Пряча замерзшие пальцы в рукава косухи, Юрка топтался у входа на территорию клиники. Несмотря на мороз и пронизывающий ветер, настроение у него было приподнятое: заявление подписали без отработки, а это значит, что есть еще почти две недели, чтобы отдохнуть. Потом его ждет место экспедитора в транспортной компании. Вкалывать предстоит от зари до зари, но и платят по-взрослому. Месяцев пять-шесть, и он сможет снять однокомнатную квартиру где-нибудь в Перово, и тогда они с Агнешкой наконец-то поселятся вместе.
В залитых светом холла дверях мелькнула знакомая фигурка, и вскоре девушка уже торопилась по дороге к центральным воротам.
- Отмерз, небось? – спросила Агнешка, беря Юрку под руку. В черном до пят пальто, толстовке, потертых джинсах и «мартинсах» Агнешка выглядела законченной неформалкой. Впрочем, она почти не изменилась за пять лет их знакомства: с первого по третий курс Агнешка тусовалась то с готами, то с панками, что не мешало ей быть лучшей студенткой факультета. Сейчас она проходила стажировку в отделении реанимации, и Юрка (случись такая беда) охотнее доверил бы свою жизнь ей, чем любому опытному врачу. Лечить людей Агнешке было дано свыше.
Юрка знал о ее заветной мечте: накопить денег и махнуть на Филиппины, посмотреть на настоящих хилеров.
- Сейчас в «Макдональдсе» согреемся. – Юрка приостановился, чтобы поцеловать девушку в щеку. – Ты что-то бледная. Подустала?
- Тебе не нравится легкая бледность? - усмехнулась Агнешка.
- Тьфу ты, блин! Ну сколько уже можно об этом?! Устроить меня в морг было твоей гениальной идеей!
- Устроила, куда могла. Извини, место главврача было уже занято.
- Типа, смешно… Жду не дождусь получить свою трудовую!
- Ладно, не заводись, - вздохнула Агнешка. – Я что-то сегодня сама не своя.
- Потеряли кого-то?
- Не без этого… И ты не представляешь себе, чего только люди с того света не притаскивают. Сегодня одну тётку еле откачали, так она, чуть в себя пришла, как начнет цифрами сыпать! Девять, один, пять, девять, два, два, двенадцать! Девять, один…
- Бывает, - заметил Юрка. – Может, она математику в школе преподает?
Агнешка вымученно улыбнулась.
- Она так без малого четверть часа… И я вдруг вспомнила, что где-то читала: мир, ну – мы, вселенная, вообще материя – это цифры. Дурацкое впечатление, конечно, но мне показалось, что она этими цифрами отплевывалась, просто выхаркивала их из себя, будто в коме нахватала чего-то лишнего.
- Ты к чему это? – покосился на подругу Юрка.
- Ну… Файлы в компьютере – это ведь тоже цифры, так? В тексты, фотки, записи «Нирваны» их преобразует процессор. Наверное, и нас что-то преобразует, пересчитывает, и получаемся… мы. А эта женщина была где-то, где пересчетчик не работает.
Юрка закивал.
- Ага, ага. И пока она там была, вне зоны действия пересчетчика, к ней плюсанулось что-то такое, из-за чего у нее могла вырасти третья рука? Если не отплеваться?
- Не утрируй, - недовольно ответила Агнешка. – Не третья рука, а…
- Тебе надо хорошенько отдохнуть, - решительно сказал Юрка. – А то скоро саму себя в зеркало узнавать перестанешь. Девять, один, пять, Агнесь! Это не код наращивания ногтей, а префикс оператора сотовой связи. Доходит? Очнувшись, эта же… в смысле, тё… ой, женщина… почему-то вспомнила номер чьего-то мобильника.
- При чем тут мобильник?
- Допустим, у нее любовь к хозяину этого мобильника. Несчастная любовь. Или он ей денег должен. Мало ли, что!
- Вот черт! – воскликнула Агнешка. – А ведь ты прав! Девять, один, пять… и еще семь цифр. Сотовый. Агнесеньке пора выспаться.
- Ладно, перекусим – и в общагу. Да, а как ее вообще в реанимацию занесло? Случаем, она не суицидница?
- Сто процентов нет. Экземплярчик тот еще – такие жизнь самоубийством не кончают. После нефрэктомии осложнение. В виде инфаркта.
- Нефрэкто что? Ты разговариваешь, как медицинский словарь. А давай в тот дворик завернем на минутку? Агнесь, ну давай!...
- Обалдел? Морозильник же такой…
- Мы на чуть-чуть. Ну пошли, пошли, - и он увлек Агнешку в узкую арку с облупившейся на сводах штукатуркой. За аркой их ждал не освещенный, погруженный в сумрак, двор…

