ОГАРОК
– Может, все-таки поможешь, Сереженька? – тараторила назойливая девка. Слащавый говорок профессиональной лохотронщицы. – Мне отлучиться надо ненадолго, а дедушку не с кем оставить. Посидишь с ним пару часиков?
«И зачем я только дверь открыл?» – поморщился Сергей. – «Но откуда она знает мое имя?». Эту крупную, деревенского вида деваху он только вчера впервые в жизни увидел на лестничной площадке. Вроде как новая соседка, больше ничего о ней он не знал. Было странно слышать столь доверительную просьбу от чужих людей.
– Люди-то мы не чужие, соседи твои! А дедушка совсем старенький. Уже ничего не соображает. Ты просто посиди с ним, посмотри как бы чего не случилось. На кухне чай и сухарики есть, можешь покушать... – не давая опомниться, девка страстно наседала на него крепкой грудью.
– У меня вообще-то дела, – Сергей тщетно пытался захлопнуть дверь перед ее двойным тараном. В комнате его действительно ждал ноутбук с недописанной статьей.
– Бери свой компьютер, у нас статью допишешь! Вот и славно, вот и славно, вот и договорились! – воспользовавшись его замешательством, девка сунула ему в руку связку ключей и, игриво подмигнув, шустрой коровой ускакала вниз по лестнице.
* * *
Сергей прикрыл за собой дверь. Противоположная по лестничному пролету, бедненькая однушка была зеркальным отражением его собственной. Старик сидел в кресле и безучастно смотрел в пустоту. На появление Сергея он никак не отреагировал.
– Здравствуйте. Я Сергей, – так и не дождавшись ответа, Сергей присел к столу и разложил ноут. Если не закончить до вечера эту чертову статью и пару некрологов, редактор живьем сожрет. Сергей торопливо углубился в работу.
– Нет. Ты не Сергей, – вдруг прошелестел старик, – Черные птицы взлетели, черные птицы сели. Черные птицы взлетели, черные птицы сели.
«Паспорт тебе показать, что ли, старый маразматик?» – раздраженно подумал Сергей.
– Зачем мне твой паспорт? – вздохнул старик. – Знаю я, что там написано. Только не твое это имя. А своего у тебя нет. Все у тебя неправильное, ненастоящее. Тебе и рождаться-то не положено было. И когда умереть должен был, ты не умер. Вот и маешься сейчас, сердешный. Небо коптишь. Огарок, он и есть огарок. Затушить пора.
– Слышь, дедуля. – Сергей всем телом развернулся на стуле. – Ты что вообще несешь? Ты меня тушить что ли собрался? Смотри, сам не потухни, ненароком.
– Я? Тушить? Нет, что ты, – старик усмехнулся, – Этим обычно внученька занимается, а мне правила не позволяют. По-хорошему, ты сам себя погасить должен, я тебе лишь помогу немного.
– Неушто я столь грешен, отче? – беседа с сумасшедшим начала забавлять Сергея. – А ежели покаяться, в богомолье пуститься по святым местам, али епитимью накласть? Отсрочку пред Господом дашь?
– Стыдно. Такой большой, а в бога веришь, – старик укоризненно покачал головой, – Пойми, ты не плохой и не хороший. Ты просто лишний, непредусмотренный. Не веришь? ... а Маринку помнишь, во втором классе?
Сергей вздрогнул. Конечно же, он помнил Марину Т., девочку, с которой просидел всего одну четверть за одной партой. Это была лучшая четверть в его школьной жизнь. И не только школьной. С тех пор он никогда больше не видел ее. Но почему-то даже сейчас, спустя четверть века, он иногда вспоминал о ней. Несмотря на десятки девушек, женщин и просто баб, бесследно прошедших сквозь его жизнь.
– Это суженая твоя была. Но тебе счастья в жизни не положено, так бобылем и сгинешь. Поэтому встретились вы с ней слишком рано и потеряли друг друга. А знаешь, что с ней потом стало? Рассказать? Только тебе это не понравится.
– Н-не надо рассказывать... – выдохнул Саргей. – Дед, ты... Вы ... откуда Вы знаете про Марину?
