Училась у нас в группе одна девушка — Валя Брыкина. Валька работает в полиции подмосковного города, офигительный кинолог, замужем не была, добрейшей души человек, но дремучая до слез. Это было бы не так страшно, если бы в довесок к этим своим качествам внешне Валька не была бы похожа на инспектора Лестрэйда в исполнении Брондукова.

Наверное, при большом желании она все–таки смогла бы стать привлекательной женщиной, но на внешность свою Брыкиной всегда было наплевать, и она зимой и летом ходила в спортивном костюме, в каких–то придурковатых ботинках и с не очень чистыми волосами. После выкуривания сигареты она всегда что–то сплевывала в окружающую среду, туда же высмаркивалась; а после еды всегда следовала громкая отрыжка. В общем, понятно, что мужчины не становились в очередь, чтобы с ней познакомиться.
С курса на курс она переползала только потому, что каждый преподаватель сразу же понимал: даже если Валька придет к нему на десятую по счету пересдачу, все равно ничего не изменится. И что им придется каждый раз слушать про "овцовый мех", рыбу осетрину и кормление лошадей мясом. Ей ставили тройки, чтобы просто больше ее не видеть. При этом, повторюсь, никакой злобности к окружающим или стервозности за все 5 лет общения в Вальке замечено не было. Поэтому все хоть и прикалывались над ней за глаза, но всегда старались ей помочь как на экзаменах, так и между сессиями.
Именно поэтому я и с решила составить ей компанию, когда на 2–ом курсе нас обязали посетить Дарвиновский музей на предмет ознакомления с экспозицией и написания подробного отчета.
Было понятно, что Валька либо просто заблудится и не доедет до музея, либо не догадается как–то фиксировать увиденное, либо еще что... И вот в один чудный июньский день я транспортировала Брыкину до музея, где мы почти без приключений провели несколько познавательных часов, в течение которых я слушала про то, как Вальке дали на воспитание страшно трусливого кобелька немецкой овчарки, которого задирают все собаки, а он не может им дать сдачи. Восполнив в музейском кафе потраченную психическую энергию и с чувством приобщения к прекрасному, мы двинулись в обратный путь.
Где–то на полдороги нам на глаза попалась вывеска «СЕКС–ШОП», при взгляде на которую Валька порозовела и смущенным басом сообщила, что никогда в жизни не бывала в подобных заведениях. Причем произнесла она это таким тоном, что я сразу же почувствовала себя падшей женщиной, ибо я в подобных заведениях бывала. И не один раз...
Не, я не хочу сказать, что у меня вся квартира утыкана фаллоимитаторами и прочими резиновыми друзьями человека. Просто... ну доводилось мне захаживать в такие торговые точки. И тогда меня осенило, что, может быть, именно там наша Валька, намертво лишенная близких отношений с мужским полом и очень из–за этого страдающая, и найдет себе что–нибудь подходящее. Пусть суррогат, но все–таки...
Минут 15 я уговаривала Вальку зайти в это пристанище зла, вместилище порока и средоточие пошлости. Уломала я ее только после того, как сказала, что мне там надо кое–что купить, но одна я стесняюсь. Смерив меня убийственно–осуждающим взглядом, Валька открыла дверь в магазин и шагнула навстречу своему счастью.
Надо сказать, магазинчик оказался очень даже милым — в нем не было ни одного человека, кроме продавца, и почти весь товар можно было потрогать, погладить, понюхать и только что не примерить. А потрогать и примерить, надо заметить, было что...
Некоторое время Валька стояла в дверях, не решаясь приблизиться ко всему этому силиконово–каучуковому великолепию. Я решила взять инициативу в свои руки и начать ее знакомство с миром индустрии разврата с самого безобидного — с белья.
Этот этап прошел более или менее спокойно. Правда, Валька так и не смогла понять, какой практический смысл в трусах без промежности и бюстгальтерах без чашечек. Ну и ладно.
Следующим этапом было ознакомление с разными полезными предметами, ради которых, собственно, я и привела ее в этот магазин. Поначалу Валька никак не могла разобраться в том коктейле чувств, который бродил в ее крепком теле. То есть с телом–то, видно, все уже было в порядке, а вот мозг полицейского–кинолога из города Н. яростно сопротивлялся, что совершенно ясно было написано на Валькином лице.
В какой–то момент мне порядком надоело заманивать ее к стенду с вибро–фалло–ассорти, зазывно размахивая разноцветными и разнокалиберными членами, и все свое внимание я переключила на кружку в виде лягушки с 20–сантиметровым детородным органом.