-1-

Когда осунувшаяся, страшно похудевшая женщина вышла из больницы и, подволакивая ногу, поплелась к ближайшей станции метро, до пятого дня рождения Анютки Феоктистовой оставалось пять с половиной лет.

Детский праздник устроили на даче, в беседке. Девочка рассматривала подарки, игралась с огромной куклой, а Наталья Сергеевна наблюдала за внучкой и думала о том, какое это счастье – быть бабушкой. И как безумны женщины, которые этого счастья не ценят.
Потом гости – дети соседей – объедались испеченным Натальей Сергеевной маковым пирогом, а сама она пила кофе со снохой Татьяной. На это тяжкое испытание Наталья Сергеевна шла исключительно ради Анютки – ничего нет хуже для ребенка, чем плохие отношения в семье. Не то что бы она ненавидела Татьяну – до этого не доходило – просто не могла понять, в каком месте у нее находится душа. Девка породистая, словно призовая кобылка, но при этом какая-то… никакая. Три языка в совершенстве, большой теннис и плавание заменяли ей собственное «Я». Наталью Сергеевну особенно злило, что сын без памяти влюблен в эту балтийскую красавицу, хотя единственное на что она годится – рожать детей. Род Феоктистовых – превыше всего, неоднократно повторяла Наталья Сергеевна Саше, но тот отмахивался: ничего ты, мам, не понимаешь, Танечка – ангел, Танечка – богиня.
…Вот и сейчас, глядя, как высокая, с безупречной фигурой «богиня» ведет за руку Анютку, Наталья Сергеевна пыталась поймать хотя бы намек на какие-нибудь эмоции. Их не было: Татьяна четко выполняла материнскую задачу – заботиться о том, чтобы ребенок не споткнулся и не расшиб себе нос или коленку – но только потому, что так ПОЛОЖЕНО.
- Добрый вечер, Наталья Сергеевна, - поздоровалась Татьяна, подходя к Наталье Сергеевне. Анютка тут же прижалась к бабушке.
- Бабуля! Бабулечка!
- Здравствуй, солнышко моё. Здравствуйте, Танечка. Как добрались?
- Спасибо, нормально, - стоило Татьяне открыть рот, как Наталья Сергеевна сразу вспоминала ее девичью фамилию – Элаверас. – Аня по вас соскучилась.
- По вам, - машинально поправила Наталья Сергеевна. – Анютушка, ты правда скучала? Скучала по бабушке?
- Да-а, правда. Бабуль, а кино мы будем смотреть?
- Конечно.
- А пирожок?
- Испекла, - заулыбалась бабушка. – Танечка, вы зайдете?
- Нет, спасибо, - вежливо отказалась «богиня». – Мне на тренировку вечером, а еще домработнице сегодня заплатить надо. Так что поеду.
- Ну, счастливо вам. Значит, до воскресенья?
- Да, до послезавтра. Счастливо!
«Актриса, твою мать! – послала Наталья Сергеевна «мыслеграмму» усаживающейся в джип снохе. – Четыре года в театральном – и так бездарно играть человека!».
- Пойдем, Анютушка, - сказала она вслух, беря внучку за руку.
- Бабуль, а мы будем смотреть ТО кино? – прощебетала внучка.
- Будем смотреть всё, что захочешь. – На дне рожденья Анютка заснула в самом начале сказки-спектакля. – Хочешь – то, хочешь – другое, а хочешь – мультики посмотрим…
- Нет, бабуль! Я хочу ТО кино! Про волшебницу! Я хочу, бабуль.

