В телевизоре есть выживательный и очень познавательный канал.
Несколько раз наткнулась на дивную программу, такое реалити-шоу.
Берут двух незнакомых друг с другом добровольцев, тётю и дядю, раздевают догола и отправляют в какое-нибудь необитаемое место.
Там экстремалы бродят, сверкая голыми задницами, ноют без перерыва, пытаются не сыграть в ящик от голода и лишений, а за каждым деревом сидит по сытому и одетому оператору с камерой.
Одна тётя меня восхитила.
Её напарник быстро сдулся, но она осталась выживать, объяснив свою решимость желанием доказать чего-то там своему любимому мужу, с подачи которого она и отправилась проходить квест в стиле ню.
Ничего я не понимаю в семейных отношениях.

Вспомнилось.
Лет двадцать назад одна Иванова сдала сессию и укатила к родителям (200 км, 2 пересадки).
Две недели отъедалась и отсыпалась.

В день отъезда на летнюю практику (200 км, 2 пересадки) мама Ивановой сказал, Ирочка, что тебе полдня по автобусам мотаться да ещё с сумками, у Петровых племянник гостит, сегодня уезжает, давай с ним, на машине, с ветерком, с комфортом, опять-таки и поговорить можно.
Ладно, племянник так племянник.
Поехали.
Комфорт обеспечивал дряхлый дребезжащий опель.
Ветерок – опущенные стёкла, потому как июль, а печка жарила во всю дурь и отключаться не желала.
Племянник же молчал как пень, социофоб какой-то, ей-богу.
На половине пути, посреди заштатного посёлка рыдван закашлялся, захрипел, взвыл предсмертно и помер.
Иванова с теплотой подумала об общественном транспорте.
С помощью мобилизованного местного хулиганья дотолкали колымагу до мастерской.
Механик покопался в драндулетовых кишочках, повздыхал, сказал, тут работы часа на три, и не стойте над душою, и так воскресенье испортили, лучше прогуляйтесь на озеро, улица прямо в лес упирается, а там по тропке, минут двадцать всего ходу, идите, нечего мне глаза мозолить!

Пошли.
Молча.
Вышли к озеру.
Жара спала, солнце село, вокруг благодать божья.
Иванова, вся в поту и в пыли, сказала, так, я вон за теми кустами, вы за этими, в мою сторону не глядеть, ясно?
Племянник буркнул невразумительное, интонацей дав понять – больно надо ему смотреть в сторону Ивановой, ничего нового в той стороне он не увидит.

Иванова накупалась от души.
Племянник мощным кролем курсировал в отдалении.
Иванова покричала ему, отвернитесь, я выхожу.
И вышла.
Одежды на берегу не было.
Иванова страшным голосом заорала, что за дурацкие шутки?! немедленно верните!
Из-за соседних кустов племянник раздражённо рявкнул, мои шутки?! ни штанов, ни майки! Ирина, отдайте, это не смешно!

Хорошо хоть документов с собой не было.

Вопрос возвращения в посёлок обсуждался через кусты.
Иванова хотела дождаться ночи.
Племянник сказал, я иду один, одолжу у мастера что-нибудь и приеду за вами.
Иванова сказала, ни за какие коврижки она тут не останется, голая в кустах, прям мечта маньяка.
Племянник надрал лопухов, перекинул часть надранного Ивановой и сказал, я впереди, вы за мной, огородами проберёмся.
При виде племянника, элегантно прикрывавшегося лопухом, мастер сперва потерял дар речи, потом заржал конём, а следующие десять минут только хрюкал, лёжа на капоте опеля.
И это он ещё не видел прятавшуюся за малиной Иванову.

Мастер отжалел два грязных и рваных рабочих халата.
В них и поехали, ненавидя друг друга.
Про выгрузку сумок у подъезда Ивановой лучше не вспоминать.
Удивительно, насколько людям нечем заняться, только в окна по ночам пялиться.

Вечером в понедельник Ивановой позвонила мама, спросила, хорошо ли доехали.
Лучше не бывает, мрачно ответила Иванова.
Вот и славно, сказала мама, Вадим такой хороший мальчик, и учится, и работает, симпатичный, он тебе понравился?
Иванова пожалела, что за двадцать лет так и не научилась грубить маме.

У Ивановой скудный и непостоянный набор претензий к мужу.
Ну, чашку за собой не помыл или вещи разбросал, даже не интересно.
И только один пункт остаётся неизменным.
Иванова говорит, думаешь, я не помню, как ты самый большой лопух себе забрал?!