Когда я пришла работать в Очень Секретный Институт, меня тут же выперли то ли поднимать, то ли подпирать сельское хозяйство. Наверно, в сельском хозяйстве я могла принести больше пользы. Или нанести меньше вреда обороноспособности страны.

Было нас человек 30, готовить мы должны были себе сами. Умею-не-умею — не считалось, все строго по очереди. Мне повезло, я попала в поварихи вместе с девицей, которая знала не только то, что прежде чем жарить яйца, их необходимо разбить.

Народ после обеда отбыл на зерносушилку. А нам возчик должен был привезти коровью ногу с фермы.

Ничто не предвещало. Но гром грянул. Возчик несколько расплывчато возник в дверях кухни и сказал:

— Девки, ко мне свояк приехал, не могу я на ферму. Вон я вам коня привел, ехайте сами, тут близко, только животную мне не угробьте, животная — скотина государственная, деньжищ стоит, — повернулся и синусоидально удалился к своей хате.

— И не мечтай, — сказала мне напарница, — я их боюсь, они кусаются и копытом могут врезать. Давай ты, ладно? А я вечером всю посуду помою.

Предложение насчет посуды было заманчивым. Мы обошли вокруг коня и телеги, держась на приличном расстоянии. Заподозривший неладное конь предостерегающе заржал.

— Во! Видала, какие у него зубы?.. То есть я хочу сказать, что лошади не все время кусаются, почему он тебя кусать должен? Ты ж в телеге будешь, он не достанет. Я и посуду, и кастрюли вымою, честное слово! Я читала, ничего сложного — тпру! но! — и вожжами, знай себе, управляй.

Вот тут я хочу сказать всем родителям: учите своего ребенка говорить “Нет!” Одну идиотку вовремя не научили, и она забралась в телегу, взяла вожжи и сказала:

— Но!

К моему удивлению, конь пошел. Чувство своей тележно-наезднической крутизны прошло минуты через три, когда конь свернул налево, куда нам с ним было не надо. Вернее, мне было не надо, а у него имелись свои планы. Я ему сказала:

— Тпру! — и натянула вожжи.

Конь презрительно отмахнулся хвостом. Я даже соскочила с телеги и, забежав вперед, начала махать перед конем руками, но конь отпихнул меня своей мордой. Пришлось опять запрыгивать на телегу, пытаться управлять вожжами, орать нечеловеческим голосом “тпру!” Конь моими воплями не заморачивался, шел себе как шел, пока не пришел в овсы. Ну, я решила, что это овсы. Для коня как-то логичнее забредать в овсы, нежели, скажем, в какое-нибудь просо. Короче говоря, он влез в эти самые овсы и начал пастись вместе со мной и телегой. Я хотела было оставить его тут и бежать в деревню за помощью, но подумала, что — не дай бог — уведут, а срок за конокрадство (докажу ли еще, что не состояла в преступном сговоре с ворами) по любому больше срока за потраву совхозных угодий.

И вот вам картина, чистая пастораль: овсы до горизонта, облака плывут белыми замками по высокому блекло-голубому небу, конь, знай себе, хрупает, а я безуспешно уговариваю наглую животную вести себя прилично.

Натрескавшись, конь выехал из овсов и пошел гулять дальше. Он свозил меня к речке, напился, сам развернулся, чуть не перевернув при этом телегу, потом мы еще поездили вокруг какого-то леска, вернулись в деревню и начали щемиться в чей-то огород, дабы внести туда маленько разора.

Тут я поняла, что наступило время “Ч”. Если потравленные овсы были казенными, то огород частный, и за действия этой государственной скотины я рискую схлопотать по полной. Опять-таки в памяти весьма кстати всплыло слово “уздцы”. Определив примерно, что тут может называться уздцами, я ухватилась за них и таки смогла выволочь недовольного коня вместе с телегой почти уже из огорода. Так и вела его до фермы — под уздцы. Конь обиженно фыркал — не ожидал от меня такого свинства. Но из нас двоих весь в мыле был не он.

В общем, выехали мы часа в два дня, на ферму пришли к восьми.

Господь услыхал мои молитвы: ногу погрузили, и в телегу забрались две доярки. Одна сказала мне, давай, мол, погоняй, услыхав, что конь плевать хотел на мои погоняния, взяла дело, то есть вожжи, в свои руки. Нас с ногой мигом домчали до кухни.

Напарница моя выскочила в крайнем озверении:

— Ты где была? У тебя совесть есть? Я тут, как раба крепостная, не присела, а она барыней разъезжает!

Конь, зараза такая, состроил умильную невинную морду — в стиле козы-дерезы, типа ни крошки с утра во рту не было — и, как мне показалось, даже пустил слезу.

— Ах ты мой хороший, — запричитала напарница, — заездила тебя эта живодерка, сейчас, миленький, сейчас я тебе хлебушка вынесу…

Когда уже ночью я в гордом одиночестве домыла котлы и кастрюли, за конем пришел возчик. В смысле — пришатался.

— Поехал свояк, от хороший мужик! Ты, девка, гляжу, с конем управилась. Может, самогоночки глотнешь, а то свояк уже поехал? Самогоночка — ух! — для себя гнали, не для абы кого.

— Глотну, — решительно сказала я. — Лейте вон в ту кружку. Лейте, лейте. Ну, за коня.

(с) Наталья Волнистая