Мальчиком я был довольно ботанистым, и времени больше проводил с книгами, чем в обществе девушек. Но общества девушек мне тоже хотелось. Правда, происходило это все по довольно странному сценарию. Я говорил девушке «Привет», она отвечала мне «Привет»,а дальше я погружался во внутренний монолог. « Она сказала это потому что я ей нравлюсь или она просто вежливая? 

А если я ей скажу, что она симпатичная, то она обидится или нет? А она догадывается, для чего я ей это сказал или она просто думает, что я вежливый? А если я ей скажу, что мне интересны отношения, не будет ли она мной вертеть как тряпкой? Надо ей сказать, что-нибудь надменное, чтобы она поняла, что не больно то она мне и нужна. Не сочтет ли она меня за дурака, если я сейчас покажу, что не очень то ей и интересуюсь? Нет точно сочтет…». Ну и так далее. 

Девушка уже постояла, подождала и ушла, а я все еще продолжаю этот внутренний монолог и в моих мечтах она молит меня о сексе, а я снисходительно соглашаюсь, но даю ей понять, что при таком обилии поклонниц я уже немного устал. Конечно, это все немного утрировано, но тренд был именно такой. 

Если же я прорывался через дебри своих рефлексий и начиналось какое-то общение, то я говорил о чем угодно, только не о том, что меня волновало. Ибо я дико боялся двух вещей: она мне откажет или она согласится. В первом случае я буду унижен и раздавлен, а во втором случае, после всего того, что я наврал (а это неизбежно вскроется), я буду унижен адски. В общем, каждый раз я уверенно попадал во френдзону. 

Прозрение пришло при чтении Довлатова. Был там один эпизод. « …Когда-то она была подругой Шаблинского. Как и все остальные сотрудницы нашей редакции. Все они без исключения рано или поздно уступали его домогательствам. Секрет такого успеха был мне долгое время неясен. Затем я понял, в чем дело. Шаблинский убивал недвусмысленностью своих посягательств. Объявил, например, практикантке из Литвы, с которой был едва знаком:
— Я вас люблю. И даже возможный триппер меня не остановит.»

Это был момент прозрения. Тут, как говорится, Остапа понесло. Сначала я еще как-то старался и выдумывал «Девушка, будь я богатым и старым, я бы пригласил вас в нумера, но сейчас могу пригласить только на сеновал, ну или к себе домой». Очень важно было не свалится в хамство, но твердо дать понять чего я хочу. Понятно, что сразу после этого дело до секса не доходило. 

Девушки краснели, опускали глаза, говорили, что я невозможно пошлый, но заходили на чай, перезванивали и, в общем, личная жизнь у меня наладилась. Только потом, через много лет, я понял, что подобный внутренний монолог ведется и в голове девушки «А не сочтет ли он меня шлюхой, а не слишком ли я холодна…». Вот и стоят два дятла и гоняют у себя в башке всякую фигню. Зато теперь, если меня спрашивают кто мой любимый писатель, я не раздумывая говорю, что Довлатов.