Через некоторое время мне стало слышаться тихое бормотание в духе «и чего только люди не придумают! Господи, да где ж они черные–то видели?! Ой, а рот–то кто купит?» Надо отдать должное продавщице. Очевидно, она еще и не такое слышала, потому что стояла рядом со мной с совершенно серьезным лицом и подробно рассказывала о всяких секретах амфибии–членоносца.
«Простите, а вот эти вот ошейнички в какую цену?» — произнес кто–то Валькиным голосом. Мы с продавщицей одновременно обернулись. Голос и правда принадлежал Вальке. Она стояла, держа в руках 2 черных лакированных ошейника, один поуже, другой пошире. Оба были утырканы разнокалиберными шипами и заклепками и выглядели где–то даже солидно.
Пару секунд я поиспытывала комплекс неполноценности от Валькиной продвинутости, пока до меня не дошло, что она уверена, будто эти ошейники предназначены для надевания на братьев наших меньших.
Пока я обдумывала, как бы потактичнее намекнуть Вальке, что в такого рода магазинах не продаются товары для животных, продавщица бросила меня наедине с дурацкой кружкой и взяла Брыкину в оборот. Может, если бы она начала предлагать Вальке другие атрибуты подобного времяпрепровождения, Валька и сообразила бы, что дело нечисто. Но продавщица трясла перед нашим кинологом самыми разнообразными ошейниками и Брыкина, офигевшая от такого внимания к своей персоне и от обилия доселе невиданных моделей собачьей амуниции, раскрасневшаяся и вошедшая в потребительский раж, хваталась то за один ошейник, то за другой и было видно, что ей хочется взять все и сразу на всех полицейских собак города Н.
Постепенно я начала приходить в себя. Я представила, как на поиск выезжают н–ские кинологи с собаками в ошейниках из секс–шопа. Мое воображение тут же дорисовало ищейкам такие же браслеты на натруженных лапках и черные кожаные трусики с вырезом в районе промежности.
Картинка получилась настолько идиотично–абсурдной, что я решила избавить Вальку от позора и все–таки объяснить ей, для кого предназначены эти предметы. Но я опоздала...
Она уже расплачивалась за те два ошейника, которые выбрала с самого начала. Мне стало ужасно жалко Валькину премию, полученную накануне, ибо стоили предметики не по–детски. Сама же Валька излучала сплошную удовлетворенность. В конце концов, подумалось мне, я же хотела сделать Вальку счастливой — вот и сделала. Но когда она спросила продавщицу, нет ли у них чего–нибудь для наказания, я решила вмешаться.
— Брыкина! — рявкнула я. — Здесь НИЧЕГО нет для животных!
— Ага, — с сарказмом произнесла Валька, — а ошейники эти для людей, да?
— Да, Валя, да! — почти уже кричала я. — Для людей, мать твою так!
Валька испепелила меня взглядом и... приобрела плетку. Такую же черную–пречерную, такую же кожаную и такую же дорогущую. Офигевая от Валькиной платежеспособности и дремучести, я потащила ее на выход.
В метро Валька то и дело вынимала из пакета свои приобретения, любовно поглаживала их, рассматривала и восторженно вещала о том, что вот теперь–то на ее кобеля уж точно никто не сможет напасть, а если и сможет, то получит по полной программе. При этом она доставала плетку и демонстрировала, как она будет отбивать его от других собак. И так будет отбивать, и вот так...
Люди, которые не слышали, о чем идет речь, молча пялились на нас во все многочисленные глаза; лицо мое было цвета хорошего украинского борща, а Валька все махала и махала своей плеткой, как Чапай шашкой.
Наконец мы расстались. На следующее утро я, как всегда, опоздала на первую лекцию. Пробираясь к свободному месту, я успела заметить, что одногруппники на меня как–то странно косятся.
Моя подруга, рядом с которой я плюхнулась, на мои вопросы отвечала односложно и в глаза мне не смотрела. В перерыве все прояснилось. Оказывается, Валька, которая приехала намного раньше меня, не успев войти в аудиторию, начала с восторгом рассказывать о том, как здорово мы с ней вчера съездили в секс–шоп. Не в музей, блин, а в секс–шоп! Естественно, нашелся юморист, который, надеясь поприкалываться над Брыкиной, поинтересовался, а что же, собственно, мы там делали? Ну она (святая простота) и выдала, сияя от счастья: «Ой, я так благодарна Светке, что она меня туда затащила! Мы с ней купили два таких классных шипованных ошейника и такую плетку!...»
Даже не буду описывать, на что мне пришлось пойти, чтобы восстановить перед группой свою гетеросексуальную репутацию...