В чудесный осенний день, скорее всего один из последних тёплых дней восьмого года, я развалился в двухместном купе поезда "Москва - Ст.Петербург" и под стук колёс наслаждался проносящимся за окном расплавленным золотом на деревьях.

-- Здравствуйте, разрешите ? - раздалось справа и, повернув голову, я увидел, что в дверь протискивается франт в отличном сером костюме с искрой и лёгкой серой же шляпе. Из кармашка пиджака незнакомца выглядывал краешек небесно синего платка, а на тонком запястье придерживающий у груди тонкий "дипломат" руки нескромно сверкнул инкрустированный камешками "Rolex".

Я разумеется был против, но промолчал и кивнул. Стиляга, как окрестил я попутчика, закинул кейс под полку и уселся напротив.

-- Возьмите пожалуйста, - проговорил мужчина и протянул странную визитную карточку - она всё время менялась - как бы перетекая из одного формата в другой.

"Эфиальт. Покровитель скверных снов. Кошмары, ужасы, видения."

-- Да, да, - скромно проговoрил этот пижон, - так сказать по заказу клиента...Не желаете ли попробовать, в виде рекламной акции - бесплатно.
-- Уважаемый, но кто же будет заказывать кошмары ? - удивился я.

-- Ха, кошмары, - воскликнул экзотический собеседник, - кошмары, мой друг, это неподконтрольные выстрелы подкорки, вчерашний день, можно сказать...а у меня серьёзное дело. Хотите например вариант конца света посмотреть...

-- Да ну, я и так по моему его сейчас наблюдаю, - мрачно заметил я.
-- Ну хорошо. Можно например космическую войну или извержение вулкана на город...Очень рекомендую...

Я махнул рукой.

-- А, понимаю...господин - философ и ему интересно посмотреть что либо жизненное, м-м-м, душевное...О природе человеческой, как же я сразу не догадался? Смотрите.

И чёрт меня дёрнул посмотреть...

-- Садись, Серёга, не стесняйся, по-человечески ща закусим, по маленькой дёрнем, да и с супружницей своей тебя познакомлю, чай уже лет восемь как не виделись, - Михалыч кряхтя опустился на расстеленный прямо на земле ватник и растянул тонкие обветренные губы в улыбке, в глубине сизого отверстия рта мелькнуло несколько оставшихся зубов.

Серёга, нестарый ещё мужик, плюхнулся тощим телом рядом с женщиной неопределённого возраста и мощной комплекции.

-- Клавдия Семённа, можно просто Клава, - жеманно протянула руку баба, - я знаю, мне Витька сказывал вы его тогда чуть не от смерти спасли...
-- Да, ладно, чо было, то было, - Серёга сглотнул слюну: пожрать, а особенно выпить, хотелось уже давно и по-взрослому.

Михалыч потянулся и полуобнял широкую клавину спину, - Во, брат, наше богатство - девяносто пять кило живого весу, почти центнер, так то...опа-на, - он хлопнул жену по обтянутому синими рейтузами заду, та захихикала, - давай, милая, доставай, здеся все свои...

Женщина оглянулась по сторонам: компания расположилась за задней стеной промбазы и теперь перед ними расстилался заваленный мусором пустырь. Никого. Тогда Клава повернулась задом к мужу, встала на четвереньки и спустила белье, явив сентябрьскому вечеру непомерных размеров попу нездорового бледного цвета с отложениями целлюлита по бокам.

-- Ай, да хороша, а, Серёга, - всплеснул руками Михалыч и толкнул локтем товарища, - ай да Клавка...Ну смотри сейчас какая у меня жинка справная !

Клавдия повернулась чуть боком к Серёге и тому стало видно, что слева у женщины на заду наверчена крупная гайка, а справа, не видные раньше за складками жира, блеснули две маленьких дверных петельки.

Михалыч взялся толстыми неловкими пальцами с побитыми грибком ногтями за гайку и повернул её влево. С сухим душераздирающим скрипом вся задница женщины открылась на подобии средних размеров сейфа.

-- Отто ж скрипит, смазать бы надо, - озабоченно проговорил супруг и начал доставать из жены припасы - сначала, хитро подмигнув приятелю, бутылку "Кубанской", потом две луковицы, пол буханки чёрного, банку тушёнки и огромный, жёлтый с одного конца, солёный огурец. Так же оттуда появились три пластиковых стаканчика. Потом Михалыч вынул плавленный сырок, но, подумав, положил его обратно в Клаву и закрыл женину заднюю часть. Она как литая встала на место, а гайку заботливый муж туго завернул.

