Жил-был художник. Из тех немногих, про кого принято говорить – настоящий. Даже не так, а – Настоящий. С большой буквы. Когда он рисовал ягоды… Правильно, птицы слетались и клевали холст. А потом – самого художника, потому что оставались голодными и оттого сердились.
Однажды, то ли поздней осенью, то ли ранней зимой, когда стояла ужасная погода, у художника было плохое настроение. Чтобы развеселиться, он нарисовал у себя в доме приоткрытую дверь. За ней виднелся чудесный сад, над которым в безоблачном небе светило приветливое солнце. Почему не окно? Кто его знает. Наверное, художник хотел показать, что нарисованный мир приглашает любого – а кто же покидает дом через окно? И дверь, и пейзаж было не отличить от всамделишных. Художник смотрел на них, и ему становилось веселее. Гости художника тоже не могли оторвать глаз от необычной картины. И даже стремились в дверь выйти. Понятное дело, у них ничего не получалось, и только ушибы с шишками были результатами таких попыток. Чтобы уберечь своих гостей от синяков, художник нарисовал на двери табличку «Выхода нет». Но люди, когда хозяин дома не смотрел на них, старались сорвать табличку так, будто она упала сама: они думали, что художник нарочно не разрешает им гулять в саду, чтобы никто не нарушил его красоту. Пришлось художнику закрасить сад высоким кирпичным забором. Все успокоились – стена не привлекала никого, а сам художник знал, что за оградой прячется сад, и ему этого было достаточно.
У художника не было жены. Конечно, он был знаком со многими красивыми женщинами. Иногда художник влюблялся в какую-нибудь из них и начинал писать ее портреты. Портреты получались почти волшебными: никто не сомневался, что на них была изображена именно эта женщина, но нарисованные лица были прекраснее настоящих. Так выходило оттого, что художник умел сделать видимой скрытую красоту. Женщины восхищались: они и не подозревали, что настолько пригожи. И, узнав о своей красоте, уходили к другим людям, более достойным их – богатым и солидным. А художник был бедным. Почему? Кто его знает. Может быть, хорошие кисти и краски стоили слишком дорого и отнимали все его деньги. А, может, бедность художников – это традиция, и Настоящий художник просто обязан быть беден По-Настоящему.
Но друзья, знакомые и просто любители его картин донимали художника вопросом: «Почему ты не женишься?» Художник сначала отшучивался, потом стал огрызаться. Наконец, он вял кисти, палитру и нарисовал на стене своей комнаты женщину. Прекрасную, насколько хватило его воображения. Женщину нельзя было отличить от живой. «Это – моя жена», - стал представлять портрет своим гостям художник. Жена всем нравилась. Она знала свое место, никогда не перечила мужу и не намекала припозднившимся друзьям, что пора бы им расходиться восвояси. «Повезло ему с супругой», - говорили люди, а некоторые даже завидовали художнику.
Однако шло время, и художнику снова начали досаждать вопросами: «Отчего у вас нет детей? Разве вы не хотите, чтобы по дому носились веселые ребятишки?» Художник уже не возмущался чужим любопытством и поучениями, а взялся за краски. В комнате появилась колыбель с младенцем. Это был, без сомнения, лучший ребенок в городе. Он не капризничал при посторонних, не требовал постоянного внимания родителей и не пачкал пеленки. Само собой, он не делал этого и после ухода гостей, но люди о том не догадывались. «Просто чудо!» - умилялись друзья и знакомые. «Вылитый папа!» - восклицали женщины.
Время от времени художник подправлял свою семью кистью. Его жена меняла прически и наряды, а младенец рос. Когда ребенку пришел срок выбираться из пеленок, он оказался мальчиком. «Теперь вам нужна девочка!» - не отставали от художника окружающие. И девочка появилась на свет – крепенькая и розовенькая.
Год следовал за годом. Дети взрослели быстро – как и положено детям, а жена сохраняла цветущий вид – что, право, удается не всякой женщине. У каждого из детей теперь была своя комната – художник прорисовал в стене по двери в смежные помещения. Сын завел собаку, не лаявшую без причины и не сыпавшую по жилищу шерсть, дочь – кошку, ладившую с псом и не дравшую когтями обоев. Художник помог жене с цветами и вывел новый сорт фиалок, цветших весь год.
«Когда ждете внуков?» - не унимались постаревшие знакомые. Художник вздыхал и смешивал краски.
Его семья была почти образцовой, ее ставили в пример, а если и обсуждали за глаза – то говорили только хорошее. Жена художника не бегала по соседкам, не сплетничала и не брала в долг. Сын не выбил ни единого стекла мячом, вырос вдумчивым молодым человеком и стал завидным женихом. Дочь была красавицей – вся в мать – и была скромницей.
И – у всех троих было отменное здоровье. А художник понемногу стал сдавать. Он поседел, начал прихварывать чаще, чем в прежние годы. У него прибавилось морщин, зато стало меньше зубов. Он уже не соответствовал своей семье.
И тогда художник нарисовал себя. Сначала – точь-в-точь такого, как он был в тот момент: чтобы никто не заметил подмены. Мало кто обращает внимания на постепенные изменения, и художник стал править свой портрет исподволь – сглаживал морщины, добавлял в шевелюру по темной пряди.
Гости художника ничего не подозревали. Конечно, хозяин дома стал молчаливее, но за долгую жизнь художник успел сказать словами все, что хотел, и новых рассуждений от него никто не требовал. К тому же, всякому больше по нраву не выслушивать других, а рассказывать самому. Нарисованный художник умел слушать, не перебивая, как никто другой.
Настоящий художник поселился в кладовке. Почему? Кто его знает. А, впрочем, что ему оставалось? Места больше не было: во всех комнатах – и взаправдашних, и нарисованных – теперь жили члены его семьи. Помолодевший художник занял студию – а как же иначе?
Годы уже не шли – неслись наперегонки. И вот однажды к художнику пришла смерть. Она разминулась с хозяином – может быть, он был в эту минуту в ванной комнате, а может – и в темной крохотной кладовой. Вместо него она подошла к нарисованному человеку и сказала: «Пора». Тот не возразил – он ведь и говорить-то не умел. Смерть забрала его с собой и направилась дальше.
А Настоящий художник вдруг очутился в пустоте. Когда человек умирает – его мир исчезает вместе с ним, а художник давно уже подарил свой мир нарисованному двойнику. Старый художник, потрясенный утерей, замер и провел без движения невесть сколько – ведь время сгинуло вместе со всем прочим. Но художник всегда остается художником, особенно если он – Настоящий. Художник задумчиво укусил себя за палец – больно, до крови. Выдрал прядку из бороды, придал волоскам нужную форму. Смочил самодельную кисточку в красном пигменте, примерился – и нанес первый мазок.