Поразившая меня Story, произошедшая с моим знакомым, не получила никакой известности, не вызвала никакого резонанса, никакого, как сейчас говорят, хайпа. Хотя уровень именно хайпа здесь запредельно высокий, настолько Story невероятная, неправдоподобная и явно покруче, чем бесчисленные истории о смене внешности, цвета кожи, о смене пола и прочих чудесах и достижениях пластической хирургии.
Можно сравнить, ну разве только со всем известной историей о том, как симпатичный талантливый черный мальчик, в результате искусных пластических операций, стал очень красивым, похожим на очаровательную барышню, белым молодым человекoм.
С моим знакомым произошла такая же метаморфоза, но ровно наоборот - из симпатичного белого парня он превратился в нарочито некрасивого, скорее даже уродливо-безобразного черного чувачка.
А самое интересное и невероятное здесь в том, что никакой шумихи , в отличие от Майкла Джексона и других менее известных фриков, желающих обратить на себя вниманиe, и получить максимумом хайпа, Эдику и на фиг не надо было. Все что он делал и сделал было совершено исключительно для себя; и не то что рекламировалось, а напротив, тщательно скрывалось.
***
С Эдиком я познакомился на курсах по изучению голландского языка, в первый год моей жизни в Нидерландах.
Это был приятный, двадцативосьмилетний парень из Санкт Петербурга. В отличие от меня, которому знание языка было необходимо для профессиональной карьеры, Эдик с голландским особо не парился и учился на курсах легко, беззаботно и без особых успехов. Общался с людьми на английском, которым он владел неплохо, (ну если конечно не считать pronunciation), с небольшим добавлением голландских слов и фразиологических оборотов, оставшихся в его голове от посещения курсов.
В Голландию он попал тоже легко и просто, очаровав толстенькую, не очень красивую, но милую и веселую Маряйку - студентку славянской филологии, когда она была в его родном Санкт Петербурге, на языковой практике.
Познакомились, погуляли, официально поженились и Эдик на законных основаниях поехал жить в Гронинген с молоденькой супругой.
Как он сам говорил - его Голландская жизнь не многим отличалaсь от прежней Петербургской. Он и там-то никогда не работал, а тусовался в роковой тусовке; изредка что-то зарабатывал, выступая барабанщиком в каких-то металло-подвальных рок группах.
Для начала зачем-то наврал мне, что он закончил Петербургскую консерваторию, но узнав что я профессиональный музыкант, не начал выкручиваться и врать дальше, а просто попросил никому не рассказывать о том что он даже не знал где эта консерватория находится. Эдик объяснил что парит ни для каких-нибудь promotion, а по-приколу.
Я не стал его выдавать, тем более что как роковый друмер, а это поверьте, отдельная и очень непростая специализация, он оказался велоколепным и в в местную металло-подвально-сквотовую тусовку прекрасно вписался.
Опять же, мне здесь слишком часто встречаются дамочки – ‘’выпускницы’’ Московской, Питербургской, Киевской консерваторий, которые на просьбу напомнить мне кварто-квинтовый круг, или подсказать в каком размере поется ‘’Happy Birthday to You’’ - с возмущением отвечают, что такой фигней у них в консерваторияx не занимались, а занимались исключительно искусством; что на понты Эдика я не обиделся и лажать-разоблачать его не стал.
Мы даже несмотря на разные мировоззрения, вкусы и 20 лет разницы в возрасте, слегка подружились и несколько раз вместе выпивали.
А однажды он заманил меня поиграть с ними на флейте в каком-то кошмарном, насквозь пропахшем анашой сквоте. Я и поиграл, не без удовольствия. Особенно меня прикололо то, что гитары у них были настроены на полтона ниже положенного и мне пришлось весь концерт отчесать в ми-бемоль и ля-бемоль миноре - джазовых тональностях, совершенно не применяемыx в роке.
Эдик объяснял мне, что если он изловчился в Совке никогда не работать, то уж здесь-то об этом и речи быть не может, потому что общество у них гуманное и свободомыслящих людей не дескриминитует, а поддерживает: ‘’Ну если у них так положено, чего ради я нарушать-то буду?’’
