Было мне 4, с небольшим (почти 5). И где-то я простыла, подцепив жесточайшую пневмонию, от которой едва не угасла. Смутно помню, что все время спала и спала, и спала. Что все было безразлично. Именно это мое растительное состояние и насторожило маму: температуры нет, а ребенок тает на глазах. Так я и загремела в больницу больше, чем на месяц. Больница в городе в то время была одна, там и взрослое, и детское, и инфекция (в отдельном здании), и даже психи во флигельке жили. Мама работала медсестрой во взрослом отделении, забегала ко мне, едва выдавалась свободная минутка, но я, к моему неутешному горю, ее видела редко: продолжала спать спом. Даже не просыпалась, когда каждые 4 или три часа приходили колоть болючий пенициллин в мою костлявую задницу, просто стягивала с полужопицы трусельцы и продолжала спать.
О том, что приходила мама я понимала по оставленным ею на подушке чистым трусикам и маечке и огромному венгерскому яблоку. Таких огромных, красивых, сладких и душистых яблок я больше никогда не ела. Я тихо плакала от тоски, от досады, что проспала мамин приход, и давилась кусочками сахаристого фрукта.
Папа пришел один раз, перед отъездом в командировку. И насулил привезти мне белочку.
Воображение мое разошлось ни на шутку: вот она цокает в клетке, скосив на меня свои озорные глазки, вот грызет орешки, вот крутится в колесе. Сны мои стали теперь наполнены этой белочкой.
Потихоньку лечение помогало, и я познакомилась с девочкой из палаты, она была чуть старше меня, такая странная: худая-прехудая, а грудь бочонком и лицо опухшее. Не помню, как ее звали. Была она дочкой санитарочки этой же больницы, страдала астмой (это мама мне потом рассказала): дышала девочка со свистом и хрипами, книжек ей было нельзя - от пыли она заходилась удушливым кашлем, и ее сразу укладывали под капельницу.
Свою болезнь она "заработала", живя в бараке, где стены были поражены грибком и плесенью. Как потом выяснилось, моя мама помогла этой семье "выбить" другое жилье и девочка выписалась в новую квартиру или комнату. Девочка та выписалась раньше меня, а других своих сопалатников я не помню.
Прошло какое-то время.
И вот однажды, открывая глаза от знакомого аромата яблок, вдруг вижу: мамочки! А там рядом лежит белочка! Правда, игрушечная, но такая хорошенькая: пушистая, рыженькая, кисточки на ушках, хвостик! Большая такая белочка! Я обняла ее и уснула счастливая.
Когда проснулась - белочки рядом уже не было. Мама, заскочив меня проведать, обалдела - украсть у больного ребенка игрушку... Меня утешало все отделение, а я впервые сидела и тоненько выла в голос с причитаниями: "Да моя ж ты красавица, моя ж ты белочка, моя ж ты любимая..."
Утром другого дня привезли "по скорой" дочку той санитарки, девочку с астмой.
Медицина того времени не была столь продвинутой, что ли, или долго тянули с вызовом неотложки. Словом, девочку не смогли спасти от стремительно развившегося удушья.
Причина удушья - реакция на ворс с игрушечной рыжей белочки, которую ее мама "тиснула" для своей дочки, пока я спала.
Столько времени прошло, а я помню и белочку, и девочку. И обеих жаль.