Несколько лет назад мой любимый дядя Витя принял решение, что скоро умрёт, поэтому объявил срочный сбор своих племянников и сыновей.

Будучи практикующим врачом с многолетним стажем, он смело поставил себе смертельный диагноз.

Дядя и на самом деле лежал в реанимации после перенесённой тяжёлой операции, но со слов хирургов никаких предпосылок к скорому расставанию не было, поэтому мы не особо волновались и, предварительно закоррумпировав медсестру коробкой дорогих конфет, аккуратным полукруглом в две шеренги выстроились в его палате.

Ему продолжали колоть какие-то наркотические болеутоляющие, отчего он периодически закрывал глаза и храпел, но затем просыпался, удивлённо смотрел на нас, чуть погодя вспоминал, почему его племянники тут, успокаивался и снова выключался.

Так продолжалось не очень долго. Наверное, около десяти минут, после чего дядя Витя окончательно проснулся и властным голосом потребовал приподнять его повыше.

Он попытался поковыряться в ухе указательным пальцем, но из руки торчала капельница и ухо почесать не получилось.

- Йопваюмат! - тихо выругался дядя и через голову почесал правое ухо левой рукой.

- Мои мальчики! Я умираю.

Раздался недовольный ропот из недр двух шеренг, но он нервно поднял правую руку, повторно обнаружив на ней трубку от работающей капельницы.
- Йопваюмат! - выругался он ещё раз и продолжил:
- Я прожил долгую жизнь, хотя, когда мне было двадцать пять лет, то не надеялся дожить даже до сорока. Проклятая язва постоянно кровоточила в моём желудке, и каждый раз мне приходилось отчаянно бороться за жизнь. Теперь, когда я почти дожил до восьмидесяти, эту язву вырезали, но к несчастью она слишком глубоко проросла, затронув близлежащие органы. Жить мне осталось недолго.

На некоторое время в палате воцарилась тишина.

Лишь аппарат искусственной вентиляции лёгких мерно жужжал, обеспечивая кислородом пациента на соседней койке.

Дядя уснул в очередной раз.

Прошло ещё минут десять, а Виктор продолжал спать, поэтому мы решили уйти.

Ручка двери в палату реанимации громко скрипнула.

- Я ещё не закончил! - возмутился он, слегка закашлявшись.

Мы быстро вернулись на свои места.

- Мои мальчики!
Перед лицом смерти я хочу, чтобы вы поклялись мне хранить братские чувства друг к другу, помогать, быть всегда рядом и в трудную минуту, и в минуту радости!

Сначала старшие, а затем и младшие племянники сбивчиво дали клятву, а любимый дядя, с застывшей на лице блаженной улыбкой, снова закрыл глаза.

Несколько секунд спустя, он вздрогнул, широко раскрыл глаза, скривил лицо в странную гримасу, похожую на сожаление-усмешку-призыв к действию одновременно и решительно заявил:
- Запомните мои слова: пейте, пока вам пьётся, курите, пока позволяет здоровье, любите женщин, пока можете, веселитесь, живите полной жизнью, йоппиёмат! - после чего окончательно затих.

Грешным делом я подумал, что он на самом деле отправился в мир иной и наклонился к нему поближе, чтобы послушать его дыхание.

Дыхание было ровным и глубоким.
Под действием наркотического препарата дядя Витя наконец-то сладко уснул.

Через минуту в палату ворвался заведующий реанимацией и в грубой форме, с обилием обсценной лексики в речи выгнал всех к чёртовой матери.

Многие из нас, конечно же, и пили и курили и, что греха таить, были не женаты, но такого откровенного призыва от старшего никак не ожидали.
Поэтому были весьма озадачены, решив, что дядя Витя, всю свою жизнь боровшийся с нашими вредными для здоровья пороками, окончательно разочаровался и перед смертью махнул на нас рукой.

Нам стало невыносимо стыдно, и двое из братьев поклялись немедленно бросить курить, один решил навсегда завязать с алкоголем, а самый старший неженатый брат и вовсе задумал жениться этой же осенью.

Спустя три дня, был объявлен повторный сбор, но уже не в реанимации, а в простой, хотя и довольно уютной палате хирургического отделения больницы.

Дядя выглядел неплохо, даже можно сказать, хорошо.
Правда, в его взгляде чувствовалась некая тревога.
Он то и дело поправлял одеяло, ковырялся в носу, чесал брови и уши, непременно приговаривая «йопваюмат».

Наконец, разрезая тишину своим низким с хрипотцой голосом, Виктор заговорил:
- Мои мальчики! Кажется, я на днях сказал вам кое-что лишнее. Так вот.
Это было сказано под воздействием наркотического обезболивающего.
Поэтому я вас прошу забыть мои бредовые наставления.

Я смело шагнул из шеренги и удивлённо развёл руками:
- ВиктОр! Я не понял?! Со вчерашнего дня я курю, бухаю уже сутки и завёл себе парочку смазливых подружек! И знаешь, мне такая жизнь очень нравится!

Дядя Витя расплылся в блаженной улыбке, подозвал меня к себе указательным пальцем, попросил наклониться и тихо прошептал:
- Откровенно говоря, и мне такая жизнь нравилась...
После чего отвесил правой рукой с трубочкой от капельницы звонкую пощёчину и громко сказал:
- Мой отход в загробный мир откладывается на неопределённый срок, поэтому никаких сигарет и алкоголя! Ясно вам?! - затем погрозил нам кулаком правой руки, отчего трубочка от капельницы окончательно отлетела.
Со словами «йопваюмат» он вставил трубочку на место и потребовал очистить помещение.

Дядя Витя и теперь продолжает жёстко контролировать племянников и даже их детей, периодически устраивая воспитательные сборы у себя дома, которые непременно превращаются в грандиозные семейные праздники.

И дай Бог, чтобы в его добрые руки на воспитательные беседы попали ещё правнуки и все дети детей племянников, плотно выстраивающиеся перед ним в шеренг этак шесть или семь...

(с) Alan Moon