…Аромат жасминового чая мешался с запахом свежеиспеченного пирога, свет в комнате был погашен, и только на огромном плоском экране кипела жизнь. Анютка следила за действием, затаив дыхание, и Наталья Сергеевна думала: как замечательно, что внучка смотрит детскую сказку вместо дурацких импортных мультфильмов.
…В живописном маленьком городке люди жили мирно и дружно. У городских ворот стояли добродушные стражники в латах и блестящих шлемах. Островерхие черепичные крыши хранили от невзгод простой и всегда желанный домашний уют. Но больше всего в городке гордились поющими фонтанами на площади подле ратуши. Взмывая в воздух, вода искрилась алмазными брызгами, и звенящая песня разносилась над мощеными улицами. Здесь, под пение фонтанов, играли городские ребята – такие же веселые и дружные, как их родители. Но однажды ночью колдун Кароль отобрал у фонтанов голоса, и они замолчали. Люди перестали радоваться, лица стали хмурыми, а дети больше не играли на площади. Унылым и скучным стал городок.
И тогда волшебница Гленна спустилась со сливочно-белого облака, собрала вокруг себя детей и сказала: так быть не должно. Она взмахнула рукой, и дети увидели колдуна Кароля – собрав в охапку грустно пищащие голоса, он сидел в своей лесной пещере и приговаривал: не отдам, никому не отдам, всё моё!
…Наталье Сергеевне было хорошо рядом с Анюткой. Кровиночка родная. С сыном в последнее время что-то не ладится: затаил обиду, когда она ему честно всё сказала, что думает о Татьяне. Невеселые мысли… Гонишь их от себя, а они все равно возвращаются. Наталья Сергеевна откинула голову на спинку дивана, чувствуя, как ее одолевает дремота. Она заснула в тот момент, когда Гленна произнесла с экрана: «Кароль – не злой, он просто глупый. Он хочет, чтобы всё самое прекрасное принадлежало ему, но ведь ТАК НЕ БЫВАЕТ».
Впоследствии Наталья Сергеевна не простила себе этого короткого сна.
Проснувшись, она сразу поняла – что-то изменилось. В темноте произошло что-то страшное, непоправимое. Анютка по-прежнему сидела рядом, но тихо-тихо, как напуганный мышонок.
- Анютушка… - прошептала Наталья Сергеевна, касаясь ее плеча. Кожа девочки была совсем холодной. – Анютка!!! – вскрикнув, бабушка рванулась к выключателю настольной лампы, и, когда вспыхнул свет, она увидела, что лицо девочки жутко исказилось, словно чьи-то пальцы сдернули кожу с одной стороны на другую, скривив губы, наморщинив по-обезьяньи лоб.
Конечно, это сыграл переход от полной темноты к яркому освещению. Обман зрения. И лицо у внучки было абсолютно спокойным, она смотрела в экран… но, о господи, какой отрешенный у нее взгляд!
- Анютка… - позвала Наталья Сергеевна. – Анечка…
- Бабуля, - откликнулась Анюта, и слово это резануло бабушке слух: в нем отчетливо прозвучали Татьянины интонации. Только Таня Феоктистова-Элаверас говорила с таким бездушием робота. – Что ты, бабуль?
- Не знаю… - растерянно пробормотала Наталья Сергеевна, опускаясь рядом с Анютой на корточки. – Анюшка, с тобой всё в порядке? Ты не заболела?
- Нет. Не заболела. Бабуль, я…
На улице засигналил автомобиль. Откинув тюлевую занавеску, Наталья Сергеевна выглянула в окно и вздрогнула: там стоял, слепя фарами, Сашин «семисотый». Сын бежал к дому, пригибаясь под дождем.
«Что-то у них не так с этой Татьяной» - обреченно подумала Наталья Сергеевна, спеша открыть.
- Саш, ЧТО? – вместо приветствия выпалила она.
- Ничего, мамуль. – Саша смахнул с волос капли дождевой воды. – Всё в порядке, лучше не бывает.
- А… а почему ты… в смысле – ты бы хоть позвонил… Чай поставить? Мы с Анюткой тут… - она запнулась.
- Да не, мам, чай не надо. Мамк, я заберу Аньку домой, ты не против?
- Заберешь? – едва выговорила Наталья Сергеевна. – Но… но мы же договорились – до воскресенья, до вечера…
- Мам, у Танюхи планы поменялись. Купила билеты куда-то, ну и… хочет Аньку с собой взять.
- Ладно… - отступая от сына, сказала Наталья Сергеевна. – Саш? А у вас… точно всё нормально?
- Всё просто прекрасно, мамуль. Собирай Аньку.