Серёга бросился расставлять на ватнике продукты. Клава как ни в чём ни бывало уселась обратно и начала ему помогать.

Учительница музыки Юлия Андреевна Брасс-Сокольская поудобней уселась перед роялем и положила свои дрожащие старческие, в паутине вен, руки на маленькие ладошки очередного ученика, Гриши Почкина - десятилетнего мальчугана выглядевшего ещё моложе своих лет.

-- Руки, молодой человек, держи расслабленными, пальцы сами должны чувстовать мелодию, - дребезжащий голос старушки звонко разносился по большой светлой комнате несколько напоминавшей провинциальный музей - вещи были старинные, но не дорогие, - пусть твои пальцы бегут, сами бегут по мелодии, чувствуй её сердцем...

-- А вы не могли бы что нибудь сыграть сами, из любимого, - застенчиво попросил мальчик не поднимая головы, он действительно любил и музыку и учительницу.

-- Хорошо, если ты этого хочешь, - Юлия Андреевна встала и пошла в другую комнату, - подожди, я сейчас, - крикнула она фальцетом и закрыла дверь. В тиши спальни, за опущенными тяжёлыми и пыльными занавесками, она медленно сняла платье, потом ночную рубашку, потом лифчик. Дряблая и плоская старческая грудь отвисала почти до самого живота и тяжело было поверить что когда-то эта женщина была первой красавицей консерватории и не одно произведение написанное в тех стенах было посвященно ей.

Тонкими слабыми пальцами Юлия Андреевна подняла свою левую грудь, напоминавшую ухо старого спаниеля, и нащупала маленькую жёсткую кнопку. Надавила и одновременно потянула плоть от себя. В груди у учительницы, почти под сердцем, открылся маленький сухой пенал со свёрнутыми страничками нот. Женщина вытащила их и расправила. Потом она оделась и вышла к Грише.

-- Ну вот и я, - улыбнулась она морщинами, - сейчас я сыграю тебе своё любимое...это Шуберт, - руки легли на клавиши...

Подполковник милиции Засадко пружинисто прохаживался по кабинету и распекал своих подчинённых. В сером табачном дыму проступали кислые лица оперативников. Хорошего было мало и похвастать им было нечем.

-- Ну что, долго ещё мы будем тянуть, - четыре шага до двери, две затяжки "Camel", - я, блять, что должен у мэра за вас опять отсрочки просить? Сергеев, дело взято на контроль администрацией, слышишь, Сергеев, это твои кадры наблюдение провалили, да и сами спалились...Молчишь, блять ?! - четыре шага до стола и ещё две затяжки, - ну молчи, молчи....

Сергеев действительно молчал - помогавшие ему молодые милиционеры, вчерашние провинциалы и фантастические дураки, дейстивтельно абсолютно по глупому прошляпили находящегося в розыске насильника.

-- Значит так, - Засадко поставил мясистую ногу на стул и облокотился на неё согнутой рукой, - слушай дальнейший план действий, - тут подполковник на секунду замолчал залез во бнутренний карман и достал оттуда маленький ключик. Потом Засадко задрал штанину форменных штанов и отпер в ноге под коленом маленький замочек. Щёлкнув прокуренными палцами по мощному бедру он открыл ляжку и стал в ней копаться.

-- Ага, вот...новые ориентировки, только вчера получил, а это результат экспертизы, Ванюшин займись, - подполковник со щелчком захлпонул ногу и притопнул ногой, - ясно ? Выполняйте !

Люди потянулись на выход.

Профессор Гольдштейн поправил огромные очки на маленьком, совсем нееврейском носу, и поднял глаза над микроскопом.

-- Анечка, Вениамин Павлович, Женя, скорей сюда! Посмотрите как они делятся, это какое то, понимаете, безумие, это же прорыв, понимаете, мы перевернём всю микробиологию как отечественную, так и, понимаете, зарубежную.

Вокруг крошечного профессора тут же сгрудились его верные сотрудники.

