враждебное отношение к Западу, но с другой — как можно было сбить самолет с мирными людьми? Это казалось верхом жестокости, и никто не мог понять, что они за люди, эти русские. Кто живет за железным занавесом? Я знал о русских лишь то, что у них популярны «аплодисменты, переходящие в овацию». Я даже не мог представить, есть ли у них чувства и эмоции. Чтобы это понять, я и начал учить русский язык, а потом приехал работать в Россию.

Япония — маленькая страна, в которой все строится на системе уступок и взаимопомощи. Но когда я впервые приехал в Россию, то понял, что здесь все строится на принципе превосходства силы. Кто сильнее и кто кого — вот по каким принципам здесь живет общество. У меня даже сложилось впечатление, что когда в России один человек встречает другого, то прежде всего подсознательно он оценивает, сильнее ли его собеседник, круче, чем он сам, или слабее. Впервые я столкнулся с этим еще во Владивостоке, где несколько лет работал корреспондентом. В середине девяностых там были сложности с освещением и отоплением. Я тогда водил машину, и вот, в один день, как раз когда я был за рулем, все светофоры в городе погасли. Мне было совершенно непонятно, как люди будут разбираться в такой ситуации: кто поедет первым, а кому стоять и ждать. Во многом порядок движения определялся водителями: они смотрели друг на друга и решали, кому ехать, а кому — стоять. Кто жестче смотрел, тот и выезжал первым на главную дорогу.

Из того, что я снимал, мне больше всего запомнился захват школы в Беслане. Тогда погибли триста человек, и в тот момент я был на месте. У меня было ощущение, что трагедия прошла сквозь меня, и вынести это невозможно. Я сейчас думаю: «А смог ли я донести до японского зрителя всю боль, ужас и тяжесть происходящего?» Мне кажется, такие вещи для простого человека невыносимы, он их инстинктивно отторгает.

Беслан — маленький город, всего тридцать с лишним тысяч человек. Из них гибнет триста, и все оставшиеся приходят на массовые похороны, а ты должен продолжать снимать. Этих людей убили на моих глазах, но я ничего не мог сделать. Да, журналисту приходится бывать в разных ситуациях — и говорить о смерти, и наблюдать ее. Но рассказывать о смерти трехсот человек — невероятное бремя. А потом делать интервью с теми, кто лишился своих близких. Наверное, им было противно отвечать на мои вопросы, да и мне было неловко лезть к ним. Но у меня такая работа — снимать, освещать и передавать в эфир. Ничего с этим не сделаешь.

С течением времени я понял, что у японцев с русскими много общего: и те, и другие концентрируются в момент чрезвычайных ситуаций и не тратят время на лишние эмоции. Если случается катастрофа, люди собранны и щедры на помощь. Когда в Японии было цунами, в наш российский офис чуть не полгода приносили цветы. На место катастрофы ездил российский отряд МЧС, я разговаривал с одним из спасателей, благодарил его. А он сказал мне: «К сожалению, мы уже никого не смогли спасти». А еще он добавил, что восхищается теми, кто смог выжить после цунами. И я понял, что у русских — теплое сердце. И что русские люди — такие же, как мы.

Мое отношение к русским сильно эволюционировало — от враждебности к пониманию того, что эти люди чувствуют те же эмоции, что и я. Помню, я летел из Владивостока. Аэропорт во Владивостоке чудовищен, настроение у меня ниже среднего, но на борту показывали комедию «Мистер Бин». И все пассажиры хохотали в голос. И тогда меня осенило: «Ба! Русские, оказываются, хохочут вместе со мной, и так же, как и я. Я в первый раз испытал чувство общности с обычными людьми. Потом я купил этот же диск и смотрел его в одиночестве. Но уже не смеялся — не с кем было.

Представьте себе: Москва, час ночи. Я решил пойти в магазин, купить себе ветчины. Продавщица, бабуля с толстыми руками, спросила: «Чего вам?» Я сказал: «Полкило ветчины». Она ответила: «Молодой человек, смотрите». Размахнулась и, не глядя, отрезала кусок. Положила его на весы, и они показали 502 грамма. Я захлопал в ладоши, и она была рада. Простым людям свойственно невероятное мастерство.

Я заметил одну вещь: русские умеют делать только то, что им по-настоящему интересно. А если душа не лежит, то они пальцем о палец не ударят. А еще, как мне кажется, у вас многое зависит от настроения. Если честно, то я ни разу не видел, чтобы хоть какой-то русский механизм работал, как швейцарские часы.

