Историйка (про сырки)
Никакой бы истории про сырки и не вышло, если бы Настасья Петровна не удумала обновить гарнитур. Да, впрочем, какой там гарнитур? Так себе гарнитуришко – то ли ситчик в рубчик, то ли рубчик в ситчик, - словом не мебель, а одно название. Однако, к глубокому огорчению Настасьи Петровны, современное существование стоило так дорого, что даже самые пустяшные предметы не выходили из цены.
- Ах, - сказала Настасья Павловна продавцу, - Ах, это ведь не может быть, чтобы за такую банальщину требовали таких немыслимых средств!
- Отнюдь-с, - торговец вытаращился, так что Настасья Петровна испугалась и шарахнулась в сторону. – И вовсе я не понимаю, где вы видите банальщину. Будете брать, немного уступим-с. А если непосильно, имеется кредит.
В глубокой задумчивости Настасья Петровна направилась домой. Дома ее ждал, вчерашний ужин, несговорчивый младенец Никифор, и любезный супруг Алексей Петрович-с-газетой. Последний факт так угнетал Настасью Петровну, что неожиданно для себя она поймала такси, и попросила ее прокатить «где-нибудь», дабы немного собраться с мыслями.
Нет, Алексей Петрович не был плохим человеком. Даже наоборот – отличный муж, примерный отец, и исполнительный работник он бы мог работать фотографическим юношей для передовиц. Но, как всякое совершенство, которое «без бочка» вовсе и не совершенство, Алексей Петрович имел один крохотный Le manque gentil. Умудренный жизнью глава семейства, озабоченный трудовыми буднями и событиями в мире, был он чрезвычайно черств до дамских бытовых безделиц. Будь-то шторка в гостиную, скатерть для стола или новый половичок, - всякая вещь требовала длительных уговоров, аргументации и дозволения. К чести Настасьи Петровны, нужно заметить, что половички, скатерки и прочие необходимости все же попадали в дом, но делали это как-то осторожно, незаметно и несмело. Точно по мановению волшебной палочки появлялись они из воздуха, и сразу же укладывались на свои места. И хотя Алексей Петрович страшно презирал подобные обновы, на предложение стелить ему «на старой скатерти отдельно» оскорблялся, а от дальнейших разговоров уходил.
- Но одно дело, салфетка, и совсем другое гарнитур, - рассуждала Настасья Петровна, в третий раз проезжая мимо своего дома. – Во-первых, дорого, во-вторых - кредит, а уж «незаметно» нет никакой возможности. Это не жизнь, а какая-то ярмарщина!
Томимая такими печальными мыслями, она проехала пятый круг и вышла у подъезда, оставив водителя без чая.
Алексей Петрович был в самом приятном расположении духа: младенец Никифор спал и смотрел младенческие сны, а по телевизору показывали бандитский сериал про бандитов и их верных подруг.
Сейчас или никогда, - подумала Настасья Петровна, а вслух спросила:
-Ты меня любишь, Лекушка?
- Безусловно, - ответил ей супруг, не отрываясь от лицедейства. – Новую кофточку захотела?
- Ах все бы тебе кофточки, - кокетливо хихикнула Настасья Петровна, и присела к Алексею Петровичу на колени. – Вовсе и не кофточка, а гарнитур.
- Гар-ни-тур, - задумчиво протянул Алексей Петрович. – Конечно же, дорогой?
- Не то что бы, - впала в рассеянность Настасья Петровна (когда ей предстояло сообщить что-то неприятное, она всегда впадала в рассеянность для удобства). – А все-таки придется взять кредит.
- А зачем?
Подобные вопросы обычно ставили Настасью Петровну в тупик, а от того расстраивали необычайно.
- Оттого что слон сдох, - срывающимся голосом сказала Настасья Петровна.
Как и всякое крупное животное, слон возымел некоторый эффект, и Алексей Петрович даже выключил бандитский сериал.
- Но ведь наш старый гарнитур неплох, а кредит придется отдавать.
Но несомая слоном, Настасья Петровна, уже настроилась на нужную волну, и поэтому ответ получился самый что ни на есть достойный.
- Во-первых, я желаю умереть, глядя на новую мебель, а, во-вторых, мы не виноваты в том, что отец не в состоянии оплатить какой-то там гарнитуришко без займов.
