Выключатель
Выключатель (пьеса)
Родители отдыхали в Болгарии, мы жили с дедом душа в душу и готовили не по расписанию, а только тогда, когда нам хотелось. У меня не было девушки, я не работал, не учился, по инерции ел много масла. Читал «Основы археологии» профессора Авдусина, переписывал набело стихи из самодельной записной книжки. Это был лучший июнь в моей жизни.
Дед. Где Вера?
Внук. Таня.
Дед. Где Вера?
Внук. Ты спрашиваешь про Таню. Таня уехала в отпуск. Таня — твоя дочка.
Дед. А где Вера?
Внук. Бабушка умерла давно.
Дед. А Таня?
Внук. Таня уехала.
Дед. Таня уехала?
Внук. Таня уехала.
Так мы и общались. Два года караульной службы сильно укрепили мою нервную систему. Заметил, что разговариваю с дедом совершенно спокойно, не так, как раньше. Я тупой и добрый. Дед приходил в мою комнату каждые двадцать минут.
Дед. Когда Вера приедет?
Внук. Таня приедет после 24-го.
Дед. А Вера?
Внук. Вера не приедет.
Дед. Дай лекарство.
Внук. Нет. Перед сном.
Ухаживать за стариком-наркоманом совсем не трудно. Главное — поставить психологический блок. И следить за тем, чтобы чайник не был плотно закрыт крышкой.
Внук. Я в магазин. Если нужен будет кипяток, возьмешь в термосе.
Дед. Позови Веру.
Внук. Не беси меня, пожалуйста.
Дед. Таню.
Внук. Таня в отпуске.
Дед. Скажи Вере, пусть купит мороженого.
Внук. Хорошо. Только не включай газ.
Как вы поняли, мой дедушка маразматик. Мы очень боимся, что он однажды отравит нас или устроит пожар.
Внук. Я вернулся. Вставай — будем мороженое кушать.
Дед. Перезвони Оле.
Внук. Оле?
С Олей я познакомился год назад, во время отпуска. Она не оставила номер телефона, но взяла мой и обещала позвонить после того, как я вернусь. Я уже не надеялся, что она выполнит обещание.
Внук. У меня нет ее телефона.
Дед. Она продиктовала, я записал.
Внук. Де, с меня две таблетки вне очереди.
Дед. Что?
Внук. Два лекарства с меня.
Дед. Неси.
Но получить нембутал сверх нормы ему не удалось. Записку с номером он потерял. Я обыскал всю комнату. За кроватью деда я нашел свой аттестат об окончании средней школы, мамины бусы и топорик. Но записки с телефоном там тоже не было.
Дед. Ты обещал лекарство.
Внук. Ты обещал телефон.
Дед. Я записал.
Внук. И где он?
Дед. Непонятно.
Я уже не мог о ней не думать, об Оле. Теперь я думал о ней даже больше, чем обо всех знакомых девушках вместе взятых. Наш разговор годичной давности с каждой минутой казался мне все более остроумным. Не прошло и полчаса, как я был влюблен окончательно на всю жизнь. Оля — единственный человек, который меня понимает. К тому же красавица. Мне очень нужно найти ее номер.
Внук. Дедушка, как ты мог потерять телефон?
Как я зол. Он свел в могилу бабушку, он не был на фронте, он всю жизнь был эгоистом, думал только о себе и своих бесчисленных друзьях, жил не по средствам, отказался от дачи и не выкупил служебную «победу», когда все выкупали. В детстве я ничего хорошего от него не видел, кроме пистонного ружья и велосипеда «Минск». Даже корабль, который он мне сделал из мелкопористого пенопласта, унесло течением. По словам мамы, уважать его можно только за то, что он не был доносчиком. На пенсию его проводили в 50 лет. С тех пор как я пошел в школу, дедушка официально находился в маразме. Его терпят, его кормят, за ним убирают. Неужели нельзя было нормально номер записать?
Внук. Ты куда собрался?