Он и не нарушал, а жили они с Маряйкой в многоквартирном социальном доме и получали социальное пособие. Не много конечно, но свобода дороже, да и запросы у них были не амбициозные.
Но планы на будущее у Эдика были. Он намеревался создать крутую рок команду, которая получит мировую известность, славу и соответственно немерено бабла.
К тому же он совершенно серьезно изобретал офигенный велосипед, которому принадлежит будущее. Убеждал меня, что он произносит новое, еще никогда и никем непроизносимое слово в велосипедоизобретательстве и в самом ближайшем времени, представители крупнейших и крутейших велосипедопроизводящих концернов выстроятся в очередь и будут умолять Эдика продать им уникальные чертежи гениального изобретения - велосипеда ХХI-XXIII векoв.
Эдик мне даже показывал какие-то чертежи, на которые я смотрел с большим уважением, потому что я не в состоянии начертить даже чертеж садовой табуретки. А я всегда уважал то к чему сам не способен.
И третий вариант светлого будущего заключался в престарелой двоюродной бабушке - в прошлом профессоре каких-то космических наук Колумбийского университета в Нью Йорке, а сейчас почти девяностолетней пенсионерке, живущей во Флориде в пансионате для состоятельных пожилых людей и любящей своего внучатого племянника. Любящей настолько, что они ночами беседуют и даже играют по телефону в шахматы. А дело было в конце 90-х и еще никаких шаровых скайпов, вотсапов и прочих мессенджеров не было и поиграть по телефону в шахматы было под силу только очень обеспеченному человеку.
И тут Эдик не врал. Маряйка подтверждала – что, да, действительно, они часто беседуют и играют в шахматы ночами.
***
Языковую школу я успешно закончил, сдал экзамен, получил диплом, благодаря которому имел теперь право преподавать в музыкальных школах. Эдик экзамен не сдал, да ему это и не надо было.
Примерно через год встретились мы с ним случайно в городе и он с энтузиазмом сообщил мне, что рок, а особенно Heavy Metal is Bullshit и фигня для лохматых инфантильных нариков, а настоящая музыка - это музыка континентальной Африки. И сейчас Эдик играет и дружит с тремя талантливeйшими парнями из Намибии:
- Дружу - это еще мягко сказано. Мы мыслим одинаково, у нас совершенно идентичные эстетические воззрения, музыкальные вкусы, жизненная философия; и больше того, со временем я намерен и выглядеть так же как мои друзья. Вот видишь - я уже начал продвигаться в этом направлении.’’
И действительно. Вместо пышной роковой прически, на голове у Эдика были покрашенные в черный цвет мелкие кудряшки, что-то наподобие шестимесячной завивки у дамочек из 70-ых, но очень короткие.
Я поинтересовался. - А как-ты умудрился так жестоко загореть? Ездил куда-нибудь в южные края?
- Нет, зачем ездить? В фитнесцентре каждый день по часу под лампой лежу, вот и загорел.
На мой взгляд ничего африканского в Эдике не появилось, но зато теперь, глядя на него, вряд ли кто-бы усомнился в его принадлежности к ЛГБТ сообществу, что подчеркивалось его идиотской одеждой - очень узкие, обтягивающие, ярко-зеленые, блестящие, короткие, какие-то велосипедные - штанишки, слишком свободнaя, с нарисованными огромными багрово-красными губами t-shirt и желто-красные кеды. На шее виселo много амулетoв на кожаных веревочках, и на руках были тяжелые железные ожерелья.
Выглядел он настолько экстравагантно, что даже супертолерантные голландские прохожие поглядывали на него недоуменно-заинтересованно и тут же отводили глаза; и смотрели с удивлением, и как мне показалось, с осуждением, на меня.
Мне стало, что называется, не в жилу; и я, пообещав позвонить, быстренько распрощался с Эдиком.
Больше я Эдика не видел никогда. Все что произошло с ним дальше, я узнал от жены Эдика - Маряйки, встретив ее примерно через два года, на дне рождения у нашего общего приятеля - басиста из рок группы, в которой раньше барабанил Эдик.
***
Маряйка рассказала историю своего исчезнувшего мужа:
Сначала было все нормально. Эдик с ребятами создали группу, исполняющую этническую африканскую музыку.