Противопоставление «мы» и «отец» не предвещало для Алексея Петровича ровным счетом ничего хорошего, однако легких проигрышей он не желал.
- Голубушка, а тебе непременно надо умирать? – с некоторым вызовом спросил он, и сделал насмешливое выражение лица, от которого полагалось впадать в уныние и биться головой о стену.
- А что же мне еще делать, если ты методически вгоняешь меня в гроб?
По правде говоря, Настасья Петровна слабо представляла что такое «вгонять в гроб» и кто написал такую методику, а оттого направилась в ванную, для плача и размышлений.
Семейная драма продолжалась несколько месяцев, до тех пор, пока ее самым счастливым образом не разрешил несговорчивый младенец Никифор.
В одно прекрасное утро, томимый мечтами о просыпанном в глаза перце, младенец Никифор дотащил стул до кухонного буфета, и уже готовился к вызову детской неотложной бригады, как вдруг стул возьми, да и сломайся.
В обычные дни, исход младенца Никифора был бы предопределен и вместо драгоценной перечницы, он бы получил несколько увесистых шлепков и возможность созерцать угол прихожей в течение получаса.
Но то утро, о котором я рассказываю, обычным не было.
А от того младенец Никифор получил карамель на палочке, и указание «с места не двигаться», которое он, к его чести, и исполнил.
- Видишь? – дышала грозами Настасья Петровна. – Видишь, что я тебе говорила? Если ты не желаешь жалеть меня, то пожалей хотя бы дитя!
Алексей Петрович сонно ежился. Еще несколько минут назад он смотрел сны про половое сношение с порнографической актрисой Жужей, а оттого реалии показались ему особенно вопиющими.
- Вижу, - вздохнул глава семейства. – Только не проще ли просто заменить стул?
В это самый момент, получивший незаметного тычка от Настасьи Павловны, Никифор заплакал, и Алексею Петровичу стало ясно, что если он произнесет еще хоть одно слово – то возможно придется менять не только один стул, но и всю семью полностью.
На этом первая половина истории заканчивается, и начинается вторая.
Как и всякое лицо, которое поимели в заднепроходное отверстие, Алексей Петрович попытался сделать вид, что все произошедшее случилось исключительно по его желанию, а, соответственно, правила устанавливает он. Обычно вялый, и довольно равнодушный до быта, глава семьи, вдруг весь наполнился каким-то особенным, потаенным смыслом и стал походить на рассудительный кладбищенский монумент.
- Ты же понимаешь, Настенька, кредит – это долг, - сообщил он супруге в машине. – А долги надо отдавать.
- Не такой уж и большой, - весело отмахнулась Настасья Петровна, - А потом – любой долг - это временно.
- Нам придется основательно сократить расходы, а кое - от чего вообще отказаться.
Алексей Петрович поднял указательный палец вверх, и ткнул им куда-то в сторону большой медведицы.
- Ах, как жаль, что над тобой не летит какой-нибудь птицы с полным желудком, - подумала Настасья Петровна, а вслух сказала: «Поехали быстрее, милый, у меня, кажется, болит голова».
Несколько дней спустя, гарнитур въехал в гостиную. Беда въехала вместе с ним, еще до того как младенец Никифор успел пролить клей на полировку.
В воскресенье, после просмотра 140-й серии про бандитов и их верных подруг, Настасья Петровна обнаружила, что в холодильнике закончились продукты.
Как и всякая запасливая хозяйка, Настасья Петровна вздохнула, и пошла к Алексею Петровичу, с просьбой отвезти ее в ближайший продмаг.
К величайшему изумлению хранительницы очага, машина остановилась не у крупного магазина, а у третьесортной колбасной для старух.
- У нас ведь долг, - важно сообщил Алексей Петрович, - Так уж изволь.
Настасья Петровна вздохнула, и взялась за тележку.
- Ничего, - подумала она про себя, - в конце-концов, можно освоиться где угодно, лишь бы было мясо.
Хмуря брови, Настасья шла вдоль длинных рядов с бытовой химией к лотку с колбасой. Взяв 300 грамм докторской, и какую-то сырокопченую нарезку, она уже было отправилась к конфетам, как вдруг, точно ошалевший от дождей мухомор, весь красный и взволнованный, появился перед ней Алексей Петрович.