Саша разворачивал машину, а Наталья Сергеевна стояла в дверях, бессильно опустив руки. До нее только сейчас дошло: нельзя было отпускать Анютку с Сашей. С ним что-то не то. Он никогда не называл дочь «Анькой», а жену – «Танюхой» - всё «Анечка» да «Танечка». И что стряслось с девочкой, пока она, старая дура, спала?! Ей говорили, что истинное лицо человека видно, когда тьма сменяется светом. Чушь. Чушь? Ой ли?
- Спокойно, Наташа, не паниковать, - сказала она себе. «Семисотый» мигнул аварийкой и покатился по улице, набирая скорость. Наталья Сергеевна вошла в дом и, повторяя «Не паниковать. Только не паниковать», взялась за телефон. Отдышалась и набрала номер Татьяны.

***

Саша Феоктистов объехал пробку перед магистралью по обочине, и, не обращая внимания на запрещающий сигнал регулировщика, вырулил на прямую. Сзади послышался свисток, затем взвыла сирена патрульной машины. Плотно сомкнув губы, Саша утопил педаль газа, и «семисотый» понесся вперед. Гаишники моментально отстали, хотя наверняка сообщили его номер на следующий пост.
- Папа… - сказала Анютка. Она глянула в окно, и у нее закружилась голова. – Пап, а куда мы едем?... Па-а-а-ап, - глаза девочки наполнились слезами.
- Заткнись, отродье, - хрипло ответил Саша.

***

…За четыре часа до того, как Наталья Сергеевна вложила в привод проигрывателя DVD-диск, Саша сгреб жену за воротник и сильно дернул, швырнув Татьяну на пол. Приподнявшись на локте, Татьяна удивленно взирала на супруга, но удивления в ее глазах было всего ничего – ровно столько, сколько может позволить себе истинная леди.
- Саш, ты что творишь? – спросила она и тут же захлебнулась воздухом: муж ударил ее ногой по ребрам.
- Тварища, - процедил Саша. – Сука. Дрянь.
- Саш, ты о чем?! – истинная леди в ужасе спряталась за шкаф, и на ее месте осталась просто напуганная женщина. – Саш, что я тебе сделала?!
- Тупую включила, да? - он вновь ударил ее ногой в живот, и тут же – в лицо. - Язык твой поганый спрашивать поворачивается, что сделала? Тварь.
Татьяна тронула свой нос, и тот легко подался в сторону, оглушительно хрустнув. Женщина взвизгнула и надсадно раскашлялась: в рот натекла кровь.
В руке мужа появился кухонный нож. Утром домработница потратила кучу времени, натачивая ножи.
- Прекрати это… - не попросила, а подумала Татьяна. Но муж услышал просьбу.
- Сейчас, - почти спокойно ответил он, и, неумело размахнувшись, всадил нож ей в бок. Татьяна забилась на полу, заколотила ладонями; бок под ребрами адски жгло. Рана быстро набирала ворса с персидского ковра, а ковер впитывал кровь. А потом Татьяна перестала биться и замерла. Она уже знала: это смерть.
Она не знала – почему. Почему в двадцать четыре года, почему именно сегодня, почему ТАК. Просто знала, что смерть. И всё.
Нет, еще не всё. Наклонившись над распростертой на ковре женой, Саша всё так же неловко, но с дьявольской жестокостью проткнул ей кухонным ножом горло – под ямку.

И вот ЭТО была смерть.