Понятие ясности в России приобретает гротескные формы. Мэр Москвы в ответ на вопрос о том, зачем нужна тротуарная плитка, просто молчит. Я помню, во Владивостоке как-то вышла статья с критикой губернатора. Вечером того же дня правоохранительные органы пришли в газету с обыском. Я понял: это «ясность по-русски».

Если случается авария, японцы прежде всего думают о том, что послужило ее причиной и как это можно устранить. В любой нашей газете вы найдете потом детальное описание сбоя и пути решения проблемы. В России любая неполадка любого масштаба имеет одно объяснение: «По техническим причинам». А если же ты начинаешь выяснять, что это значит, то тебе твердо дают понять — дальше не лезь, не твое дело.

Пару лет назад я летел из Москвы в Киев и обратно. Удивительная вещь: ты проводил в самолете ровно час, а на паспортном контроле в Шереметьеве стоял больше двух часов. Паспортный контроль — это ворота в Россию, и я не могу понять, почему прохождение этих ворот для иностранцев — неприятная многочасовая процедура. И еще одна вещь. Когда я учил русский, то в уроке о прохождении таможни была замечательная фраза: «Паспорт покажите, пожалуйста». Но за двадцать лет мне никто ни разу не сказал на вашем паспортном контроле слово «пожалуйста».

У вас популярны уменьшительные суффиксы, и первое время, обедая в ресторане, я все время вместо слова «счет» говорил «щеточка» или «счетчик». Надо мной смеялись, а я никак не мог понять, в чем дело. Сейчас я понимаю, что у меня было много странных оговорок: например, вместо фразы «нам надо послать факс» я говорил «нам надо посрать факс», поскольку в японском языке нет буквы «л». В вашей стране я всего лишь гость, не хотелось бы кого-нибудь ненароком обидеть.

Иногда я хожу в московские рестораны японской кухни, но я не могу найти там вкуса, связанного с тем местом, где я родился и вырос. Знаете, давным-давно японское телевидение транслировало телемост между русским космонавтом и нашими детьми. Дети спросили: «А когда вы вернетесь на Землю, чего вам захочется съесть?» Космонавт засмущался и ответил: «Борща и черного хлеба». И тогда переводчик сказал: «Это все равно что для японца суп мисо и бобы натто». В отрыве от родины русские хотят еды, к которой привыкли с детства. Им, например, не хватает укропа. А я, пока живу в Москве, иногда мечтаю о настоящем мисо и натто. Хотя в последнее время я научился есть борщ, фасолевый суп, пельмени.

В 2007 году я снимал людей из движения «Наши». Там был один парень, который все время кричал: «Путин! Путин! Медведев! Медведев!» Он еще говорил, что Путин — гарант стабильности и развития экономики. Хорошо бы сейчас найти этого человека, выяснить, как он живет. Он был уверен, что благодаря «Нашим» бодро пойдет по карьерной лестнице.

Недавно мы ездили снимать, как люди из «Наших» выкладывают на Красной площади своими телами поздравление ко дню рождения Путина. И что вы думаете? Ничего не получилось — им не хватило тел для выкладывания. А раньше, я помню, у них была стопроцентная явка, и ради них улицы перекрывали. Почему они не смогли собраться? Почему их не смогли организовать? Четыре года назад члены «Наших» были энергичны, бодры, и можно было подумать: да, вот оно, будущее России. А те, кто недавно пришли в день рождения Путина на Красную площадь, вели себя так, как будто им и сказать нечего.

В 2003 году я делал репортаж про парламентские выборы. Героем материала был дедуля, бывший военный, который всю свою сознательную жизнь голосовал за коммунистов. Меня потрясло, что он был совершенно лишен цинизма, мелькающего у всех русских в тот момент, когда они говорят о политике. Дедуля этот был очень честным, основательным и серьезно рассуждал о том, за какого политика следует голосовать, ходил в штаб КПРФ, все разузнал. В итоге он походил, подумал и тогда, в 2003 году, проголосовал за «Единую Россию». Это был не самый заметный репортаж, но я до сих пор его помню.

В последнее время все наши сюжеты так или иначе крутятся вокруг съезда партии «Единая Россия», заявлений Путина и новой конфигурации власти. И реакция россиян не такая уж однозначная: даже люди из кремлевского окружения не могли предвидеть такого развития событий. Мы снимали на том съезде, и я видел шок на лицах: никто не ждал, что это произойдет, это было как гром среди ясного неба. Сейчас, когда прошло немного времени, я вижу, что Путин и Медведев выступают на всех площадках, стараясь привлечь к себе внимание. Их рейтинг уже не тот, былой популярности нет, но все равно получается, что с 2000 по 2018 год — у вас сплошной Путин с маленьким кусочком Медведева.

Записала Светлана Рейтер.