– Я о тебе все знаю. Даже то, чего ты сам не знаешь и не помнишь. Или надеешься, что не помнишь. Например, как год назад щенка бездомного в подъезде насмерть запинал.
– Не было такого. – Сергея похолодел от ужаса. – Да, сильно пьяный я был, еле домой из кабака дополз. Вот сон дурной и приснился.
– Да не сон это был, не сон, – старик грустно покачал головой. – Ты же когда напьешься, тварью становишься. Ничего не соображаешь, и ничего потом не помнишь. И щенок этот у тебя не первый, кстати. Люди тоже бывали. Жалко мне тебя, бедняга ты.
Сергей застонал и сжал виски руками. Старик задумался.
– Всю жизнь тебе невезет. Вот, например, не далее как вчера, шел ты из редакции. Кушать-то как хотелось, а? Денег в карманах ни шиша, с утра не емши. А редактор тебе 2 тыщи аванса не дал и на кудыкину гору послал, вот ты и шел через парк грустый. Споткнулся возле лавочки и упал харей в блевотину Гоги Манукяна. А за скамейкой валялся бумажник Гоги Манукяна, с 138,214 рублями, но ты его не заметил. Сейчас бежать уже поздно, его дворничиха подобрала. Вот радости-то было.
Старик хмыкнул.
– Самый свой ужасный конфуз помнишь? Тебе десять лет, ты на даче. По большой нужде прихватило, а в смрадный нужник с мухами бежать неохота. Ты портки приспустил, у соседского забора присел. Только облегчился и лопухом подтереться решил, глядь, соседи всем гуртом из калитки выходят. Идут мимо тебя и все молча пялятся. Помнишь небось?
Сергей согнулся пополам, как от удара в живот. Есть такая невыносимая степень стыда, когда хочется стонать и выкрикивать бессмысленные слова. И неважно, что все свидетели за давностью лет забыли о нелепом инциденте, или даже умерли – время никогда не сотрет его из глубин памяти. Сергею стало так плохо, что хотелось несуществовать.
– Что, нехорошо, сердешный? А вот, внученька веревочку приготовила, мыльцем загодя намылила. Ты не терпи, не надо. Вот, на тубареточку забирайся. Давно пора уже. Или на дорожку еще чего рассказать? У меня много историй.
Старик продолжал монотонно бубнить. Его слова, как кислота, разъедала разум Сергея и вызывали нестерпимую душевную боль. Стоп. «Нестерпимую душевную боль».
– Ну-ка дед, придержи коней, – словно гончая, взявшая след, Сергей метнулся к компу и лихорадочно застучал по клавиатуре. Старик умолк на полуслове.
По мере того, как Сергей печатал, лицо его прояснялось. На губах появилась слабая болезненная улыбка. Он снова повернулся к старику, – Слышь, деда! так пойдет? «стало так плохо, что хотелось умереть»? ... нет, банально ... пусть будет причудливее «стало так плохо, что хотелось несуществовать.»
– Огарок, прекрати, – резко одернул его старик. – Неправильно это.
– Знаю, что неправильно. Но у меня вся жизнь такая, верно? – Сергей допечатал весь текст и лишь затем удовлетворенно откинулся на спинку стула. – Есть такое ремесло, душой торговать. Берешь свою душу и нарезаешь ломтями. Большой ломоть это роман, поменьше это повесть, мелочевку можно пустить на рассказы. Лично у меня бойко торговля шла. Даже на улице иногда узнавали, автографы клянчили. Но проблема возникла, когда товар закончился. Время жизни бренда истекло, стало нечего добавить к сказанному. Но остановиться я не смог, славы и оваций хотелось. Начал повторяться, благо рука набита, механически гнать фуфло по накатанной. Дескать, многие так делают, и ничего. Но ушлая публика раскусила и закидала тухлыми помидорами. Увы, достойно уйти в зените славы не удалось.
Сергей ухмыльнулся.