-2-

Главный редактор Игорь Сотченский бегло пролистал трудовую книжку, посмотрел в диплом о высшем образовании и отложил документы на край стола. Задержал взгляд на молодой женщине, сидящей напротив. Смуглая, худенькая, с чуть припухшими чувственными губами, она будто прилетела утренним рейсом с какого-нибудь райского острова в тропических широтах.
«Не подошла, - подумала Лера. – Опять мимо». Сердце упало. Ну сколько можно, неужели опять устраиваться официанткой? А без работы никак, питаться святым духом она не обучена, да и обезболивающие стоят денег. О пластике можно и вовсе не мечтать.
- Ну что же, образование у вас профильное, - констатировал Сотченский. Лере показалось, что он чем-то расстроен, хотя виду не подает. – А почему не работали журналистом?
- Муж был против, - развела руками Лера.
- А сейчас что? За?
- Сейчас я сама по себе.
- Ясненько. Ладно, Валерия Геннадиевна, вот мои предложения. Я могу взять вас в штат. Пока – на три месяца.
- Понимаю, - закивала Лера. – Испытательный срок.
- Дело не в этом. Раньше журнал издавался на спонсорские деньги. Сейчас спонсора у меня нет, так что приходится вставать на коммерческие рельсы. Три месяца я смогу выплачивать вам ту зарплату, которую указал в объявлении. А там посмотрим…
- Я буду очень стараться, честное слово!
- По-любому, три месяца – немаленький срок. В свободное время продолжайте искать себе место…
- Без стажа это только девочкой на побегушках, - призналась Лера. – А в кафе или секретарем… больше не хочу.
- Давно сидите без денег? – вскользь стрельнул вопросом Сотченский.
- Не то чтобы совсем без… - Лера замялась. – Я ведь неплохо зарабатывала.
Главный редактор достал из кармана пиджака пачку купюр.
- Я не формалист, вот вам аванс на руки, и завтра же приступите к своим обязанностям. Устраивает?
- Конечно! А… а какие у меня будут обязанности?
- Моя тематика – мир аномального. НЛО, гипноз, психокинез, всё в этом роде. У меня широкая сеть инсайдеров, от них я получаю информацию, которую затем проверяю на достоверность, выношу свое суждение по каждому факту, и только после этого публикую. Это мой дар – отделять зерна от плевел. Вашей задачей будет придавать материалам литературную… ну, статейную форму. Справитесь?
- Думаю, что да… - Лера внутренне поежилась: уж слишком легко всё получилось. Только что она не сомневалась, что ей дают от ворот поворот, и вот в сумочке лежит половина зарплаты. – Вернее, уверена, что да.
- Мне бы вашу уверенность… Ну, тогда – до завтра? В десять ноль-ноль здесь, в офисе.
- Спасибо… То есть – до завтра, - откликнулась Лера. Ей все еще было не по себе. Мысленно она искала подстроенную ловушку. Очередную ловушку. Искала и не находила ее.
Возможно, потому, что ловушки не было.

