Тамара любила варить борщ на курице. Вымоет её, белокожую красавицу, тщательно обработав под струёй воды потаённые места, салфеткой промокнёт, остатки влаги феном подсушит и в кастрюлю целиком положит.

И кастрюлю Тамара брала большую, чтобы много борща получилось. Почти двухкилограммовая птица ломоносовской птицефабрики плавала в семилитровой емкости, как опытная синхронистка, приподняв согнутые в локтях крылья над водой.

Пока Тамара поджаривала лучок с морковкой, томатом, тёртой свеклой и парой капелек уксуса для цвета и остроты ощущений, курица выполняла обязательную программу, отдавая в бульон всё лучшее, что успела впитать в себя за короткую птичью жизнь.

Супруг Тамары Валерий любил ужинать первыми блюдами, поэтому ожидал борща у телевизора, тревожно принюхиваясь к странному коктейлю ароматов с кухни.

Дело в том, что Тамара и Валерий жили в коммунальной квартире, и с общей кухни доносились запахи не только борща.

В квартире было четыре комнаты, и обитатели почти каждой из них по вечерам что-то готовили. Если быть точным, готовили жильцы трёх комнат, в четвёртой же проживали муж и жена Калины, на ужин предпочитающие пить дешёвый портвейн. Поужинав портвейном, Калины обычно спорили на одну и ту же тему, по поводу ударения в их общей фамилии. Калин утверждал, что его дед, отец и он сам всегда произносили свою фамилию с ударением на букву «а». Калина же возражала против такой интерпретации, и предпочитала ставить ударение на букву «и». Так, мол, и эстетичней, и музыкальней.

Но вернёмся к ужину. Жители этой квартиры были приучены внимательно следить за готовящимися на кухне блюдами. Даже за время кратковременной отлучки на их сковороде или в кастрюле могло оказаться на одну и даже две котлеты меньше, не говоря уже о значительной части варящихся макарон, картофеля или риса, а также сосисок или сарделек.

Женская часть трёх комнат стояла на кухне безотлучно от первой секунды и до последней, отбегая только по крайней необходимости.

Но Калины всё равно умудрялись помочь соседям выполнить заповедь «подели ужин с врагом». Они, выпив законных полтора литра портвейна на двоих, сидели в засаде в санузле, пытаясь улучить момент для добычи закуски.

В тот вечер, когда Тамара в очередной раз варила борщ на курице, показывали Олимпиаду. Шёл баскетбольный матч. Тамара отскакивала с кухни, спрашивала: «Какой счёт?» и снова вставала на вахту к борщу. Отлучки не занимали более двадцати секунд. За это время схватить кипящую кастрюлю и унести с кухни было невозможно, тем более, что мимо бегущей навстречу Тамары было не проскочить. Комната Калиных располагалась в конце общего коридора.

– Несу, – крикнула Тамара Валерию, который по сигналу расставил тарелки, разложил ложки и поставил отдельное блюдо для курицы, которую полагалось перед трапезой достать из кастрюли и разделить на порционные куски.

Тамара торжественно открыла крышку и истошно заорала. В борще не было курицы. Валерий и Тамара с вилками наперевес рванули к комнате Калиных. Дверь к любителям портвейна была открыта, но внутри никого не было, только запах прокисшего винограда витал в воздухе.

Валерий, принюхавшись, определил, что курицей пахнет из ванной комнаты. Дверь туда была заперта. Валерий постучал.

– Мы моемся, – ответила Калина.

– Крючок слабый, – напомнила супругу Тамара.

– Помню, сам прибивал, – буркнул Валерий и рванул дверь.

Калины сидели в ванной друг напротив друга и доедали курицу, остатки которой вместе с костями лежали в тазике Тамары. У Калиных своего тазика не было.

– Тамарка, – промычал Калин, – опять соли пожалела.

– А мне в самый раз, – улыбнулась сытая Калина.

– Борщиком заесть не желаете? – спросила Тамара из-за спины мужа, отодвинула его и вылила всю кастрюлю соседям на головы.

…Суд приговорил Тамару к одному году условно, а Калины уехали в деревню, потому что с такими лицами в городе жить было невозможно, даже после семисот грамм портвейна в одну обваренную физиономию.

© Леонид Блох