Конкуренции я не любил никогда. Даже притом что частенько выигрывал в конкурентной борьбе. Нежелание свое конкурировать и выигрывать я впервые осознал лет в 14, когда на переменке пришлось мне подраться с главным школьным хулиганом Зиганшиным (надо же, помню фамилию). Зиганшин был старше меня, больше меня значительно, не носил, в отличие от меня, очков и занимался, в отличие от меня, каким-то модным в то время боевым искусством — вероятно, карате.

Теперь я уже не могу вспомнить, из-за чего случилась драка. Из-за чего-то, что тогда было для меня важно. И по прошествии трех десятков лет я понимаю, что конкурентное преимущество мое тогда состояло в отчаянности. Я всерьез готов был ради своих подростковых ценностей принять в глазное яблоко осколки собственных разбитых очков. А Зиганшин не готов был поранить кулак об мои разбитые очки. Вот я и побеждал.

Я побеждал долго и мучительно. Под очередным моим ударом Зиганшин падал (как падал и я под его ударами много раз), а столпившиеся вокруг товарищи кричали мне: «Добивай! Добивай!» В школе 80-х было принято добивать упавшего в драке ногами. Но я не добивал. Позволял сопернику встать. И драка начиналась снова.

( Читать далее ):Зиганшин был деморализован. Чем дальше, тем чаще я отправлял его в нокдаун. Но на каком-то этапе я заметил вдруг, что плачу. И когда, поднявшись после очередного нокдауна, Зиганшин не стал нападать на меня, а убежал, я совсем разревелся. Мой лучший школьный друг собирал по полу осколки моих очков, обнимал меня и говорил: «Чего ты ревешь? Ты же победил!» И вот тогда я понял, что не люблю побеждать. И вообще не люблю ни с кем соревноваться. Ни в какой области.

Прошло лет 20. В кругу людей, с которыми я общался, принято было считать, будто конкуренция — это хорошо. В газете «Коммерсантъ», где я работал, конкуренция носила еще какие-то цивилизованные формы. Например, считалось дурным тоном не дать товарищу телефон важного ньюсмейкера, если этот телефон у тебя есть. А в других газетах и телефонов-то не давали, отговариваясь формулировкой: «Это моя база данных, наработай свою».

Меня тошнило от таких отношений между людьми. Я раздавал свою чертову базу данных направо и налево. Но продолжал думать, будто конкуренция есть двигатель прогресса, потому что так принято было думать в моей среде.

И вот однажды профессор экономист Александр Аузан вправил мне мозги. Дело происходило в самолете на высоте 10 000 м над землей. Мы заговорили о конкуренции, и Сан Саныч сказал: «Что вы, Валерий! Вы напрасно думаете, будто конкуренция всегда ведет к росту качества и к тому, что побеждает лучший. Очень часто конкуренция ведет к снижению качества, и выигрывает худший. Взять хоть, например, рынок подержанных автомобилей. Вот вы приходите покупать подержанный автомобиль. Перед вами два совершенно одинаковых автомобиля. Один только помыли для продажи. А второй помыли и отремонтировали. Разумеется, отремонтированный автомобиль стоит подороже. Но вы не видите разницы. Оба автомобиля сверкают свеженькой полировкой. Оба исправно заводятся. И вы покупаете тот автомобиль, что подешевле, неотремонтированный. Что случается дальше? Он у вас ломается. Но вы тогда не делаете вывода, что на рынке подержанных автомобилей нужно покупать машины подороже. Вы делаете вывод, что все эти подержанные автомобили — дерьмо, и, следовательно, раз уж у вас нет денег на новый автомобиль, надо покупать это подержанное дерьмо как можно дешевле. В следующий раз вы покупаете подержанный автомобиль, который даже и не помыли. А продавцы подержанных автомобилей перестают машины ремонтировать и полировать, лишь бы только сэкономить и снизить цену. Вот так конкуренция ведет к снижению качества».

Я слушал эту импровизированную лекцию о вреде конкуренции и соображал, наконец, почему в журналистике, например, победили худшие. Почему в телевизионном эфире, например, не Парфенов и Масюк, а Толстой и Шевченко. Потому что побеждают худшие. Потому что для лучших есть мотивы поважнее мотива победить, вот они и проигрывают.

Я соображал, наконец, почему не люблю побеждать.

А пару лет назад я познакомился с мальчиком по имени Артем Самуйлов. Он точно никому не конкурент. У него тяжелая инвалидность. Несовершенный остеогенез, повышенная ломкость костей. Но у себя во дворе и у себя в квартале Артем — настоящая звезда. Его все знают и любят, он всем друг. Он дружит с дворником, с продавщицами в магазине, с соседями…

Неспособный даже и поднять лом мальчик с чрезвычайной доброжелательностью расспрашивает дворника, как это тот так ловко управляется с ломом. Мальчик, у которого почти всегда сломана то рука, то нога, с чрезвычайным сочувствием расспрашивает старушек на скамеечке у подъезда про то, как у тех невыносимо болела голова на перемену погоды. А продавщиц в магазине мальчик расспрашивает о том, сильно ли устают у них ноги стоять весь день за прилавком. Это притом что сам Артем едва стоит на ногах, которые в 20 местах переломаны и не успевают до следующего перелома правильно срастаться.

Сидя на ковре в комнате Артема, я играл с мальчиком и вдруг заметил, что впервые за 40 лет жизни у меня не скребет в груди: впервые я ни с кем не соревнуюсь, впервые никого не должен побеждать и не рискую быть побежденным.

Сказать ли, что я был счастлив в тот день? Да. И Артем, очевидно, был счастлив тоже.

©dewarist