Балет я не люблю с детства. Лет так с пяти, точнее, с тех пор, когда мы откинулись с прекрасных сахалинских ебеней, где папа проходил службу после академии, прямо в исторически родную культурную столицу бывшей империи. 
И, пока дедушка радостно жамкал любимых внуков, бабушка как-то поджала губы жопкой, осмотрела критическим взглядом наше семейство и сказала: «Мда… Я почему-то думала, что у меня внук и внучка, а мне двух сорванцов привезли». Я хотела было что-то вякнуть про «Бабушка, ты что, совсем не видишь? Это же я, твоя любимая внучка!», но, пока соображала, импульс действий моих родственников понёсся скачками. Одновременно родители спрятали мой лохматый организм в потёртых, но зато чистых!, джинсах «Монтана» и с гавкающим Тобиком в руках, куда-то подальше от глаз привередливой старушки и дали подзатыльник ржущему старшему, а дед основательно вздохнул и сказал: «Настя, не трогай ребёнка. Перерастёт и генетика возьмёт своё. Окультурится».
Только, бабушка, вздохнула,сказала: «Ребёнка нужно спасать!» и начала действовать. Вот сейчас, с возрастом, я всё больше подозреваю, что основным мотиватором её действий была та самая генетика, только не моя, а дедовская. Она, генетика, вместе с дедом, напрочь отказывалась выгуливать бабку по театрам и прочим выставкам, и когда, в лице меня, появился повод, им просто радостно и вприпрыжку воспользовались. 
Но, это не точно. Факт лишь в том, что меня наряжали в розовое и воздушное, изымали Тобика и выгуливали по бесконечным премьерам и экскурсиям города-музея. Апогей наступил, когда бабушка, пошерстив по каким-то своим бабушкинским связям, достала билеты в Мариинку. 
«Лебединое озеро». К походу готовились тщательно и торжественно. Даже я прониклась и молчала, когда в день балета меня уже по традиции нарядили в воздушное и розовое, отняли Тобика и пистолет, завязали большой бант и выпихнули с бабушкой из квартиры.
В фойе театра пахло нафталином от бесконечных меховых горжеток театралок и общей пафосностью. Нам выдали бинокли и буклетики и пнули по направлению к залу.
Дальше началось действо во время которого я сидела смирно минут десять, пытаясь одуплить, что тут и к чему, но потом не выдержала. 
- Бабушка, когда они уже петь то будут? – спросила громко.
Люди заоборачивались, бабушка налилась румянцем и велела заткнуться. А, чтобы сгладить повеление, сунула тот самый буклетик, выданный на входе.
По меркам советского ребёнка он был красив. Впрочем, тогда каждая необычная бумажка могла вызвать трепет в нежном детском организме.
- Ух ты! – сказала я с такой же живостью и азартом, как моя Кошка, когда тащит всякий хлам себе в «Кошке нужное».
- Либретто! – важно произнесла бабушка.
- Либ-что? – не поняла я, но, потом увидела буквы и начала читать. Минут за 15 осилила то, что актёры собирались прыгать в четырёх актах, а дальше мне опять стало скучно. От скуки начала рассматривать зал. Зрители восхищённо следили за происходящим. Но, я то думала, что они туда пялятся просто от любопытства, не догадавшись прочитать буклет с содержанием. Других поводов смотреть на ужимки мужиков в трико и баб, у которых из под юбок видны труселя, прям как у маленьких, моя детская фантазия придумать не могла. А поскольку я была девочка не только логичная, но и добрая, то тут же начала делиться знаниями с окружающими.
На этом мой поход в Мариинку и закончился. Это был рекорд. Я не дожила даже до буфета.
С тех пор бабушка ограничивалась бесконечными музеями и театрами. Там, где на сцене главенствовал разговорный жанр, мой внутренний злобный гном не бунтовал и я спокойно высиживала все действия.
Второй раз балет меня настиг в нежном возрасте романтики и первой любви. По иронии, это опять была Мариинка с «Лебединым озером», припершаяся в Запорожье на гастроли. Третий или четвёртый состав. Не суть. Но, это было событие. И мой тогдашний кавалер, в порыве страсти и жажде подвига во имя, приобрёл билеты во второй ряд.
Сцуко, лучше бы он мамонта убил! Но, нет. 
А я же тоже влюблённая и в романтике. Ведь знала же, что балет не моё, но, кивнула китайским болванчиком, и под ручку с принцем, понеслась приобщаться к прекрасному.
К тому возрасту частично сбылись дедушкины пророчества насчёт окультуренной генетики. Я знала «Лебединое озеро» по звучанию и у меня были девятисантиметровые туфли на шпильке. В остальном, изменилось мало.
Вдобавок, балет «давали» в концертном зале имени Глинки.
Особенностей это накладывало две. 
Первая – зал, задуманный как симфонический, обладает совершенно потрясающей акустикой, благодаря чему, в нём равно громко, с эхом и прихлопами звучит и симфонический оркестр и тыгыдыманье стайки маленьких лебедей. 
В результате, со второго ряда складывалось стойкое впечатление, что по сцене прыгают скаковые лошади, рискующие проломить пол нафиг. 
Но, эта первая особенность, напрочь меркла, по сравнению со второй. В наших провинциях, по сравнению с Мариинкой, сцена так себе. Маленькая сцена, прямо скажем.
Вероятно, репетировавшие на родине лебеди, не учли этой гастрольной особенности, потому что в порыве танца регулярно влипали в кулисы. 
Танцуют такие, танцуют, бац, скрылись, секунд тридцать ничего не выдаёт Штирлица, кроме громкого топанья из-за кулис, потом появляются, и продолжают плясать, как ни в чём не бывало. 
Особо эффектно смотрелись выкиды балерин из поддержек. Когда они туда улетали.
Апогей ожидаемо наступил. При одном из таких прыжков, откуда то из-за кулис, куда секунду назад улетела балерина, раздался характерный металлический грохот.
Всё. Дальше я балет уже не смотрела.
Хотя, нужно заметить, в тот раз я продержалась аж до второго действия, то есть, прогресс, безусловно, присутствует. Возможно, если сходить ещё пару раз, то досижу до конца. Только, не хочется. Ну вас нафиг, с вашим прекрасным и духовным ещё.
Больше балета я не люблю только оперетту. В оперетте меня бесит вообще всё. Так что, в чём-то бабушка была права. Хорошо, что в балете хоть не поют.

(с) О.Кононова