Был обычный промозглый апрельский день. Еще кое-где лежал снег, но в целом весна уже окончательно и бесповоротно оккупировала Москву. Межсезонье. Время, когда кто-нибудь неизбежно думает о смерти.

…………………………………………………
Во дворе, как всегда бывает в подобных случаях, толпились зеваки. МЧС и скорая помощь уже приехали, и теперь попивали сладкий кофе из термоса, курили, переговаривались в полголоса, снова курили. Водитель скорой зевал и в сотый раз ругал зябкую погоду и свою профессию. Со стороны могло показаться, что он вяло, нехотя пытается объяснить что-то невидимому собеседнику. Все очевидно. Либо она прыгнет, либо нет. Либо милиция и протокол, либо смирительная рубашка и дурдом. Крестик или нолик. В любом случае можно не торопиться – все-таки восьмой этаж, внизу асфальт. Черт, как же мерзнут руки… скорее бы, прости Господи… что за профессия – еще год и самому место в дурке… черт, как же мерзнут руки…

…………………………………………………
На карнизе восьмого этажа стояла женщина. Красивое, с тонкими чертами лицо; худая, слегка мальчишеская фигурка; каштановые волосы, безжалостно растрепанные ветром. Она куталась в коротенькое пальто и старалась не смотреть вниз. В голове крутилось: всего один шаг, всего один малюсенький шажок. Она не слышала, как он подошел, пока он не окликнул ее. Было что-то простое и теплое в этом “Привет”: ни упрека “дура, а ты подумала о родителях”, ни осторожного “девушка, не делайте резких движений”. Так здороваются с соседом, столкнувшись на лестнице – легко, даже немного лениво. “Наверное, профессионал в своем деле” - подумала она.

- А здесь ужасно холодно. Я принес тебе перчатки и шарф - одень.
- Боюсь, они мне уже не пригодятся.

Она с интересом вглядывалась в его лицо. Темные волосы, немного крупноватый, когда-то сломанный нос, пухлые губы, волевой подбородок. На этом фоне совершенно нелепо смотрелись большие серо-голубые, слегка прищуренные глаза. Они придавали лицу немного детское, трогательное выражение. “Так вот вы какой, господин психолог, доктор человеческих душ. Девки небось с ума по тебе сходят, а ты торчишь тут как дурак на карнизе, того и гляди шею себе свернешь”.

- Я знаю, зачем вы пришли, не надо меня уговаривать. Я понимаю, это ваша работа, но… я все уже решила. Я не сумасшедшая и не пьяная. Я просто хочу сегодня умереть.
- Сначала возьми перчатки, пожалуйста. Значит уговаривать? Если б я захотел тебя уговаривать, я бы начал скорее всего так… Прости, тебе не интересно?

Она коротким и быстрым движением (“Мужчинам нельзя верить”) выхватила перчатки и стала натягивать их на непослушные пальцы.

- Отчего же, очень интересно, и… спасибо за перчатки, очень руки замерзли.
- Значит, так… Я бы сказал, что подсознательно ты не собиралась прыгать. Тебе просто нужно внимание, участие других людей. Нет, ты делаешь это не специально, просто еще сама не поняла. Смотри: ты накрасилась, надушилась, одела пальто – кто же кончает жизнь самоубийством в пальто?
- Просто оно совсем новое, я еще не успела поносить – обидно…

Мужчина улыбнулся. Тоже как-то просто, по-дружески, очень заразительно. Ей тоже захотелось улыбнуться.

- Кстати, тебе очень идет. Жаль, не подобрал шарф в тон. Ну так вот, а дальше я бы сказал, что у тебя не только не было желания умереть, но и не было причин. Ты молодая, красивая женщина, еще и тридцати нет…
- Тридцать пять.
-…на дворе весна, время, когда природа пробуждается, начинает жить заново. И ты начнешь заново. Рассталась с мужчиной – найдешь другого, в сто раз лучше. Точнее, это они тебя найдут, а ты будешь выбирать. Ну и все в таком духе. Ну, как?
- Вообще-то не очень. Что вы можете знать о моей жизни? Вы думаете, я сейчас раскроюсь первому встречному, начну изливать душу? Как-то слишком все это пошло, господин психолог. Это все, чему вас учат?
- В основном. Мне тоже не слишком нравится. Поэтому я не стал тебе этого говорить.
- А что же вы мне будете говорить?
- Давай на ты. Куришь?
- Спасибо, у меня свои.

