Однажды я обедала в интеллигентном доме. Для краеведов скажу одно: Петергоф, физфак. На закуску подали салат из свеклы. Я – салага, молодая-ранняя, неосторожно обронила: не из свеклы. А из свёклы. Хозяин дома – фьить - исчез. Повисла невосполнимая этикетом пауза. Я спросила бровями: что такое? Мне жестами объяснили, что он пошел смотреть словарь.

Теперь скрывать без толку: обед был испорчен. Дальше много дней пришлось вместе пить пиво, чтобы хоть как-то примириться с фактом существования свёклы и меня.

У нас на третьем курсе была такая кандидат наук Королькова. Лет 70 или 80, бойкая старушка. Смело, но неверно наложенные сочные голубые тени. Красная помада, обозначающая исчезнувшие от злости губы. Читала на поток, то есть трем группам ( человек 100) вместе. Опоздал на минуту – стоп-машина. Работа/температура – не причина. Нет вообще причин. В аудиторию после нее зайти нельзя. Зато надо написать 12 конспектов, чтобы быть допущенным к причастию. Завкафедрой объясняла шепотом истоки ригоризма: ветеран войны, разведчица. Ну, допустим. Заценим критерии советской разведроты.

На семинарах так: две неправильные запятые – двойка. Неточно перенес слово – двойка. Обморочные диктанты на сотни наречий. Вполоборота, вполсыта, в полроста, полусидя, незачем, подмышкой – это детский сад ваще. Там были такие наречия, что не снились Гоголю. А может, и снились – в тот горький период, когда он решил на хрен порвать с этим плотским неясными миром, полным всяческих искушений, в том числе грамматических. Щекатурка – это же его. Пример художественного мышления до встречи с понятием «норма».

Моей подруге поставили тройку на экзамене по лексикологии, потому что она произнесла «тэмп». Не тЕмп, а тэмп. Доценту резануло ухо. Как-то не по-русски, знаете ли. Оскорбляет, сука, академическое языковое чувство.

В общем. В какой-то момент все студенты филфака пришли к выводу: чтобы писать правильно, не нужно экспериментировать. Не набегаешься же за словарем. К черту риск. Уверенность в себе слаще творчества. Много ли надо человеку для внутреннего тождества со счастьем? Да нет. Достаточно поморщиться на ЗвОнит, бАлуется, и ты уже отличник, герой.
Я оттянула 6 лет строгого орфографического режима, потом 20 лет думала, и сейчас точно знаю – языку не повредят наши ошибки. В нашем случае непонятно, собака машет хвостом или хвост собакой. Я к чему – ребята, не мы лажаем.

Это язык растет. И как и всякий рост – происходит через повреждение существущих канонов. Язык – это вирус. Он развивается не по записанным правилам. Поэтому (меня бы Королькова сейчас из нагана исполнила), но это очевидно, - чтобы язык жил и молодел - надо говорить и ошибаться. Участвовать. Интересно же, что в словарях напечатают через 20 лет. И ведь мы, может быть, доживем.

(с) Екатерина Федорова