– Но кушать-то надо. Поскольку ничего в жизни не умеешь, постепенно скатываешься все ниже и ниже, до самого дна – «писем с полей» и колонки некрологов в провинциальной газетенке. И начинаются одинаковые похмельные утра. Та же самая опухшая морда в треснутом зеркале в ванной. Та же бессмысленная рутина каждый день. Это не трагично и не ужасно, это никак. Достойной фабулы, вдохновения и экспрессии из этого не выжмешь. Смысл жизни исчез, ведь ничего другого у меня нет. Правильно ты говоришь, «огарок». Хоть в петлю лезь.
Сергей хитро подмигнул старику.
– Я серьезно об этом задумываться начал. Решил, что пуст. Что все без остатка выскреб. Но тут появляешься ты, старче. Щелкаешь пальцами, и раз! оказывается, по сусекам еще много чего осталось. Правда, товар с душком, кровоточащий, специфический... но и на него найдется купец, при умелой обработке. Так что, поживем еще, покоптим небо. А веревочка подождет, это всегда успеется.
– Demens emortualis, – тихо пробормотал старик. – Огарочек, ты хоть понимаешь, кто я?
– Да понял уже, не дурак. – Сергей равнодушно махнул рукой. – Только неважно это, дедушка. У тебя должностная инструкция есть? Вот и шпарь по ней. Теперь на меня работать будешь. Мы с тобой минимум пару бестселлеров испечем, помяни мое слово.
Старик молчал.
– Ну-с, с чего начнем? – Сергей порывисто повернулся к компу. – Ах да, Трагическая Несостоявшаяся Любовь. Что там случилось с девочкой Мариной, в которую всю жизнь был заочно влюблен лирический герой? Надеюсь, что-то действительно ужасное и душераздирающее? Давай, рассказывай. Причиняй боль.
Старик все также безмолвствовал. Перед Сергеем из пустоты появилась бесстрастная «внучка». Сергей усмехнулся и аккуратно закрыл ноут.
– Я шёлк бы расстилал у ног твоих. Но я бедняк, и у меня лишь грезы, – обращаясь к ней, с чувством продекламировал он. – Я простираю грёзы под ноги тебе. Ступай легко, мои ты топчешь грёзы… *
Старик тяжело вздохнул и отвернулся.
-----
* Уильям Батлер Йейтс
«И зачем я только дверь открыл?» – поморщился Сергей. – «Но откуда она знает мое имя?». Эту крупную, деревенского вида деваху он только вчера впервые в жизни увидел на лестничной площадке. Вроде как новая соседка, больше ничего о ней он не знал. Было странно слышать столь доверительную просьбу от чужих людей.
– Люди-то мы не чужие, соседи твои! А дедушка совсем старенький. Уже ничего не соображает. Ты просто посиди с ним, посмотри как бы чего не случилось. На кухне чай и сухарики есть, можешь покушать... – не давая опомниться, девка страстно наседала на него крепкой грудью.
– У меня вообще-то дела, – Сергей тщетно пытался захлопнуть дверь перед ее двойным тараном. В комнате его действительно ждал ноутбук с недописанной статьей.
– Бери свой компьютер, у нас статью допишешь! Вот и славно, вот и славно, вот и договорились! – воспользовавшись его замешательством, девка сунула ему в руку связку ключей и, игриво подмигнув, шустрой коровой ускакала вниз по лестнице.
* * *
Сергей прикрыл за собой дверь. Противоположная по лестничному пролету, бедненькая однушка была зеркальным отражением его собственной. Старик сидел в кресле и безучастно смотрел в пустоту. На появление Сергея он никак не отреагировал.
– Здравствуйте. Я Сергей, – так и не дождавшись ответа, Сергей присел к столу и разложил ноут. Если не закончить до вечера эту чертову статью и пару некрологов, редактор живьем сожрет. Сергей торопливо углубился в работу.
– Нет. Ты не Сергей, – вдруг прошелестел старик, – Черные птицы взлетели, черные птицы сели. Черные птицы взлетели, черные птицы сели.
«Паспорт тебе показать, что ли, старый маразматик?» – раздраженно подумал Сергей.