- Настенька, а ты уверена в этой колбаске? Не дороговата ли? – он с самым пристальным вниманием взял колбасу и начал вглядываться в этикетку.
И едва только Настенька открыла рот, чтобы сообщить о том, что в этой колбасе она уверена гораздо больше, чем в наличии мозгов у Алексея Петровича, как он немедленно добавил:
- У нас ведь долг, помнишь?
Справедливости ради, замечу, что про долг Настенька помнила прекрасно, а также помнила о том, что размер долга не таков, чтобы отказывать себе в колбасной промышленности. Однако она была женщина мудрая, и промолчала.
Следующая реприза случилась у лотка с глазированными сырками.
- Куда тебе столько сырков? Это прямо какое-то невероятное количество.
При слове «невероятное» Алексей Петрович так выпучил глаза, что Настеньке показалось будто они вот-вот выскочат и покатятся по кафельному полу.
- Я их ем, - гордо сказала она, - А на твою долю могу и не брать.
- И не бери, - радостно согласился Алексей Петрович. – А на свою возьми в 2 раза меньше.
- Но ведь сырок стоит всего 4-80, - прошептала незнакомая с сырковой экономией Настенька.
- Долги складываются из мелочей, - опять поднял палец вверх Алексей Петрович. – Ты уже большая девочка, должна знать.
Чтобы тебе за шиворот киска нагадила, - нелитературно подумала Настенька и отправилась дальше.
Через пол часа она узнала, что «телятинка – это лишнее», «морковки продаются» поштучно, а ирис «золотой ключик» - непростительная роскошь для буржуев.
Скандал вышел только в бытовой химии, где по неосмотрительности, Настенька цапнула соль для ванн по цене в 70 рублей.
- А это что такое? – спросил Алексей Петрович с таким видом, как будто у Настеньки в руках был брикетированный птичий помет.
- Соль для ванн. Намного дешевле, чем везде. Шипучая.
- Ты что, совсем не понимаешь, что мы должны денег? – взревел Алексей Петрович. – Почему я один должен экономить?
- А я ее тебе покупаю, - невозмутимо заявила Настасья Петровна. – Таблетки четыре съешь. А то для клинической картины как раз не хватает пены изо рта.
Из магазина супруги вернулись дерганные, и молчаливые. В авоське болталось несколько пачек замороженных котлет и маленький чупа-чупс для младенца Никифора.
Последующие месяцы, жизнь продолжалась по одной и той же схеме.
Каждое утро, Алексей Петрович, оглашал сумму долга, тяжело вздыхал и под конец настолько вошел в роль ожившей укоризны, что даже начал менять тембр голоса. За каждым углом Настасье Петровне слышалось визгливое «положи, мы экономим», в то время как из комнаты томно вздыхал гарнитур.
- Можно было предположить что угодно, но ведь никогда не догадаешься, что он найдет смысл жизни в отдаче долгов, - жаловалась Настя подругам, в то время как Алексей Петрович подсчитывал количество картофелин в ящике с овощами.
- Может быть, стоит показать его докторам? - ахали подруги, в тайне злорадствуя над Настиной бедой.
А кредиту не было конца и края, и когда, через некоторое время начало казаться что сумма увеличивается пропорционально времени, Настасья Петровна пошла на крайность.
Входящие в квартиру носильщики, были крайне изумлены цветом лица хозяина.
- Что это? - руки Алексея Петровича тряслись мелкой дрожью, а на верхней губе выступил пот.
- Это наш новый платяной шкаф, - Настасья Петровна улыбнулась, и от ее улыбки Алексею Петровичу стало гадко.
- Но у нас же совсем нет денег, - проблеял он.
- Теперь их действительно нет, - еще гаже улыбнулась Настасья Петровна.
- Кк…кккак же? – только и смог спросить супруг.
- А вот так, - Настасья Петровна протянула ему платок. – Ты же экономный, наверняка что-нибудь придумаешь. Да, а носками по паркету не цокай. Новые будут не скоро.
- За что? – издал посмертный хрип супруг.
- За сырки, - было ему ответом.
Алексей Петрович отправился прямо на небеса, и лазурные райские голуби еще долго гадили ему на плеши.
Так, ценой собственной жизни, Алексей Петрович, понял, что расплачиваться приходится не только по кредитам, но и за бытовое рвение. А еще, он понял, что женщин нервировать нельзя. Потому что на каждое «а ты хорошо подумала?» у нас непременно найдется свой бюстик Бисмарка. А Бисмарки, они, как известно, в цене не падают.