Дед. Гулять.
Внук. В пижаме я тебя никуда не пущу.
Дед переоделся и ушел. Мы стараемся его уже не выпускать. Год назад он разбил себе нос прямо у подъезда. Но сегодня я на него зол. Пусть разбивает себе что угодно, лишь бы не сломал шейку бедра. Шейка бедра — это серьезно. Это просто какой-то выключатель стариков. А я сторонник того, чтобы старики самостоятельно ходили в туалет до самой смерти. Дед вернулся домой через два часа.
Внук. Где был?
Дед. В парке. Встретил Лукьянца.
Внук. Как он?
Дед. Плохо. У него пуделя панки зарезали.
Как ни странно, в словах деда была доля правды. Овчарку нашего соседа Лукьянца в прошлом году сбил байкер. И до овчарки у соседа действительно был пудель.
Дед. Я вспомнил первые три цифры.
Внук. Какие цифры?
Дед. Двести двадцать четыре.
Внук. Что двести двадцать четыре?
Дед. Первые цифры.
Невероятно. Это были первые цифры телефона Оли. По крайней мере, теперь понятно, что она живет в центре.
Внук. А дальше?
Дед. Дальше не помню… Шесть, кажется?
Внук. Шесть?
Дед. Или семь.
Внук. Дедушка, мне очень надо, чтобы ты вспомнил. Это очень важный телефон. Очень важный. Оля — мой друг. Если ты вспомнишь ее телефон, я на ней женюсь.
Дед. А мы с Верой так и не расписались.
Так я узнал, что мои бабушка и дедушка не были расписаны.
Дед. Если есть любовь, штамп не нужен.
Так я узнал, что у дедушки и бабушки была любовь. Кто бы мог подумать.
Внук. Дедушка, я тебя очень прошу. Вспомни телефон, пожалуйста. Или вспомни — куда ты его записал.
Дед. Голова! Ничего не помню.
Внук. Я понимаю, это сложно. Постарайся. Если вспомнишь, я дам тебе четыре димедрола и целую пачку родедорма.
Дед. А!
Это «А!» означало, что дед отказался от вознаграждения. Невероятно.
На следующий день дед разбудил меня в восемь утра. Он был уже одет в свой лучший костюм.
Дед. Я буду в районе рынка, что-нибудь надо купить?
Я еще толком не проснулся.
Внук. Купи помидоров и чеснок.
Деда не было три часа. Он вернулся уставший, но оживленный. Чеснок он забыл купить, но купил помидоры, клубнику и кусок свинины на кости.
Внук. Де, рынок же близко. Почему ты так долго?
Дед. Не получалось.
Внук. Не получалось что?
Дед. Не работает.
Внук. Кто не работает?
Но еще до того, как дед показал характерный жест, страшная правда дошла до меня.
Внук. Ты был у Фиры Борисовны?
Еще в детстве я подслушал разговор взрослых о страшной женщине, живущей в районе рынка. Из того разговора я запомнил, что женщина имела неудачную оперную карьеру и большие планы на Константина Семеновича, то есть на дедушку.
Дед. Совсем глухая. Я говорю ей: «Фира, помнишь меня?» А она: «Ваня!» — «Я не Ваня, я Костя!» Совсем глухая.
Внук. Де. Я тебя очень прошу. Не ходи больше к Фире Борисовне…
Дед. Двести двадцать четыре сорок.
Внук. Двести двадцать четыре сорок?
Дед. Дальше пока не получается вспомнить.
В то время киевские телефонные номера еще были шестизначными. Значит, оставались неизвестными всего две цифры. Две цифры — это всего лишь сто комбинаций. Сто раз набрать телефонный номер и спросить Олю — это вполне посильная задача для влюбленного дембеля.
Внук. Дед, проси что хочешь.
Дед. Разруби мне косточку. Хочу бульон сварить.
Я наточил топорик, который нашел за кроватью, и разрубил толстую свиную кость. Дед сварил абсолютно недиетический бульон и засыпал в него зелень.