Она достала тонкую и длинную, как ее пальцы, сигарету и закурила. “Боже, до чего скучно”.

- Так о чем ТЫ будешь со мной говорить?
- Да о чем захочешь. Просто хотелось поднять тебе настроение. Ты музыку любишь?
- Хорошую люблю.

Мужчина каким-то залихватским движением щелкнул бычок вниз, подмигнул женщине и достал из кармана губную гармошку. Она не верила своим ушам. Он играл какой-то избитый джазовый мотив. Название крутилось у нее на языке, но она никак не могла вспомнить. Это было так нелепо, так не к месту. С веток вспорхнули птицы, казалось, даже ветер затих от такого небывалого кощунства. Он играл явно не профессионально, но с душой, слегка прикрыв от удовольствия глаза.

- Ну, как?
- Вы… Ты… Спасибо, очень понравилось. Всегда мечтала научиться. Я на пианино умею.
- Но пианино не поместится на карниз, так ведь? Хочешь – попробуй.

Она осторожно взяла в руки гармошку. Перчатки мешали, и она положила их в карманы. “Я стою на карнизе и играю на губной гармошке” – неожиданно она расхохоталась. Боже, еще немного, и я просто не смогу этого сделать. Но я должна…

- Ну что же, для начала неплохо. Может, организуем небольшой ансамбль?
- Ты в своем уме? Ты вообще спасатель или музыкант? Ну и где же мы будем выступать?
- Для начала предлагаю Карибы. Заодно ты немного подзагоришь. Потом мы поженимся и будем путешествовать. Объедем полмира. Ты родишь мне троих детей, а когда они подрастут, мы объедем вторую половину. Ну, как? Надеюсь, ты согласна выйти за меня замуж?

Она достала вторую сигарету и нервно прикурила. Мысли путались. Хотелось водки. “Дешевка. Неужели можно смотреть человеку в глаза и так откровенно лгать? Но как красиво… Если бы правда. Но мужчинам нельзя верить… Где же ты был раньше, гармонист?”

- Вы всем женщинам так врете, или только тем, кто на карнизе стоит? Этому вас тоже учили?
- Я никогда не вру. Кто-то не пьет, кто-то не курит, а я, видишь ли, не вру. Я скорее умру, чем обману тебя. У меня с завтрашнего дня отпуск. Я разведен, детей нет. А ты… впрочем, это не важно.
- Спасибо. Осталось мало времени… Я не верю ни одному слову, но все равно спасибо. И еще: поцелуй меня. Ничего не говори, просто поцелуй. Только не пытайся меня схватить, тут узко, я не хочу, чтоб ты тоже…

Прошло всего несколько секунд… Ветер еще не успел сорвать и скомкать тепло его губ. Она внимательно смотрела ему в лицо. “Неужели он и правда никогда не врет? Смешно. Если бы я и смогла теперь поверить кому-то, отдаться вся, без остатка, то это был бы он”.

- Спасибо за все. Я бы вышла за тебя. Правда. Ты хороший. Но… я устала, я больше не хочу жить, не хочу, понимаешь?! Я хочу покоя, пустоты, разлететься на тысячу осколков… А теперь прощай…
- Подожди.

Он сжал ей руку. Улыбка сошла с лица. Морщинки по краям серо-голубых глаз исчезли, в их глубине впервые появилась печаль, и вместе с тем какая-то уверенность. В тишине его прежде тихий голос прозвучал громко и торжественно:

- Клянусь быть вместе, в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас! Повторяй за мной.
- Клянусь быть вместе, пока смерть не разлучит нас…
- Верь мне. Я никогда тебя не обману. И не смотри вниз.

…………………………………………………
Водитель скорой помощи зевнул и в очередной раз посмотрел наверх. В это мгновенье две маленькие фигурки, взявшись за руки, одновременно шагнули вниз.

…………………………………………………
Все произошло слишком быстро. Боли не было. Она очнулась от удара о край тента, натянутый снизу пожарными. Тотчас же чьи-то сильные руки подхватили ее. Вокруг мелькали какие-то люди, они что-то кричали, и вот уже на нее ловким привычным движением накинули смирительную рубашку, стянули за спиной рукава, до хруста в суставах, и усадили в машину. Когда машина отъезжала, она все еще повторяла: “Мужчинам нельзя верить. Жаль…”

Она не видела, да и не могла видеть, как на асфальте, окруженный людьми, широко раскинув руки и уперев красивые серо-голубые глаза в хмурое апрельское небо, лежал человек, который никогда не лжет.