Впрочем, это уже отдельная история.
- Ах, - сказала Настасья Павловна продавцу, - Ах, это ведь не может быть, чтобы за такую банальщину требовали таких немыслимых средств!
- Отнюдь-с, - торговец вытаращился, так что Настасья Петровна испугалась и шарахнулась в сторону. – И вовсе я не понимаю, где вы видите банальщину. Будете брать, немного уступим-с. А если непосильно, имеется кредит.
В глубокой задумчивости Настасья Петровна направилась домой. Дома ее ждал, вчерашний ужин, несговорчивый младенец Никифор, и любезный супруг Алексей Петрович-с-газетой. Последний факт так угнетал Настасью Петровну, что неожиданно для себя она поймала такси, и попросила ее прокатить «где-нибудь», дабы немного собраться с мыслями.
Нет, Алексей Петрович не был плохим человеком. Даже наоборот – отличный муж, примерный отец, и исполнительный работник он бы мог работать фотографическим юношей для передовиц. Но, как всякое совершенство, которое «без бочка» вовсе и не совершенство, Алексей Петрович имел один крохотный Le manque gentil. Умудренный жизнью глава семейства, озабоченный трудовыми буднями и событиями в мире, был он чрезвычайно черств до дамских бытовых безделиц. Будь-то шторка в гостиную, скатерть для стола или новый половичок, - всякая вещь требовала длительных уговоров, аргументации и дозволения. К чести Настасьи Петровны, нужно заметить, что половички, скатерки и прочие необходимости все же попадали в дом, но делали это как-то осторожно, незаметно и несмело. Точно по мановению волшебной палочки появлялись они из воздуха, и сразу же укладывались на свои места. И хотя Алексей Петрович страшно презирал подобные обновы, на предложение стелить ему «на старой скатерти отдельно» оскорблялся, а от дальнейших разговоров уходил.
- Но одно дело, салфетка, и совсем другое гарнитур, - рассуждала Настасья Петровна, в третий раз проезжая мимо своего дома. – Во-первых, дорого, во-вторых - кредит, а уж «незаметно» нет никакой возможности. Это не жизнь, а какая-то ярмарщина!
Томимая такими печальными мыслями, она проехала пятый круг и вышла у подъезда, оставив водителя без чая.
Алексей Петрович был в самом приятном расположении духа: младенец Никифор спал и смотрел младенческие сны, а по телевизору показывали бандитский сериал про бандитов и их верных подруг.
Сейчас или никогда, - подумала Настасья Петровна, а вслух спросила:
-Ты меня любишь, Лекушка?
- Безусловно, - ответил ей супруг, не отрываясь от лицедейства. – Новую кофточку захотела?
- Ах все бы тебе кофточки, - кокетливо хихикнула Настасья Петровна, и присела к Алексею Петровичу на колени. – Вовсе и не кофточка, а гарнитур.
- Гар-ни-тур, - задумчиво протянул Алексей Петрович. – Конечно же, дорогой?
- Не то что бы, - впала в рассеянность Настасья Петровна (когда ей предстояло сообщить что-то неприятное, она всегда впадала в рассеянность для удобства). – А все-таки придется взять кредит.
- А зачем?
Подобные вопросы обычно ставили Настасью Петровну в тупик, а от того расстраивали необычайно.
- Оттого что слон сдох, - срывающимся голосом сказала Настасья Петровна.
Как и всякое крупное животное, слон возымел некоторый эффект, и Алексей Петрович даже выключил бандитский сериал.
- Но ведь наш старый гарнитур неплох, а кредит придется отдавать.
Но несомая слоном, Настасья Петровна, уже настроилась на нужную волну, и поэтому ответ получился самый что ни на есть достойный.
- Во-первых, я желаю умереть, глядя на новую мебель, а, во-вторых, мы не виноваты в том, что отец не в состоянии оплатить какой-то там гарнитуришко без займов.
Противопоставление «мы» и «отец» не предвещало для Алексея Петровича ровным счетом ничего хорошего, однако легких проигрышей он не желал.
- Голубушка, а тебе непременно надо умирать? – с некоторым вызовом спросил он, и сделал насмешливое выражение лица, от которого полагалось впадать в уныние и биться головой о стену.