Дед. Не смотри, еще не готово.
Внук. Может, посолить?
Дед. Солить в конце. Сходи лучше за квасом. Завтра обещают за тридцать.
Когда вернулся с бидоном холодного кваса, стол в большой комнате был застелен скатертью. Посередине стояла большая дымящаяся супница.
Дед. Хорошо бы сейчас коньячку.
Я послушно пошел в комнату родителей. Ключ от бара лежал на третьем томе «Народного искусства Венгрии».
Дед. За последние две цифры!
Внук. За будущее не пьют.
Дед. Кто сказал такую глупость?
После обеда я перенес к деду в комнату свой бобинный магнитофон, чтобы он послушал записи Патаржинского. Пленка два раза рвалась, но я склеил ее ацетоном. Потом дед подарил мне готовальню, а я заменил батарейки в его фонарике. Потом мы посмотрели старые газеты с сообщением о полете Гагарина. Потом играли в дурака, потом болели за «Динамо» (Киев).
Дед. А ты знаешь, что я Шаляпина видел? Когда до войны ездил во Францию за торсионами. Правда, оказалось, что французские никуда не годятся. Разрушаются при минимальных боковых нагрузках. Мы потом разработали специальный компенсатор…
Внук. Расскажи про Шаляпина.
Но дед не успел рассказать про Шаляпина. Он вспомнил.
Дед. Я вспомнил. Двести двадцать четыре сорок восемьдесят семь.
Внук. Повтори, я запишу.
Я записал.
Внук. Восемьдесят семь.
Потом я принес деду, как обещал, полпачки родедорма. Димедрола, правда, я дал только одну таблетку. Димедрол плохо сочетается с алкоголем.
К Фире Борисовне дедушка больше не ходил. Он прожил еще долго и сломал шейку бедра только в год смерти принцессы Дианы.
А на Оле я так и не женился. Она говорила «бегим купаться».
Занавес.
Родители отдыхали в Болгарии, мы жили с дедом душа в душу и готовили не по расписанию, а только тогда, когда нам хотелось. У меня не было девушки, я не работал, не учился, по инерции ел много масла. Читал «Основы археологии» профессора Авдусина, переписывал набело стихи из самодельной записной книжки. Это был лучший июнь в моей жизни.
Дед. Где Вера?
Внук. Таня.
Дед. Где Вера?
Внук. Ты спрашиваешь про Таню. Таня уехала в отпуск. Таня — твоя дочка.
Дед. А где Вера?
Внук. Бабушка умерла давно.
Дед. А Таня?
Внук. Таня уехала.
Дед. Таня уехала?
Внук. Таня уехала.
Так мы и общались. Два года караульной службы сильно укрепили мою нервную систему. Заметил, что разговариваю с дедом совершенно спокойно, не так, как раньше. Я тупой и добрый. Дед приходил в мою комнату каждые двадцать минут.
Дед. Когда Вера приедет?
Внук. Таня приедет после 24-го.
Дед. А Вера?
Внук. Вера не приедет.
Дед. Дай лекарство.
Внук. Нет. Перед сном.
Ухаживать за стариком-наркоманом совсем не трудно. Главное — поставить психологический блок. И следить за тем, чтобы чайник не был плотно закрыт крышкой.
Внук. Я в магазин. Если нужен будет кипяток, возьмешь в термосе.
Дед. Позови Веру.
Внук. Не беси меня, пожалуйста.
Дед. Таню.
Внук. Таня в отпуске.
Дед. Скажи Вере, пусть купит мороженого.
Внук. Хорошо. Только не включай газ.
Как вы поняли, мой дедушка маразматик. Мы очень боимся, что он однажды отравит нас или устроит пожар.
Внук. Я вернулся. Вставай — будем мороженое кушать.
Дед. Перезвони Оле.
Внук. Оле?