– Зачем мне твой паспорт? – вздохнул старик. – Знаю я, что там написано. Только не твое это имя. А своего у тебя нет. Все у тебя неправильное, ненастоящее. Тебе и рождаться-то не положено было. И когда умереть должен был, ты не умер. Вот и маешься сейчас, сердешный. Небо коптишь. Огарок, он и есть огарок. Затушить пора.
– Слышь, дедуля. – Сергей всем телом развернулся на стуле. – Ты что вообще несешь? Ты меня тушить что ли собрался? Смотри, сам не потухни, ненароком.
– Я? Тушить? Нет, что ты, – старик усмехнулся, – Этим обычно внученька занимается, а мне правила не позволяют. По-хорошему, ты сам себя погасить должен, я тебе лишь помогу немного.
– Неушто я столь грешен, отче? – беседа с сумасшедшим начала забавлять Сергея. – А ежели покаяться, в богомолье пуститься по святым местам, али епитимью накласть? Отсрочку пред Господом дашь?
– Стыдно. Такой большой, а в бога веришь, – старик укоризненно покачал головой, – Пойми, ты не плохой и не хороший. Ты просто лишний, непредусмотренный. Не веришь? ... а Маринку помнишь, во втором классе?
Сергей вздрогнул. Конечно же, он помнил Марину Т., девочку, с которой просидел всего одну четверть за одной партой. Это была лучшая четверть в его школьной жизнь. И не только школьной. С тех пор он никогда больше не видел ее. Но почему-то даже сейчас, спустя четверть века, он иногда вспоминал о ней. Несмотря на десятки девушек, женщин и просто баб, бесследно прошедших сквозь его жизнь.
– Это суженая твоя была. Но тебе счастья в жизни не положено, так бобылем и сгинешь. Поэтому встретились вы с ней слишком рано и потеряли друг друга. А знаешь, что с ней потом стало? Рассказать? Только тебе это не понравится.
– Н-не надо рассказывать... – выдохнул Саргей. – Дед, ты... Вы ... откуда Вы знаете про Марину?
– Я о тебе все знаю. Даже то, чего ты сам не знаешь и не помнишь. Или надеешься, что не помнишь. Например, как год назад щенка бездомного в подъезде насмерть запинал.
– Не было такого. – Сергея похолодел от ужаса. – Да, сильно пьяный я был, еле домой из кабака дополз. Вот сон дурной и приснился.
– Да не сон это был, не сон, – старик грустно покачал головой. – Ты же когда напьешься, тварью становишься. Ничего не соображаешь, и ничего потом не помнишь. И щенок этот у тебя не первый, кстати. Люди тоже бывали. Жалко мне тебя, бедняга ты.
Сергей застонал и сжал виски руками. Старик задумался.
– Всю жизнь тебе невезет. Вот, например, не далее как вчера, шел ты из редакции. Кушать-то как хотелось, а? Денег в карманах ни шиша, с утра не емши. А редактор тебе 2 тыщи аванса не дал и на кудыкину гору послал, вот ты и шел через парк грустый. Споткнулся возле лавочки и упал харей в блевотину Гоги Манукяна. А за скамейкой валялся бумажник Гоги Манукяна, с 138,214 рублями, но ты его не заметил. Сейчас бежать уже поздно, его дворничиха подобрала. Вот радости-то было.
Старик хмыкнул.
– Самый свой ужасный конфуз помнишь? Тебе десять лет, ты на даче. По большой нужде прихватило, а в смрадный нужник с мухами бежать неохота. Ты портки приспустил, у соседского забора присел. Только облегчился и лопухом подтереться решил, глядь, соседи всем гуртом из калитки выходят. Идут мимо тебя и все молча пялятся. Помнишь небось?
Сергей согнулся пополам, как от удара в живот. Есть такая невыносимая степень стыда, когда хочется стонать и выкрикивать бессмысленные слова. И неважно, что все свидетели за давностью лет забыли о нелепом инциденте, или даже умерли – время никогда не сотрет его из глубин памяти. Сергею стало так плохо, что хотелось несуществовать.
– Что, нехорошо, сердешный? А вот, внученька веревочку приготовила, мыльцем загодя намылила. Ты не терпи, не надо. Вот, на тубареточку забирайся. Давно пора уже. Или на дорожку еще чего рассказать? У меня много историй.
