В 7 вечера прозвенело три звонка, публика расселась по местам, за кулисами стали зажигать газовое освещение. Произошла утечка, газ взорвался и запылала декорация. Занавес прогорел, пламя с рёвом вырвалось в зал. Это было полной неожиданностью для публики. Кто застыл от ужаса на месте, погиб первым. Остальные ринулись в фойе, но двери театра уже заперли, а открыть было их невозможно: из экономии масляные светильники залили топливом ровно настолько, чтобы они горели, пока съезжаются зрители. В темноте потерялись и ключи, и люди, за них отвечающие.

Артисты выбили окно на втором этаже и стали прыгать на улицу. Приток воздуха раздул пламя в зале. Прохожие почуяли беду и принялись ломать двери, но полиция отогнала их, чтобы не вышло какого-нибудь беспорядка. Полицейские кричали: «Успокойтесь, всех уже спасли». Из тысячи зрителей живыми выбрались наружу только 500. Но они так обгорели, что не могли передвигаться.

Уже работала телефонная связь, со всей Вены к Рингтеатру бросились врачи. Их оказалось впятеро меньше, чем пострадавших. Люди лежали на снегу на тёмной площади, где помочь им было невозможно.

Даже хирург Яромир Мунди, прошедший 5 войн, такое видел впервые. После тяжелейших операций он не лёг спать, а заперся с приятелями, графами Гансом Вильчеком и Эдуардом Ламезаном. И они не разошлись, пока не написали манифест о создании общества добровольных спасателей. Это была постоянно действующая по всей Вене служба помощи тяжёлым больным и пострадавшим.

Сейчас кажется, что скорая была всегда, как полиция или пожарные. На самом деле нечто похожее имелось только у военных, и до 8 декабря 1881 года никому не приходило в голову создать такую службу для мирной жизни.

Итак, юрист Ламезан взял на себя оформление документов, Вильчек – финансирование и сбор добровольных пожертвований, а Мунди – организацию медицинской помощи, обучение персонала и конструирование специальных карет.

Яромир Мунди был тоже аристократ, чешский барон, и появился на свет в самом настоящем родовом замке. Его отец видел сына священником либо генералом. Склонности мальчика к биологии и технике не имели никакого значения. Барон должен служит в кавалерии. И юный Мунди послушно надел мундир, записался в полк и в 1848 году отправился воевать с итальянцами, пытавшимися тогда отделиться от Австро-Венгрии. На войне Яромир так и не смог понять, за что он воюет и почему их полк топчет конями своих собственных раненых, которых в те времена просто бросали умирать на поле боя. Ему было гораздо интереснее помогать людям, чем рубить их сплеча. Чтобы не гневить отца и не бросать армию, Мунди сообщил родителю, что пойдёт учиться на военного хирурга. Папаша был категорически против, но сын нашёл способ его уговорить: в их семью пришла душевная болезнь, стало заметно, что мать Яромира сходит с ума. Поскольку военные врачи получали подготовку и в психиатрии, Мунди полагал, что сумеет контролировать её лечение.

Так оно и вышло. Положение австрийских душевнобольных было немногим лучше, чем раненых: их запирали в лечебницах, завязывая в смирительные рубашки и изолируя от общества, даже от родных. Это было по всей Европе, кроме Бельгии, где неопасные пациенты жили в патронажных семьях. Австрийские власти ссылались на опыт ведущей «психиатрической державы» Франции, где «так не делают». И Мунди совершил невозможное – защитил диссертацию и отправился на французский психиатрический конгресс, где уговорил тамошних врачей испробовать кое-где бельгийскую систему. Сделать это оказалось проще, чем спорить с отцом. Но вытащив мать из долгауза, Яромир почувствовал, что та же болезнь развивается у него самого.

Вероятно, в наши дни ему бы поставили диагноз «однополярное расстройство». Приступы депрессии проходили только если рядом кто-нибудь оказывался в смертельной опасности, и можно было помочь. Потому Яромир искал не просто тяжёлой работы оперирующего хирурга, а военных действий, где на одного врача сотни пациентов.

Едва на европейском континенте проливалась кровь, Мунди был тут как тут, по долгу службы или в качестве добровольца. В итальянскую кампанию 1859 года он первым вступил в новорожденный Красный крест и сконструировал электрический прожектор для поиска раненых, оставшихся на поле брани после захода солнца.

В окруженном прусской армией Париже 1870 года он превратил брошенное дипломатами посольство своей страны в лазарет, куда со всего города везли тяжёлых больных и раненых. Этот опыт очень пригодился при создании венской скорой помощи.

Когда в 1875 году Сербия вступила с Турцией в борьбу за свою полную независимость, Мунди как славянин сочувствовал сербам и поступил в их армию как хирург-доброволец. Но заметив, что у турок нет службы, подобной Красному кресту и потери куда тяжелее, он стал сотрудничать и с турецкой стороной, создав там организацию Красного полумесяца.

Как наступало мирное время, Мунди становился мрачнее тучи. Поэтому чрезвычайная ситуация в самой Вене была для него просто подарком. Мунди придумал всё – диспетчерскую с параллельными телефонами, центральную станцию с разбросанными по городу подстанциями, и сами кареты скорой помощи, как до сих пор называют санитарные автомобили. Они обязательно должны были иметь 4 колеса, чтобы пациента не качало взад-вперед, красный крестик на боку и две фары: одну неподвижную впереди, чтобы освещать дорогу, другую вращающуюся сзади, чтобы привлекать внимание. Кучером кареты №1 стал сам Мунди. Такие экипажи на дорогах безропотно пропускали. А на тот случай, если прохожие могли сами донести нуждавшегося в помощи до врача, служба спасения завела на каждой трамвайной остановке носилки. Их изготовили на добровольные пожертвования, и никому в голову не приходило ломать или воровать их с остановки.

Результаты работы поставленной Мунди венской скорой помощи в первые 14 лет были грандиозны. Там постоянно работали 11 штатных врачей, и ещё 305 принимали больных со скорой. На всю Вену имелось только 5 карет, но они перевезли 39 тысяч человек, в том числе 9 тысяч пострадавших в разных авариях и 18 тысяч жертв преступлений.

Барон Мунди был нарасхват: он открывал то в одной столице, то в другой службы скорой помощи, скопированные с венской. Однако его болезнь неумолимо развивалась. Уже ничто – ни всемирная слава, ни удачная помощь несчастным, ни восторги благодарных, ни деньги – ничто больше не приносило ему утешения. 23 августа 1894 года Яромир Мунди спустился к Дунайскому каналу под мост Софии и пустил себе пулю в лоб. Наследники обнаружили под его кроватью чемодан с государственными наградами всех стран Европы и Азии. При жизни он их не носил.