С Олей я познакомился год назад, во время отпуска. Она не оставила номер телефона, но взяла мой и обещала позвонить после того, как я вернусь. Я уже не надеялся, что она выполнит обещание.
Внук. У меня нет ее телефона.
Дед. Она продиктовала, я записал.
Внук. Де, с меня две таблетки вне очереди.
Дед. Что?
Внук. Два лекарства с меня.
Дед. Неси.
Но получить нембутал сверх нормы ему не удалось. Записку с номером он потерял. Я обыскал всю комнату. За кроватью деда я нашел свой аттестат об окончании средней школы, мамины бусы и топорик. Но записки с телефоном там тоже не было.
Дед. Ты обещал лекарство.
Внук. Ты обещал телефон.
Дед. Я записал.
Внук. И где он?
Дед. Непонятно.
Я уже не мог о ней не думать, об Оле. Теперь я думал о ней даже больше, чем обо всех знакомых девушках вместе взятых. Наш разговор годичной давности с каждой минутой казался мне все более остроумным. Не прошло и полчаса, как я был влюблен окончательно на всю жизнь. Оля — единственный человек, который меня понимает. К тому же красавица. Мне очень нужно найти ее номер.
Внук. Дедушка, как ты мог потерять телефон?
Как я зол. Он свел в могилу бабушку, он не был на фронте, он всю жизнь был эгоистом, думал только о себе и своих бесчисленных друзьях, жил не по средствам, отказался от дачи и не выкупил служебную «победу», когда все выкупали. В детстве я ничего хорошего от него не видел, кроме пистонного ружья и велосипеда «Минск». Даже корабль, который он мне сделал из мелкопористого пенопласта, унесло течением. По словам мамы, уважать его можно только за то, что он не был доносчиком. На пенсию его проводили в 50 лет. С тех пор как я пошел в школу, дедушка официально находился в маразме. Его терпят, его кормят, за ним убирают. Неужели нельзя было нормально номер записать?
Внук. Ты куда собрался?
Дед. Гулять.
Внук. В пижаме я тебя никуда не пущу.
Дед переоделся и ушел. Мы стараемся его уже не выпускать. Год назад он разбил себе нос прямо у подъезда. Но сегодня я на него зол. Пусть разбивает себе что угодно, лишь бы не сломал шейку бедра. Шейка бедра — это серьезно. Это просто какой-то выключатель стариков. А я сторонник того, чтобы старики самостоятельно ходили в туалет до самой смерти. Дед вернулся домой через два часа.
Внук. Где был?
Дед. В парке. Встретил Лукьянца.
Внук. Как он?
Дед. Плохо. У него пуделя панки зарезали.
Как ни странно, в словах деда была доля правды. Овчарку нашего соседа Лукьянца в прошлом году сбил байкер. И до овчарки у соседа действительно был пудель.
Дед. Я вспомнил первые три цифры.
Внук. Какие цифры?
Дед. Двести двадцать четыре.
Внук. Что двести двадцать четыре?
Дед. Первые цифры.
Невероятно. Это были первые цифры телефона Оли. По крайней мере, теперь понятно, что она живет в центре.
Внук. А дальше?
Дед. Дальше не помню… Шесть, кажется?
Внук. Шесть?
Дед. Или семь.
Внук. Дедушка, мне очень надо, чтобы ты вспомнил. Это очень важный телефон. Очень важный. Оля — мой друг. Если ты вспомнишь ее телефон, я на ней женюсь.
Дед. А мы с Верой так и не расписались.
Так я узнал, что мои бабушка и дедушка не были расписаны.
Дед. Если есть любовь, штамп не нужен.
Так я узнал, что у дедушки и бабушки была любовь. Кто бы мог подумать.
Внук. Дедушка, я тебя очень прошу. Вспомни телефон, пожалуйста. Или вспомни — куда ты его записал.
Дед. Голова! Ничего не помню.
Внук. Я понимаю, это сложно. Постарайся. Если вспомнишь, я дам тебе четыре димедрола и целую пачку родедорма.