- А что же мне еще делать, если ты методически вгоняешь меня в гроб?
По правде говоря, Настасья Петровна слабо представляла что такое «вгонять в гроб» и кто написал такую методику, а оттого направилась в ванную, для плача и размышлений.
Семейная драма продолжалась несколько месяцев, до тех пор, пока ее самым счастливым образом не разрешил несговорчивый младенец Никифор.
В одно прекрасное утро, томимый мечтами о просыпанном в глаза перце, младенец Никифор дотащил стул до кухонного буфета, и уже готовился к вызову детской неотложной бригады, как вдруг стул возьми, да и сломайся.
В обычные дни, исход младенца Никифора был бы предопределен и вместо драгоценной перечницы, он бы получил несколько увесистых шлепков и возможность созерцать угол прихожей в течение получаса.
Но то утро, о котором я рассказываю, обычным не было.
А от того младенец Никифор получил карамель на палочке, и указание «с места не двигаться», которое он, к его чести, и исполнил.
- Видишь? – дышала грозами Настасья Петровна. – Видишь, что я тебе говорила? Если ты не желаешь жалеть меня, то пожалей хотя бы дитя!
Алексей Петрович сонно ежился. Еще несколько минут назад он смотрел сны про половое сношение с порнографической актрисой Жужей, а оттого реалии показались ему особенно вопиющими.
- Вижу, - вздохнул глава семейства. – Только не проще ли просто заменить стул?
В это самый момент, получивший незаметного тычка от Настасьи Павловны, Никифор заплакал, и Алексею Петровичу стало ясно, что если он произнесет еще хоть одно слово – то возможно придется менять не только один стул, но и всю семью полностью.
На этом первая половина истории заканчивается, и начинается вторая.
Как и всякое лицо, которое поимели в заднепроходное отверстие, Алексей Петрович попытался сделать вид, что все произошедшее случилось исключительно по его желанию, а, соответственно, правила устанавливает он. Обычно вялый, и довольно равнодушный до быта, глава семьи, вдруг весь наполнился каким-то особенным, потаенным смыслом и стал походить на рассудительный кладбищенский монумент.
- Ты же понимаешь, Настенька, кредит – это долг, - сообщил он супруге в машине. – А долги надо отдавать.
- Не такой уж и большой, - весело отмахнулась Настасья Петровна, - А потом – любой долг - это временно.
- Нам придется основательно сократить расходы, а кое - от чего вообще отказаться.
Алексей Петрович поднял указательный палец вверх, и ткнул им куда-то в сторону большой медведицы.
- Ах, как жаль, что над тобой не летит какой-нибудь птицы с полным желудком, - подумала Настасья Петровна, а вслух сказала: «Поехали быстрее, милый, у меня, кажется, болит голова».
Несколько дней спустя, гарнитур въехал в гостиную. Беда въехала вместе с ним, еще до того как младенец Никифор успел пролить клей на полировку.
В воскресенье, после просмотра 140-й серии про бандитов и их верных подруг, Настасья Петровна обнаружила, что в холодильнике закончились продукты.
Как и всякая запасливая хозяйка, Настасья Петровна вздохнула, и пошла к Алексею Петровичу, с просьбой отвезти ее в ближайший продмаг.
К величайшему изумлению хранительницы очага, машина остановилась не у крупного магазина, а у третьесортной колбасной для старух.
- У нас ведь долг, - важно сообщил Алексей Петрович, - Так уж изволь.
Настасья Петровна вздохнула, и взялась за тележку.
- Ничего, - подумала она про себя, - в конце-концов, можно освоиться где угодно, лишь бы было мясо.
Хмуря брови, Настасья шла вдоль длинных рядов с бытовой химией к лотку с колбасой. Взяв 300 грамм докторской, и какую-то сырокопченую нарезку, она уже было отправилась к конфетам, как вдруг, точно ошалевший от дождей мухомор, весь красный и взволнованный, появился перед ней Алексей Петрович.
- Настенька, а ты уверена в этой колбаске? Не дороговата ли? – он с самым пристальным вниманием взял колбасу и начал вглядываться в этикетку.
И едва только Настенька открыла рот, чтобы сообщить о том, что в этой колбасе она уверена гораздо больше, чем в наличии мозгов у Алексея Петровича, как он немедленно добавил:
- У нас ведь долг, помнишь?