***

- Послушай, Альберт, я не прошу многого. Мне всего лишь надо понять, что за бесовщина произошла в тот вечер с моей внучкой. Потому что Сашка – о, господи – когда он приехал за ней, она уже была НЕ В ПОРЯДКЕ. Альберт, помогай мне.
Шифарев ответил жестом, выражающим согласие. Он так долго оказывал Феоктистовым профессиональные услуги – сперва в качестве психиатра, потом, после девяносто первого года – в качестве психоаналитика, что превратился в друга семьи. Но прежде он и не подозревал в хрупкой на вид Наталье такой твердости. В одночасье лишившись сына, внучки и невестки, она не рехнулась от горя, не покончила с собой, и сейчас, сидя на транквилизаторах (и стоя на пороге могилы) она требовала от него не сочувствия – требовала разобраться, КАК ЖЕ это было.
- Хорошо, - сказал Шифарев. – Давай начнем сначала. Вы сидели с Аней, пили чай, ели пирог, смотрели кино. Потом ты ненадолго отключилась. Скажи – в заварку для чая могли подмешать что-нибудь?
- Почему именно в заварку?
- Потому что это проще всего. Смешать чай с каким-нибудь зельем и просто ждать результата. Не сама же ты его «зарядила»? Я уж даже не спрашиваю тебя насчет пирога…
- Вариант, - пожевала губами Наталья. – Не исключено, что от этого я и заснула. Значит, на Анютку подействовало как-то иначе?
- Могло быть и так: ты заснула от усталости, и спросонья тебе почудилось, что у девочки… новое лицо. Ведь, когда ты зажгла свет, она показалась тебе вполне нормальной?
Наталья резко вытянула в его сторону указательный палец.
- Уж не вы ли, Альберт Васильевич, сказали мне, что настоящее лицо проявляется на контрасте свет – темнота?! И, вот еще: Анюта стала другой. Уж в чем бы, а тут я не ошибаюсь.
Шифареву призвал на помощь хладнокровие и сохранил нейтральный тон.
- Наталья, про контрасты – это оккультистские заморочки, я это привел как пример редкостной человеческой дури. Есть еще вариант. Ты спишь, Анюта смотрит фильм, и в это время кто-то заглядывает в окно. Достаточно приставить к стеклу какую-нибудь жуткую маску, пятилетнему ребенку вполне хватит, чтобы потом долго быть не в себе. Даже необязательно, что она запомнила напугавшее ее видение, память могла его «потерять», но психика затормозилась. Но, Наталья, это ничем не объясняет того, что сделал Сашка.
- Сашка умер, - отрезала Наталья. – И Анечка тоже умерла. Татьяна… умерла. И я НЕ ПОНИМАЮ, как это могло произойти. Альберт, ты же знаешь, что я в своем уме. И я говорю тебе: тогда, вечером, когда их не стало, всё связалось в одно. И с Анюткой… с ней это было неслучайно.
- Что за фильм вы смотрели? Детское кино имеет градации возрастных категорий: некоторые сцены могут негативно воздействовать на ребёнка…
- Это был совершенно нормальный фильм!!! – взвилась Наталья. – Нормальный! Милая детская сказочка! Альберт, - Наталья вернулась к полному спокойствию почти мгновенно. – Альберт, я рассказала тебе всё. Теперь начинай думать. Мне НЕОБХОДИМО знать правду, пока я еще жива.
«Альберт, ты же знаешь, что я в своем уме».
«Черт побери, да у тебя каша в мозгах! Тебя зациклило на внучке, но если даже ее что-то действительно напугало, важно не это. Важно то, что учудил твой распрекрасный сынок».
Яблочко от яблоньки не далеко падает. Покойный, к счастью для человечества, Феоктистов-старший чудил еще и похлеще, хотя официально на нем не было криминала. И отца – три года назад, и сына – не минуло и месяца – обоих хоронили в закрытых гробах. Но если от Сашки осталась только горстка пепла, с Борисом Феоктистовым, который лег в гроб целым-невредимым, потребовались меры предосторожности – дабы никто из скорбящей родни не схватил инфаркта.
- Дай мне время, - попросил Шифарев. – Хотя бы чуть-чуть времени. Ты не допила тот чай, который заваривала вам с Аней? Я хочу отдать его в лабораторию. И – Наталья, только не нервничай, мы же ищем ответ, значит – должны учитывать всё-всё – дай мне диск с фильмом.

По дороге домой он забросил початую пачку жасминового чая в лабораторию, где работал его хороший знакомый. Но сделал это для проформы, поскольку был убежден – чай ни при чем. Тот день превратили в трагедию два убийства и одно самоубийство. Никакой мистики, никаких загадок. Да, ребенка могло что-то напугать до тихой истерики (принимая на веру слова Натальи) – но всё прочее состоялось безотносительно Ани, которая и сама вскоре стала жертвой.
Если только не рассматривать версию, что пятилетняя девочка на расстоянии почувствовала смерть матери и сумасшествие отца. Но это – из области завиральных теорий.

