Для моего поколения - родившихся в 50-е, война уже была историей, но её следы были зримы и ощутимы. Тогда слова "до войны", "в войну" были также обыденны, как сейчас "вчера" или "позавчера". Еще не оплыли окопы зенитного расчета за околицей, еще многие ходили на работу в шинелях вместо пальто и на рынке множество безногих, на тележках с подшипниками вместо колес, торговали самодельными шкатулками из открыток и леденцами на палочках. А в городскую баню ходить было страшно - каждый второй без рук, ног и в ужасных шрамах. Но это было привычно - такими были и мой отец, и дед, и сосед дядя Петя.

Впрочем, нет, к чему-то привыкнуть было нельзя, дядя Петя был не просто страшен, а ужасен. Люди взглянув на его лицо с левой стороны вздрагивали и отводили глаза. Это был почти голый череп с торчащими зубами, непонятно, на чем держащимся глазом и покрытый рубцами чего-то, напоминавшего ошметки мяса. Когда пьяненького дядю Петю, возвращавшегося ночью с работы, попытались ограбить в наших глухих переулках, ханурики посветили ему в лицо фонариком - и убежали со страху, приняв за вурдалака... Но это присказка.

А мы - мелюзга, конечно, носились по улицам играя в "войнушку". У многих были настоящие пилотки со звездочками, немецкие трофейные фонарики, полевые сумки, ремни и даже кое-что посерьёзнее. Однажды участковый засек ватагу пацанов несущихся по улице, а бегущий впереди держал в руках настоящий "люгер" (он же "парабеллум") и орал классическое "Пу! Пу! Падай, а то играть не будем!!!" Пацан был тут же пойман за ухо, а люгер отправлен в карман милицейских галифе. Участковый знал всех в округе и пацан был тут же препровожден к отцу - тому самому дяде Пете. Увидев в руках участкового люгер, дядя Петя молча полез в комод и достал из под кучки орденов засаленную и потертую бумажку. Она гласила, что "Данное ХОЛОДНОЕ оружие №... является наградным и оставлено владельцу на вечное хранение за уничтожение трех гитлеровцев в рукопашной. Печать и подпись командира части" - всё как положено.

- Это как, холодное?! - выпучил глаза участковый.

- Вишь, чо, Федорыч, ствол у него погнутый, шмалять нельзя!, говорит дядя Петя. Правда, по началу он был очень даже огнестрельным - это из него мне щеку то снесло. Дело как вышло- я в атаке к немцам в траншею свалился, а тут вход в блиндажик, а из него офицер с этим пистолетом вылазит. Я из ППШ хотел его шмальнуть - а патроны ёк! Схватил пистолет немца за ствол и хотел в сторону отвести, а гад в этот момент и стрельнул - мне рожу как огнём обожгло. Взвыл я от боли, вырвал пистолет у немца и им же со злости дал немцу в лоб, аж брызги полетели. А тут второй лезет - я его тоже по кумполу, а там еще один немчура. Очнулся в медсанбате. Медбрат говорил, что пистолет из руки вытащить не могли.

Участковый положил пистолет на стол, хотел было идти, но все же спросил:
- А чего это ты из него не стрелял, а бил?!

Дядя Петя хмыкнул:
- Меня тоже самое генерал спросил, когда медаль вручал. Ну не скажу же я ему: "Хер его знает?! Бог так сподобил". Все тогда подначивали: "Не хрена ему патроны давать, он только как дубиной оружьем владеет". Вот и писарь пошутил.

Участковый глянул на тщедушную фигуру дяди Пети, погнутый ствол и вдруг обнял дядю Петю, отдал честь и пошел к выходу. На его кителе тоже была Красная Звезда.

©Blackbuldozer