Дед. А!
Это «А!» означало, что дед отказался от вознаграждения. Невероятно.
На следующий день дед разбудил меня в восемь утра. Он был уже одет в свой лучший костюм.
Дед. Я буду в районе рынка, что-нибудь надо купить?
Я еще толком не проснулся.
Внук. Купи помидоров и чеснок.
Деда не было три часа. Он вернулся уставший, но оживленный. Чеснок он забыл купить, но купил помидоры, клубнику и кусок свинины на кости.
Внук. Де, рынок же близко. Почему ты так долго?
Дед. Не получалось.
Внук. Не получалось что?
Дед. Не работает.
Внук. Кто не работает?
Но еще до того, как дед показал характерный жест, страшная правда дошла до меня.
Внук. Ты был у Фиры Борисовны?
Еще в детстве я подслушал разговор взрослых о страшной женщине, живущей в районе рынка. Из того разговора я запомнил, что женщина имела неудачную оперную карьеру и большие планы на Константина Семеновича, то есть на дедушку.
Дед. Совсем глухая. Я говорю ей: «Фира, помнишь меня?» А она: «Ваня!» — «Я не Ваня, я Костя!» Совсем глухая.
Внук. Де. Я тебя очень прошу. Не ходи больше к Фире Борисовне…
Дед. Двести двадцать четыре сорок.
Внук. Двести двадцать четыре сорок?
Дед. Дальше пока не получается вспомнить.
В то время киевские телефонные номера еще были шестизначными. Значит, оставались неизвестными всего две цифры. Две цифры — это всего лишь сто комбинаций. Сто раз набрать телефонный номер и спросить Олю — это вполне посильная задача для влюбленного дембеля.
Внук. Дед, проси что хочешь.
Дед. Разруби мне косточку. Хочу бульон сварить.
Я наточил топорик, который нашел за кроватью, и разрубил толстую свиную кость. Дед сварил абсолютно недиетический бульон и засыпал в него зелень.
Дед. Не смотри, еще не готово.
Внук. Может, посолить?
Дед. Солить в конце. Сходи лучше за квасом. Завтра обещают за тридцать.
Когда вернулся с бидоном холодного кваса, стол в большой комнате был застелен скатертью. Посередине стояла большая дымящаяся супница.
Дед. Хорошо бы сейчас коньячку.
Я послушно пошел в комнату родителей. Ключ от бара лежал на третьем томе «Народного искусства Венгрии».
Дед. За последние две цифры!
Внук. За будущее не пьют.
Дед. Кто сказал такую глупость?
После обеда я перенес к деду в комнату свой бобинный магнитофон, чтобы он послушал записи Патаржинского. Пленка два раза рвалась, но я склеил ее ацетоном. Потом дед подарил мне готовальню, а я заменил батарейки в его фонарике. Потом мы посмотрели старые газеты с сообщением о полете Гагарина. Потом играли в дурака, потом болели за «Динамо» (Киев).
Дед. А ты знаешь, что я Шаляпина видел? Когда до войны ездил во Францию за торсионами. Правда, оказалось, что французские никуда не годятся. Разрушаются при минимальных боковых нагрузках. Мы потом разработали специальный компенсатор…
Внук. Расскажи про Шаляпина.
Но дед не успел рассказать про Шаляпина. Он вспомнил.
Дед. Я вспомнил. Двести двадцать четыре сорок восемьдесят семь.
Внук. Повтори, я запишу.
Я записал.
Внук. Восемьдесят семь.
Потом я принес деду, как обещал, полпачки родедорма. Димедрола, правда, я дал только одну таблетку. Димедрол плохо сочетается с алкоголем.
К Фире Борисовне дедушка больше не ходил. Он прожил еще долго и сломал шейку бедра только в год смерти принцессы Дианы.
А на Оле я так и не женился. Она говорила «бегим купаться».
Занавес.
(с) Максим Курочкин, Esquire
Комментарии 1