***

Придержав пальцами пробку, Игорь Сотченский дал шампанскому нашипеться, после чего налил до краев высокий бокал. Хмыкнул про себя, делая глоток: такие вещи нормальные люди чаще запивают литрами водки. Особенно, если сваливается, как тонна снега на голову.
Развод.
Для него это тоже было неожиданностью. Когда Алиса заявила, что хочет развестись с ним и выйти замуж за другого, он долго ходил, как в воду опущенный. Не мог понять: в чем дело? Он ведь не любил свою жену. К деньгам ее отца – да, относился нежно и трепетно. Развод с Алисой означал всего лишь развод с деньгами, чем не повод для огорчения? Но когда тесть явился собственной персоной и предложил ему «отступные» и щедрую поддержку журнала «Водораздел», тот, второй Сотченский, которому первый не всегда успевал вовремя заткнуть рот, сказал:
- Не надо мне ничего. Хочет уйти – пусть уходит. Истерик устраивать не стану.
- Молодца, Игорюх, - одобрил тесть – огромный седой мужчина, прошедший путь от бандита до вице-президента финансового холдинга. – Алиска дура, конечно, но сейчас она дура счастливая. Глядишь, всё у нее и сложится. – Помешкав, тесть добавил: - Она же тебе вообще не интересна, и ты маешься, и она места себе не находит. Отпусти ее, Игорюх.
…То же самое сказала ему и Алиса:
- Игорь, отпусти меня. Пожалуйста, давай расстанемся спокойно. Друзьями, ладно?
- Кто он, хотя бы? – спросил Сотченский, глядя ей в переносицу.
- Он – человек, который меня любит. И я его люблю. Этого достаточно?
- О да, вполне.
- Если думаешь, что мне наплевать, что у тебя сейчас в душе творится, то ты не прав. Семь лет вместе, Игорь – это не шутки. И все семь лет ты только и делал, что изображал любящего мужа. Тебя вообще не в чем упрекнуть. Просто… чем дальше, тем нам обоим тяжелее.
«Наивная, - без злобы подумал Игорь. – Мне платили, я отрабатывал. Да и ты бы без меня пропала». Хотя он уже сам запутался в своих мотивах и не мог определиться, что было для него приоритетом: хорошие отношения с тестем-меценатом или жалость к женщине без детства, без малейших навыков общения и с панической боязнью одиночества. Но семь лет назад Алиса, не попади она в «хорошие руки», легко могла дойти до ненужных крайностей.
Теперь перед Игорем стояла другая Алиса: возможно, благодарная за это «Шоу Трумэна», но не согласная участвовать в нем дальше и готовая сама устраивать свою судьбу.
- Отлично, - сказал Игорь. – Всё будет, как ты хочешь. Расстанемся друзьями.
И опять не разобрался в себе: не то самому так проще, не то сыграл напоследок в благородство.

После развода он сделал странное открытие: не привязанная к нему штампом в паспорте, Алиса стала для него много дороже. Хотя, как посмотреть: всё это вообще обошлось ему довольно дорого. В горячке он чуть сразу же не прикрыл свой журнал, поскольку Виктор – его помощник – узнав о прекращении финансирования, тут же уволился. Не появись в редакции Лера, он бы сдался. Одаренная, с тонким литературным вкусом и хорошим авторским чутьем, Лера помогла обрести второе дыхание и журналу, и его главному редактору. Она быстро усвоила концепцию издания и привела в порядок безобразный хаос, оставленный после себя Виктором; сделала новый дизайн обложки, составила бизнес-план и даже нашла рекламодателей. Всё это, конечно, заслуживало всяческих поощрений, но для Сотченского было не самым главным.
Лера не только полностью вошла в курс его дел. Мягко и бесшумно, на цыпочках она входила в его жизнь, пока не прося впустить ее дальше прихожей, но и не затруднившись позвонить в дверь.

Игорь стукнул краем бокала о горлышко бутылки. Итак! Разводу четыре месяца, полет нормальный. Его то и дело подмывает позвонить бывшей жене, но при этом он думает о другой. Конечно, рановато строить наполеоновские планы насчет Леры, но ему тепло рядом с ней.

У Леры есть какая-то тайна. Нехорошая. Сотченский выяснил это в тот день, когда они получили из типографии тираж первого совместно подготовленного ими номера. Он – без всякой задней мысли, просто выражая одобрение – несильно хлопнул Леру по плечу. Она шарахнулась от него так, что отлетела в противоположный угол кабинета, ударившись о стену. Потом Лера долго извинялась – «Ой, я такая пугливая», но Игорь понял – это неспроста. Что-то случилось с Лерой такое, что прикосновения к себе она расценивала как страшную опасность. Но что именно? Он пытался поговорить с Лерой о ее муже, но та прикинулась, что в семье у нее всё было так тускло и неинтересно, что и вспомнить-то нечего.