Старик продолжал монотонно бубнить. Его слова, как кислота, разъедала разум Сергея и вызывали нестерпимую душевную боль. Стоп. «Нестерпимую душевную боль».
– Ну-ка дед, придержи коней, – словно гончая, взявшая след, Сергей метнулся к компу и лихорадочно застучал по клавиатуре. Старик умолк на полуслове.
По мере того, как Сергей печатал, лицо его прояснялось. На губах появилась слабая болезненная улыбка. Он снова повернулся к старику, – Слышь, деда! так пойдет? «стало так плохо, что хотелось умереть»? ... нет, банально ... пусть будет причудливее «стало так плохо, что хотелось несуществовать.»
– Огарок, прекрати, – резко одернул его старик. – Неправильно это.
– Знаю, что неправильно. Но у меня вся жизнь такая, верно? – Сергей допечатал весь текст и лишь затем удовлетворенно откинулся на спинку стула. – Есть такое ремесло, душой торговать. Берешь свою душу и нарезаешь ломтями. Большой ломоть это роман, поменьше это повесть, мелочевку можно пустить на рассказы. Лично у меня бойко торговля шла. Даже на улице иногда узнавали, автографы клянчили. Но проблема возникла, когда товар закончился. Время жизни бренда истекло, стало нечего добавить к сказанному. Но остановиться я не смог, славы и оваций хотелось. Начал повторяться, благо рука набита, механически гнать фуфло по накатанной. Дескать, многие так делают, и ничего. Но ушлая публика раскусила и закидала тухлыми помидорами. Увы, достойно уйти в зените славы не удалось.
Сергей ухмыльнулся.
– Но кушать-то надо. Поскольку ничего в жизни не умеешь, постепенно скатываешься все ниже и ниже, до самого дна – «писем с полей» и колонки некрологов в провинциальной газетенке. И начинаются одинаковые похмельные утра. Та же самая опухшая морда в треснутом зеркале в ванной. Та же бессмысленная рутина каждый день. Это не трагично и не ужасно, это никак. Достойной фабулы, вдохновения и экспрессии из этого не выжмешь. Смысл жизни исчез, ведь ничего другого у меня нет. Правильно ты говоришь, «огарок». Хоть в петлю лезь.
Сергей хитро подмигнул старику.
– Я серьезно об этом задумываться начал. Решил, что пуст. Что все без остатка выскреб. Но тут появляешься ты, старче. Щелкаешь пальцами, и раз! оказывается, по сусекам еще много чего осталось. Правда, товар с душком, кровоточащий, специфический... но и на него найдется купец, при умелой обработке. Так что, поживем еще, покоптим небо. А веревочка подождет, это всегда успеется.
– Demens emortualis, – тихо пробормотал старик. – Огарочек, ты хоть понимаешь, кто я?
– Да понял уже, не дурак. – Сергей равнодушно махнул рукой. – Только неважно это, дедушка. У тебя должностная инструкция есть? Вот и шпарь по ней. Теперь на меня работать будешь. Мы с тобой минимум пару бестселлеров испечем, помяни мое слово.
Старик молчал.
– Ну-с, с чего начнем? – Сергей порывисто повернулся к компу. – Ах да, Трагическая Несостоявшаяся Любовь. Что там случилось с девочкой Мариной, в которую всю жизнь был заочно влюблен лирический герой? Надеюсь, что-то действительно ужасное и душераздирающее? Давай, рассказывай. Причиняй боль.
Старик все также безмолвствовал. Перед Сергеем из пустоты появилась бесстрастная «внучка». Сергей усмехнулся и аккуратно закрыл ноут.
– Я шёлк бы расстилал у ног твоих. Но я бедняк, и у меня лишь грезы, – обращаясь к ней, с чувством продекламировал он. – Я простираю грёзы под ноги тебе. Ступай легко, мои ты топчешь грёзы… *
Старик тяжело вздохнул и отвернулся.
-----
* Уильям Батлер Йейтс
(с) Вадян Рондоноид
Комментарии 1