Недалеко от нашего дома есть киоск «Мороженое». Обычный такой, серый, ничем не примечательный. Как-то исторически сложилось, что я ни разу ничего там не покупала, но каждый день, отправляясь на прогулку, мы с сыном проходили мимо него.

Декрет — замечательное время. От слова «замечать». Я вдруг стала замечать, что клиенты этого киоска все как один, купив мороженое, вместо прилива эндорфинов испытывают прилив недоумения и ужаса, как будто в маленьком сером окошке увидели привидение с моторчиком.

Вот подбегают к киоску две весело щебечущие школьницы, просовывают в окно смятую сотню и показывают пальцами то на эскимо, то на лакомку, то снова на эскимо, то... Не могут, в общем, определиться. Вдруг их лица вытягиваются, они суетливо забирают из окна две лакомки и сдачу и с подавленным видом плетутся восвояси, опустив глаза в землю.

Вот достойная пожилая дама в шляпке и с приколотой к груди алой розой произносит в окно свой заказ, но уже через минуту сконфуженно ретируется, швырнув мороженое в сумочку, словно противного слизняка. Ее растерянное лицо теперь того же тона, что и роза на брошке, из глаз вот-вот брызнут слезы.

Мое встроенное женское любопытство накалено до предела, и я решаюсь испытать все прелести этого аттракциона на себе, тем более что цена символическая, а компенсация морального ущерба в виде мороженого гарантирована.

— Добрый день!

Я вглядываюсь в полумрак киоска и вижу в глубине очертания чего-то очень внушительного. Оно хранит угрюмое молчание, как спящий вулкан.

— Мне, пожалуйста, пломбир в стаканчике.

Огромный неповоротливый вулкан разбужен. Он неспешно, но угрожающе выдыхает из прокуренных легких хрипяще-свистящий ответ:

— Пххчшчшь приготовила?

Вулкан в серой телогрейке надвигается на меня через окошко, и я чувствую, как по спине пробегает холодок, несмотря на +18° за бортом.

— Что, простите?

Задавая этот вопрос, я уже рискую, но риск — дело благородное.

— МЕЛОЧЬ, говорю, приготовила??? Двац два писят. Я щас на перерыв закрываюсь, буду я еще тебе сдачу искать.

Из недр вулкана тлеющими угольками сыплются ужасные проклятия. Что-то про «понаехавших», «малолетних», «безмозглых» и всякое непечатное.

— Да, приготовила.

Чего-чего, а мелочи у меня в избытке. Высыпаю на тарелочку двац два писят и получаю заслуженное мороженое. Вулкан снова впадает в спячку, бурча что-то себе под нос.

Ну вот и все, страшная тайна серого ларька для меня раскрыта. И понятны чувства униженных и оскорбленных клиентов. Но теперь я так просто не уйду.

— У вас такая работа классная! — я вкладываю в эту фразу всю гамму радости, на какую только способна.

— Че? — взгляд исподлобья настолько хмур и недобр, что я невольно сглатываю. Но отступать некуда.

— Работа у вас, говорю, замечательная! Я вам даже завидую. Вы же дарите людям радость! Мороженое ведь все любят, как не любить! А у вас его целый склад! — меня несет, как того самого Остапа.

В зловещем молчании вулкан выполняет в уме сложные операции. Он озадачен. На огромном хмуром лице — отпечаток титанических интеллектуальных усилий.

— Да? — выдыхает в меня вулкан, и я слышу в этом «да?» крохотное зерно заинтересованности.

— Ну конечно! У вас прекрасная работа! А еще... вы так здорово считаете в уме, совсем без калькулятора! — я не сдаюсь, я использую свой шанс до конца.

Продолжительная пауза. Вулкан сверлит меня взглядом глубоко посаженных тусклых глаз. Я улыбаюсь совершенно искренне и открыто: как гуманитарий, я, конечно, уважаю тех, кто на «ты» с точными науками.

— Правильно, — поддерживаю я. — У вас же сейчас перерыв? Давайте мы с сыном вас мороженым угостим и вместе на солнышке посидим? Вот еще двац два писят, держите.

Отсыпаю на тарелочку горсть монет и вглядываюсь в кратер вулкана. Он потух, он закрылся, он себе на уме. Перед моим лицом захлопывается серое окошко. Похоже, это конец.

И вдруг открывается боковая дверь, и на нас с сыном надвигается самый крупный вулкан в мире. В одной руке мороженое, в другой — газета. «Это штоб на лавку постелить, покрашена же!»

Мы сидим, едим мороженое и болтаем обо всем. О том, что Людмил Тимофевна очень устала и хочет в отпуск, о том, что к ней практически не привозят внуков, а она так скучает, о том, что цены растут, а зарплата нет, о бескультурных приезжих, конечно, тоже. О том, что у всех кто-то есть, а у нее только кот да радиоприемник.

Но Людмил Тимофевна, а как же люди, которые приходят к вам каждый день со всей округи? Не за калориями на самом-то деле приходят, а за радостью. Они ведь тоже ваши, а вы — их. Ведь достаточно только улыбнуться, и они уже не посторонние, а друзья. Так просто и так круто! А еще вон небо какое, и солнце, и лето на носу...

Мой сын бегает вокруг и вдруг приносит ей одуванчики. Лицо Людмил Тимофевны просветлело, вековые морщины разгладились. Она, не побоюсь этого слова, смущена.

Перерыв окончен, мы сдержанно прощаемся, и каждый идет по своим делам.

К киоску подходит пожилая пара. Они расплачиваются, забирают мороженое и, беззаботно хихикая, как подростки, продолжают прогулку.