Один наш поэт приехал в Лондон, буквально на два дня, прочитать лекцию. То есть на самом деле свои стихи, но принимающая сторона оформила это именно как лекцию о современной русской поэзии. Но все знали, что это будут именно стихи, и всё прошло очень хорошо, включая неформальное общение с читателями в недорогом итальянском кафе. Потому что настоящие лондонские пабы были полны народу, и туда никак нельзя было набиться большой компанией, да еще чтобы спокойно поговорить.
Но не в том дело.
Наутро, когда поэт, с больной головой после вчерашнего, сидел в кресле и уговаривал себя начать, наконец, складывать чемодан – в дверь постучали. Поэт слегка растерялся и не ответил. Через несколько секунд раздался щелчок дверного замка.
Дверь открылась. На пороге стояла худенькая темноволосая женщина. Индианка, скорее всего. В левой руке у нее был большой пластиковый пакет с мусором. В правой – что-то вроде швабры.
- Sorry! – она увидела поэта в халате.
- After twelve, please! – сказал поэт и объяснил: – I check out at twelve o’clock.
- Sorry, sorry, sorry! – она шагнула назад и собралась было закрыть дверь.
- One moment! – вдруг крикнул он. – Stay for a moment!
- Yes, sir?
***
Голова трещит, и вообще сил нет и двигаться неохота, - подумал поэт. Почему бы не попросить ее собрать чемодан? За десять фунтов. Разве плохо? Просто показывать ей, что брать из шкафа. Белье, рубашки, добавочные брюки, парадные ботинки завернуть в пакет и уложить, ну и прочую мелочь – зубную щетку и расческу пихнуть в несессер, а несессер – в чемодан. Пять минут побыть этаким киплинговским сахибом. Сидишь себе в кресле, кутаясь в махровый халат, а безмолвная индийская красавица складывает твое белье. Благодать. Умели жить, черти…
Но в эту самую секунду поэт представил себе, как сегодня вечером жена начнет заботливо разбирать его чемодан, и вдруг резко выпрямится, картинно и гневно тыча пальцем в его белье:
- А это что?!
- Что? – растерянно спросит он.
- Нет, это я спрашиваю, что?! – и она покажет ему длинный черный волос, ярко видный на фоне его мятой белой майки.
Он примется горячо и сбивчиво объяснять, что утром дико болела голова, и вообще сил не было, а тут была уборщица-индианка, и он ее попросил сложить чемодан. За десять фунтов…
- Не мог ничего складнее придумать? – возмутится жена. – Ты же поэт! Уборщица-индианка, это надо же так себя не уважать… За десять фунтов! Тоже мне, Киплинг на полставки!
***
- Yes, sir? – повторила горничная, стоя в дверях.
- No, no, no! Nothing! After my checkout. After twelve!
Она кивнула, улыбнулась и закрыла за собой дверь, а поэт, вздыхая и матерясь вполголоса, начал складывать чемодан.
***
- А это что?! – вдруг спросила жена, когда он добрался до дому, они попили чаю и она начала разбирать его чемодан. – А ну, иди сюда!
- Где? – спросил он. – Что?
- Нет, это я спрашиваю, что?! – она картинно и гневно держала двумя пальцами длинный черный волос.
- Понятия не имею! – он пожал плечами
- Придумай, чтоб я поверила! – презрительно сказала она. – Ты же у нас поэт.
- И ничего придумывать не собираюсь, - сказал он. – Просто там в гостинице почти все горничные – индианки. Ну или пакистанки, не знаю. Горничная вполне могла уронить свой волос на ковер. А я вполне мог потом уронить на ковер свою майку…
- Потом – это после чего? – усмехнулась жена.
- Какая чушь! – возмутился он.
- Полнейшая чушь, - сказала она, пиная его чемодан. – Горничная-индианка и поэт из Москвы. Тоже мне, Киплинг на полставки!

(с) Denis Dragunsky