-- Марк Борисович, миленький, поздравляю, - лаборантка захлопала в ладоши, а младший научный сотрудник Евгений с восхищением посмотрел на учителя. Аспирант же бросился к окулярам.

-- Профессор, это немыслимо, - Вениамин Павлович, выпрямился во весь свой богатырский рост, - вы действительно гений, позвольте полюбопытствовать ещё раз тем катализатором...

-- Конечно, батенька, и не только полюбопытствуйте, а изложите всё как надо...ну вы сами знаете...минуточку, - Гольдштейн потянул себя за ухо, сдвинув его немного против часовой стрелки, а затем передвинул рычажок на седеньком затылке так, что седая макушка его пружинисто откинулась в сторону, а профессор, сунув руку в голову, достал пухлую общую тетрадь с какими-то закладками и вклейками.

-- Вот, уважаемый, посмотрите тут у меня... - Гольдштейн быстро стал листать страницы исписанные формулами.
-- Марк Борисович, вы это... - молодая лаборантка застенчиво тронула профессора за рукав и, когда тот обернулся, застенчиво показала ему пальчиком.
-- Ах, да, спасибо, Анечка, склероз знаете ли, - профессор улыбнулся и захлопнул свою голову, машинально проверив нормально ли сидит макушка.

Учёные склонились над записями.

Виолетта Рыбакова капризно надула губки и отвернулась. Тонкая красивая стопа постукивала по дорогому дубовому паркету пятидесятиметрового кабинета её гражданского мужа - предпринимателя N.

-- Почему только я одна должна появляться в одном и том же, - начала она одну из хорошо разученных песен, - я сижу целыми днями дома, пока ты по делам, - Виолетта сделала реплику в сторону, - якобы по делам(!), носишься туда-сюда, - жест красивой ручкой изображающий как носится N. - и носа домой не кажешь. А мне ни выйти ни в гости кого позвать. Дома хоть шаром покати. И за это я оставила сцену...ради тебя...

Прекрасные глаза моложавой Виолетты Рыбаковой заволокло фальшивыми слезами.

-- Мне предрекали великое будущее, - несостоявшаяся звезда картинно поднесла кончики пальцев ко рту будто сдерживая плач. Затем Рыбакова вышла на середину комнаты и распахнула на себе махровый халат. Через всё её длинное и удивительно ладно скроенное тело пролегала телесного цвета "молния". Одним движением женщина расстегнула её до низу и распахнула себя как створку шкафа.

Внутри у подруги предпринимателя N. были в беспорядке развешаны и накиданы разные детали женского туалета. Очень дорого туалета между прочим. На маленькой полочке на уровне пупка стояли какие-то флаконы и футлярчики в которых обычно продают драгоценности.

-- Вот! И это всё, видишь, - простонала Виолетта, - я думаю, что заслуживаю какую нибудь компенцацию за невнимание с твоей стороны ?

Предприниматель N. вздохнул. Он по-своему был привязан к своей жадной до вещей сожительнице. Несмотря на одержимость бытом та была добрая и красивая девчонка.

N. повернулся к Виолетте спиной и задрал рубашку, - Хорошо, цыпа, но не увлекайся, - проговорил он.

Наспех застегнувшись Виолетта подбежала к N. - Ой, как я тебя люблю, котенька, - в возбуждении проворковала она на ходу, находя под лопаткой возлюбленного пластинку с четыремя цифрами. Выщелкнув длинным наманикюренным пальчиком в дорогом колечке хорошо известный ей код она раскрыла спину предпринимателя и заглянула внутрь. Там лежали тугие пачки долларов.

Я тряхнул головой и понял, что пиво, тепло и стук колёс разморили меня и позволили задремать на ласковом солнышке "бабьего" лета. Ну и приснится же такое.

Моего попутчика нигде не было виднмо. Исчез и его "дипломат". Только в воздухе ещё витал тонкий запах дорого одеколона. Наверно он сошёл где-то недавно. Только что проехали "Балагое"...

Я встал и потянулся, подумав не настало ли уже время посетить вагон ресторан. В боку что-то непривычно почувстовалось . Я расстегнул рубашку - под правым соском и немнoго в стороне, ближе к боку, увидел серебряную аккуратно сработаную застёжку.

Но ведь это был сон, всё сон! Затаив дыхание я расстегнул нехитрый замочек. Часть груди неспеша отъехала в сторону и я смог заглянуть в себя...