Справедливости ради, замечу, что про долг Настенька помнила прекрасно, а также помнила о том, что размер долга не таков, чтобы отказывать себе в колбасной промышленности. Однако она была женщина мудрая, и промолчала.
Следующая реприза случилась у лотка с глазированными сырками.
- Куда тебе столько сырков? Это прямо какое-то невероятное количество.
При слове «невероятное» Алексей Петрович так выпучил глаза, что Настеньке показалось будто они вот-вот выскочат и покатятся по кафельному полу.
- Я их ем, - гордо сказала она, - А на твою долю могу и не брать.
- И не бери, - радостно согласился Алексей Петрович. – А на свою возьми в 2 раза меньше.
- Но ведь сырок стоит всего 4-80, - прошептала незнакомая с сырковой экономией Настенька.
- Долги складываются из мелочей, - опять поднял палец вверх Алексей Петрович. – Ты уже большая девочка, должна знать.
Чтобы тебе за шиворот киска нагадила, - нелитературно подумала Настенька и отправилась дальше.
Через пол часа она узнала, что «телятинка – это лишнее», «морковки продаются» поштучно, а ирис «золотой ключик» - непростительная роскошь для буржуев.
Скандал вышел только в бытовой химии, где по неосмотрительности, Настенька цапнула соль для ванн по цене в 70 рублей.
- А это что такое? – спросил Алексей Петрович с таким видом, как будто у Настеньки в руках был брикетированный птичий помет.
- Соль для ванн. Намного дешевле, чем везде. Шипучая.
- Ты что, совсем не понимаешь, что мы должны денег? – взревел Алексей Петрович. – Почему я один должен экономить?
- А я ее тебе покупаю, - невозмутимо заявила Настасья Петровна. – Таблетки четыре съешь. А то для клинической картины как раз не хватает пены изо рта.
Из магазина супруги вернулись дерганные, и молчаливые. В авоське болталось несколько пачек замороженных котлет и маленький чупа-чупс для младенца Никифора.
Последующие месяцы, жизнь продолжалась по одной и той же схеме.
Каждое утро, Алексей Петрович, оглашал сумму долга, тяжело вздыхал и под конец настолько вошел в роль ожившей укоризны, что даже начал менять тембр голоса. За каждым углом Настасье Петровне слышалось визгливое «положи, мы экономим», в то время как из комнаты томно вздыхал гарнитур.
- Можно было предположить что угодно, но ведь никогда не догадаешься, что он найдет смысл жизни в отдаче долгов, - жаловалась Настя подругам, в то время как Алексей Петрович подсчитывал количество картофелин в ящике с овощами.
- Может быть, стоит показать его докторам? - ахали подруги, в тайне злорадствуя над Настиной бедой.
А кредиту не было конца и края, и когда, через некоторое время начало казаться что сумма увеличивается пропорционально времени, Настасья Петровна пошла на крайность.
Входящие в квартиру носильщики, были крайне изумлены цветом лица хозяина.
- Что это? - руки Алексея Петровича тряслись мелкой дрожью, а на верхней губе выступил пот.
- Это наш новый платяной шкаф, - Настасья Петровна улыбнулась, и от ее улыбки Алексею Петровичу стало гадко.
- Но у нас же совсем нет денег, - проблеял он.
- Теперь их действительно нет, - еще гаже улыбнулась Настасья Петровна.
- Кк…кккак же? – только и смог спросить супруг.
- А вот так, - Настасья Петровна протянула ему платок. – Ты же экономный, наверняка что-нибудь придумаешь. Да, а носками по паркету не цокай. Новые будут не скоро.
- За что? – издал посмертный хрип супруг.
- За сырки, - было ему ответом.
Алексей Петрович отправился прямо на небеса, и лазурные райские голуби еще долго гадили ему на плеши.
Так, ценой собственной жизни, Алексей Петрович, понял, что расплачиваться приходится не только по кредитам, но и за бытовое рвение. А еще, он понял, что женщин нервировать нельзя. Потому что на каждое «а ты хорошо подумала?» у нас непременно найдется свой бюстик Бисмарка. А Бисмарки, они, как известно, в цене не падают.
Впрочем, это уже отдельная история.
(С) katechkina
Комментарии 4