Дело было лет в 18. Когда мольбы, угрозы, леденцы и проклятия Минздрава оказались бессильны перед синим честерфилдом, почти смирившаяся с потерей сына мама, предприняла последнюю попытку выдернуть мои легкие из лап никотина. Мама решила отправить меня на сеанс гипноза по методу, если не изменяет память, доктора Довженко.

Я не сопротивлялся. Но не столько потому, что хотел бросить курить - в 18 лет мне курилось очень даже артистично. Просто был канун Нового года, денег на подарок маме у меня не было, а порадовать ее хотелось.

Двадцать какое-то декабря 2004 года. Дворец культуры завода, подарившего миру автомобиль запорожец. Перед входом - очередь из серолицых, мятых, словно жизнь только достала их из урны и не особо старательно расправила, людей. Один из людей я. По внешнему виду соочередников и обрывков разговоров сразу понял, что я здесь - как семиклассник на свингерской вечеринке. Большинство сутулых спин принадлежали хроническим наркоманам, алкоголикам и маститым наездникам на игровых автоматах. Почти каждого сопровождала группа поддержки - жены, матери, завязавшие боевые товарищи. Меня взялся проводить лишь скепсис. Мои новые друзья меня не испугали. Наоборот, они вселили в меня уверенность. Мне подумалось, что уж если от зеленого, ультрамаринового и красно-черного змия метод помогает, то и от честерфилда отвернет.

Докурив последнюю сигарету до ногтей, я вошел внутрь.

Первым шагом к исцелению была какая-то подсобка. Там надо было сначала заплатить, а потом подтвердить свою готовность встретиться с его величеством гипнозом. Не наоборот. Противотабачные установки стоили 200 гривен. Немалые по тем временам деньги. Расставшись с деньгами и ясноглазо уверив женщину в пуховике, что готов идти в борьбе против табака не до нокдауна, а до нокаута, я вошел в зал.

"Нет человека, который был бы как остров...", говорил Хемингуэй в эпиграфе к моему любимому роману. И ошибался. Потому что Хэм не был на сеансе гипноза по методу доктора Довженко. Ибо в тусклом зале ДК моментально образовался целый архипелаг островов - все рассаживались поодиночке. Чтобы как минимум 8 окружающих кресел были свободны. Словно опасались, что соседство с кем-то может повлечь за собой "ну по 50 за знакомство". И еще по 50. А теперь дунем. Вот так! Ставлю все на зеро!

Я осмотрелся. Зал мест на 200. В центре сцены - трибуна. За ней виднелись декорации к новогоднему утреннику: небольшая хатка со светящимся окошком, усыпанный снегом заборчик, картонный скелет елки. Я бы не удивился, если бы процесс кодирования вел Дед Мороз.

- Моя жизнь таяла на глазах. Но я смог погасить внутренний пожар. Сейчас и вас потушим.

Увы. Врач оказался высоким, широкоплечим, белохалатным. Судя по тому, что Довженко умер за 9 лет до этого сеанса, вышедший на сцену человек был то ли его учеником, то ли просто эпигоном.

Властно сфокусировав на себе внимание покашливанием и погасшим в зале светом - освещенной осталась одна лишь трибуна, доктор заговорил:

- Вы пришли сюда, чтобы сформировать четкую установку на отвращение к запаху, вкусу и даже виду алкоголя, сигарет, наркотиков.

А далее, видимо, и был гипноз, потому что следующую пару часов я помню смутно. Плавал в льющемся потоке слов, которые то доверительно затихали, то ревели Ляшком. Врач по-отечески мотивировал, загадочно говорил о каком-то коде, который всем присутствующим внушается прям сейчас, угрожал судорогами и коликами, которые постигнут отступников, расписывал прелести независимой жизни. Величественно высвеченный местными светотехниками, оратор выглядел бы даже религиозно и мистично, если бы не декорации за его спиной. Хатка, забор и картонная елка придавали происходящему антураж деревенского митинга, на котором обиженный старостой крестьян призывает коллег по плугу восстать против панщины.

Закончился весь этот транс тем, что врач раскатисто заурчал:
- Мы против насилия над человеком. Вы сами решаете, на какой срок избавляетесь от своей зависимости. На год, на пять, на всю жизнь. Примите решение прямо сейчас!

Если бы при поступлении на театральный мне дали задание овеществить такую эфемерную штуку, как Выбор, я бы, не задумываясь, снял короткометражку о следующей минуте. Чувство того, как вдруг ожил зал, несмотря на абсолютную неподвижность всех присутствующих, было ощутимо физически. Десятки умов заметались, запрыгали, судорожно задергались, просчитывая варианты. На годик? На два? Или ну его? Лет пять, а там посмотрим? А где-то под потолком, над всем этим трепетом меланхоличный алкоголизм ставил на зеро. В надежде, что кто-то выберет месяц.

Как человек осмотрительный, для тест-драйва я выбрал год. После чего началась индивидуальная работа. Для этого под кабинет врача переоборудовали гримерку ДК.

Стоя в окружении костюмов и париков доктор уточнил, за избавлением от чего именно я пришел. Сейчас понимаю, что надо было что-то пошутить. Сказать, что от скуки. Или от чувства вины перед матерью. Я не выделывался и был краток – видимо гипноз все еще действовал:

- От курения.

Врач хмыкнул, полез в свой саквояж и достал оттуда маленький флакончик, в каких обычно распространяются пробники духов. После чего усадил меня на стул перед собой, попросил расслабиться, взял мою голову в свои руки и начал плавно, как на массаже, вращать ее то по, то против часовой стрелки. Приговаривая то же, что я слышал только что в зале, но в индивидуальной и ориентированной исключительно против курения версии.

- И если ты вдруг начнешь курить, - уютно шептал врач, а потом как заорет во всю глотку: - С тобой случится слепота! Паралич! Смерть!

Я даже не успел уписаться от неожиданности, доктор уже вливал мне в рот какую-то дрянь из пробирки.

- Свободен, – сказал усталый доктор моим расширенно-испуганным глазам. - Во всех смыслах.

Спустя 15 минут я вышел из ДК, закурил, чтобы снять стресс от пережитого, и подумал о том, что, в принципе, это был интересный опыт. Артистично, свежо, эмоционально насыщенно и даже, я вспомнил о картонной елке, зрелищно. Был у метода всего один минус – у меня оставалось всего 10 дней, чтобы найти денег на подарок маме.

А еще после этого случая я стал обладателем чувства собственной особенности. Мне льстило, что я проявил стойкость, не поддался гипнозу и продолжил курить. Я считал себя сильной личностью, неподвластной внушению. Это ощущение улетучилось спустя пару месяцев, когда нас с товарищем на вокзале обобрали цыгане.

 

(с) Максим Щербина