Перестройка застала меня в Калининграде. Город был отрезан от "Большой земли", поэтому воплощения новых идеологий были довольно причудливы. Школьные учителя либо впадали в мрачное реакционерство, либо изо всех сил старались соответствовать.

В итоге мы приходили в школу, как в дурдом. Учительница истории взахлеб пересказывала нам сюжет "Маленькой Веры", а учительница литературы вместо урока сводила весь класс на "Интердевочку", не забыв задать на дом стихотворение Асадова. Я не пошел, потому что я уже смотрел. Классная руководительница, вздыхая, сообщила, что понимает, до какого места нам комсомол, но для РОНО надо, чтобы определенный процент детей состоял в какой-либо организации.

- Мне нужно пять человек. Желающие есть? Так. Еще двое. Если не будет желающих, буду назначать сама.
- А профсоюз в качестве организации подойдет? - спросил я, не отрываясь от "Иностранной литературы". Я в 89 году уже работал, и платил профвзносы.
- Подойдет, - шевельнула усами классная дама, - увянь.

Но наиболее одухотворенно к вопросу подошла учительница музыки. Низенькая тетка с сельским румянцем и мощными икрами в бумажных колготках прониклась скаутским движением. По утрам из актового зала доносился тоскливый, леденящий душу вой: перед уроками она загоняла всех, кого могла поймать, в актовый зал, повязывала синие скаутские галстуки (некоторым - прямо поверх пионерских), и заставляла петь при свечах то, что она считала прогрессивным репертуаром.

Сонные, измученные дети стояли, взявшись за руки вокруг культуртрегерши, и мрачно выли, покачиваясь от недосыпа:

"Свооооодит с умааааа улица рооооооз. Спряяяячь свой обман, улица слёёоооз! Я люблюююю и ненавииииижу тебяаААаААа!" А потом они начинали молиться.

Я всегда вспоминаю чудесные школьные годы, когда вижу пылких неофитов очередной идеи.