Три часа ночи. Ребёнок. Температура. Жаропонижающие не помогают…
Температура и правда зашкаливала, но пятилетний малыш вёл себя достойно. Без единой слезинки дал себя послушать, помять живот. Широко открыл рот, когда надо было осмотреть горло.
Осматривая ребёнка, фельдшер параллельно разговаривал с его мамой, получая на удивление адекватные и точные ответы на поставленные вопросы. Документы тоже были в порядке, что так редко встречается в семьях мигрантов. Наконец, приняв решение, фельдшер повернулся вполоборота в сторону родителей мальчика.
— Простыл ваш ребёнок. Укол делать надо.
Мама кивнула в сторону сына.
— Его спрашивайте.
— Если надо, то делайте, — ответил фельдшеру доселе молчавший мальчик.
Фельдшер с интересом поглядел на больного.
— Больно ведь будет. Тебе раньше уколы делали?
Малыш отрицательно замотал головой.
— Но я потерплю.
— Ну, тогда ложись на живот, — фельдшер набрал в шприц анальгин.
Малыш даже не пикнул, не дёрнулся, когда игла вошла в мышцу.
— Всё, — фельдшер скинул иглу в контейнер и снова заговорил с мамой. — Как я понимаю, в больницу вы не поедете. Тогда с утра вызывайте врача и лечитесь. Сын у вас прям геройский. Эй! Герой! Ты что там?
Пацан, вцепившись зубами в подушку, беззвучно плакал. Инъекция анальгина всегда начинает болеть не сразу, а чуть позже.
— Нормально. Только больно всё-таки, — сквозь немые слёзы проговорил больной.
— Терпи. Скоро выздоровеешь.
Фельдшер подхватил ящик.
***
Четыре часа ночи. Ребёнок. Температура. Эпидемия, блин.
— Вот, — мамаша кивнула на четырёхлетнюю дочь. — Не хотели вас вызывать, но температура зашкаливает, а она отказывается от лекарства. Уж и так уговаривали, и сяк. Ни в какую. Только стонет.
Фельдшер посмотрел на девочку. Та испуганно, но без рёва и истерик смотрела в ответ.
— Ну-с, барышня. Выбираем. Или сейчас пьёшь сироп, или укол сделаю.
Фельдшер достал из ящика самый большой шприц.
Девочка всё так же молча открыла рот, позволив маме влить мерным шприцом жаропонижающий препарат.
— Молодец. Правильный выбор.
— Она у нас вообще девочка рассудительная, — мама поставила дочке градусник и засмеялась. — Даже не знаю, где ей потом жениха искать, чтоб такую рассудительную замуж взял. Одни малохольные какие-то кругом.
— Звоните, если что, — фельдшер подхватил ящик и тоже улыбнулся. — Есть у меня один на примете. Надо будет, скину адресок.
***
Семь часов утра. Взрослый. Температура.
— Их там двое заболели. Если что звони. Дам второй наряд.
— Вот, — наперебой вещала совершеннолетняя парочка общим возрастом лет пятьдесят. — Второй день уже. И насморк, и кашель. Температура то 38 и 5, то 37 и пять. Страшно. Вдруг это пневмония?
— Господа! Через час откроется поликлиника. Вызовете врача, который назначит вам лечение. Скорая лечение не назначает.
— А до восьми нам что, умирать прикажете? — истеричный голос молодого человека, казалось, возбуждал женскую половину кровати.
Утренний неадекват после бессонной ночи взял верх над рассудком.
— Да идите вы… — фельдшер продолжил фразу нецензурным словом, подхватил чемодан и с чувством исполненного долга вышел из квартиры.
***
— Две новости для тебя. Плохая и хорошая, — заведующий разложил на столе бумаги.
— Начинай с хорошей.
— Благодарность тебе. Вот.
На белом листе бумаги — после небольшого благодарственного спича, написанного убористым женским почерком, твёрдой детской рукой, держащей оранжевый карандаш, печатными буквами было выведено "Спасибо, дядя доктор".
— А плохая?
На трёх листах бумаги истекали кровью строчки о невыносимых муках морального и физического характера, причинённых двум влюблённым сердцам, коих не спас от неминуемой смерти неадекватный фельдшер. Больше всего акцент был даже не на мат, исходящий из уст дававшего клятву Гиппократу, а то, что медик не вызвал им врача на дом, как это всегда делается на скорой в Москве.
— Ну так и мы не в Москве, — сказал фельдшер, а заведующий утвердительно кивнул головой. — И почему ты решил, что это плохая новость? Это тоже хорошая новость. Они ж живы, раз через месяц так красочно описали свою неминуемую гибель?
Автор работает фельдшером скорой помощи в Московской области.