Группа состояла из четырех музыкантов, каждый из которых играл примерно на десяти различных оригинальных африканских ударных инструментах, всяких там - джембе, дарбука, калимба, бонго и различные варианты ксилофонов; и все музыканты пели - если конечно считать их горловые эмоциональные выкрики пением.
Kонцерты у них были. Их приглашали на всякие тусовки в сквоты. И даже пару раз, и небезуспешно, они выступили на фольклорных фестивалях.
Но через полгода - один из барабанщиков-певцов женился, вернее вышел замуж за богатого, пожилого, довольно известного в прошлом актера из Амстердама; другой передозился и после реанимации попал в наркологический диспансер; третий - добровольно, соскучившись по своим женам и детям, уехал на Родину, в Намибию.
Эдик искал новых музыкантов, чтобы продолжить перспективный проект. Но неожиданно получил сообщение из Америки о том, что его двоюродная бабушка скончалась в возрасте 92 года и упомянула Эдика в завещании. Согласно этому завещанию, Эдик может и должен получить банковскую карточку American Express, на которой лежит очень значительная сумма.
Маряйка слышала от Эдика, что речь идет чуть ли не о полмиллионе долларов. И Маряйка этому верит, потому что перед отъездом Эдик перевел на ее счет огромную сумму - 100000 долларов.
Куда Эдик истратил остальную сумму, Маряйка тоже знает. Все эти огромные бабки перешли к супервысокопрофессиональному, лучшему в своем деле, самому дорогостоящему пластическому хирургу из Швейцарии; в клинике которого, высоко в горах, Эдик провел с небольшими перерывами почти два года.
***
Первым делом Эдик решил утолщить себе нос и губы что швейцарский мастер успешно и совершил.
После этой первой операции Эдик приехал в Гронинген. Выглядел он ужасно - какой - то белокожий папуас. Приехал чтобы проститься с Маряйкой. Передал ей сто штук баксов, поблагодарил за все и написал доверенность на расторжение брака в его отсутствие.
Снова поехал в Швейцарию - удлинять себе уши. Удлинил сантиметров на десять, вставил в них огромные кольца и прислал фото Маряйке. (Я тоже видел. Маряйка показывала. Мне понравилось.)
Следующая операция была самая сложная, самая нужная и самая дорогая. В результате этой операции Эдик стал черным как сапог парнем, с толстым носом, толстыми вывороченными губами и длиннющими ушами.
Маряйка поехала в Швейцарию, встретилась с Эдиком. Не узнала его и испугалась. От прежнего Эдика не осталось ничего, да и звали его теперь не Эдик, а Годлумтакати - что означает Сдерживающий.
Поговорить с Эдиком тоже практически не удалось. Единственно что поняла Маряйка - это то, что, Эдик, вернее Голдлумтакати, скоро уедет навсегда куда-то на границу между Танзанией и Кенией и посвятит остаток своей жизни служению богине Бунси. Он сообщил, что в племени Масаи, у верховного служителя богине Бунси, во время служения, барабанщики своей игрой вызывают дух богини. И одним из этих барабанщиков он и станет.
Маряйка сходила на прием к знаменитому главному врачу клиники-санатория. И тот уверил ее - что никаких психических расстройств у Эдика нет и не было, и все что он совершил, он совершил и продолжает совершать в здравом уме и по своей воле. Никаких воздействий извне на него не было. И случай Эдика хоть и оригинальный, но не уникальный - у них в клинике происходят и более странные, удивительные вещи. Люди вправе поступать так как они считают нужным, и в этом и заключается истиная свобода, доступная, впрочем, только тем людям, которые в состоянии оплачивать невероятно дорогие услуги клиники.
***
Дальнейшая судьба Эдика- Годлумтакаки никому неизвестна. Попытки Маряйки разыскать его не увенчались успехом.
P.S. Своими ста штуками баксов Маряйка распоряжается очень по-голландски - бережно и разумно.
Единственно на что она потратила часть своих денег - эта поездка в Швейцарскую клинику, для небольшой пластической операции, после которой Маряйка стала очень симпатичной, хотя и несколько полноватой девушкой.

(с) Vladimir Anisimov