…На мобильном высветилось имя «Виктор», и Сотченский чертыхнулся. Общаться с этим склизким типом ему не хотелось – лучше бы Алиса позвонила. Ладно уж, надо хоть выяснить, что ему вдруг понадобилось.
- Пламенный привет от разведенного мужчины разведенному мужчине! – Виктор по поводу и без повода красовался отсутствием семейного положения. – Ты еще лицензию свою не продал?
- Вопрос пока на повестке дня, - холодно ответил Игорь, не желая посвящать Виктора в подробности.
- Ладно тебе, Сотченский, сколько можно дуться? А как же братство по оружию и все такое прочее?
Ага, конечно. Братство по оружию. Раньше, когда Игорь порывался обсудить с Виктором армейскую службу, тот задирал нос, всем видом показывая, какая пропасть лежит между «срочником», хоть и тянувшим лямку в морпехах, и бойцом спецназа, окончившим общевойсковое командное училище.
- Сотченский, послушай, если наши с тобой моральные принципы сложить вместе, всё равно получится полный ноль. Я…
- Ты мне позвонил, чтобы арифметикой заняться? – спросил Игорь.
- …я верен одному-единственному существу в мире – своему бумажнику. Пока ты мог набивать его так, чтобы не застегивался – я был с тобой. Ну, а нынче – сам понимаешь… Но я хочу искупить свой страшный грех. У меня есть историйка, от знакомых узнал – кстати, ее именно мне принесли, потому что я у тебя работал.
- Что за историйка?
- Заговор… или наговор, или приворот – я их всегда путал, но смотрится роскошно. Имена и личные данные уточнил, как мог, но главред у нас ты, тебе и флаг в руки.
- Спасибо, - пересилил себя Игорь. – Можешь скинуть мне на электронку?
- Уже. Проверь ящик.
Сотченский взял свой бокал и пересел к компьютеру. Черт, Алиса не звонила уже почти неделю. Совсем, наверное, от него отвыкла.


-3-

- Вот ведь кошмар! – воскликнула Лера, отворачиваясь от монитора. – Убить жену… да еще так… ни с того ни с сего… И дочка… Куда он вёз ее? Что собирался с ней сделать?
- Боюсь, он именно то и сделал, что собирался. Все свидетели аварии утверждают, что он не просто зацепил бензовоз бортом, а специально его протаранил. Он гнал по шоссе и выбирал, во что врезаться.
- Господи боже… Я как-то не догадалась сразу. Но, Игорь… чего тут нет, так это изюминки. Да, горе ужасное – в один день потерять и сына, и внучку, и жену сына… А что с мужем Феоктистовой?
- О муже мне ничего не сказали, и здесь не написано. Умер, должно быть, самой-то Феоктистовой шестьдесят два исполнилось…
- Игорь, она считает, что с ребенком случилось нечто странное во время просмотра спектакля, и сама она это упустила, потому что спала. В таких случаях люди задним числом выискивают в событиях какие-то зловещие знаки…
Сотченский осторожно забрал у Леры «мышь» и отскролил текст вниз.
- Я не всё скопировал, - сообразил он. – Дальше говорится, что семейного психолога Феоктистовых, некоего Шифарева, нашли дома мертвым, а в проигрывателе у него был диск с тем самым спектаклем. Видимо, он полагал, что ключ к разгадке спрятан в спектакле, и пытался его высмотреть.
- А от чего он умер? – недоверчиво спросила Лера.
- Официально – от инсульта. Незадолго до смерти он выключил свой мобильный, а ему звонили из милиции – сообщить, что его сын разбился на мотоцикле. Других родственников у Шифарева не было… а сама Феоктистова умерла на следующий день.
- Проклятие, записанное на видео? – протянула Лера. – Но эта версия не выдерживает простейшего хронометража. В шесть вечера бабушка и внучка садятся смотреть спектакль. В восемь Александр Феоктистов приезжает за Аней, увозит ее с собой и вскоре совершает самоубийство заодно с убийством родной дочери. Но жену-то свою он убил в два часа дня! Время здесь расписано четко… и, любопытно, откуда твой Виктор раздобыл такую подробную информацию?
- У завлаба медэкспертизы. А тот водил знакомство с покойным Шифаревым, который сплавил ему банку жасминовой заварки – проверить, нет ли там седативных составляющих. В плане – вдруг кто-то планировал усыпить Феоктистову.
- Всё равно мне верится с трудом. Допустим, посреди спектакля в кадре вдруг появляется НЕКТО, посылающий зрителю проклятие непонятного содержания. Откуда он вообще берется посреди записи, да и что за проклятие такое, которое действует по факту? Татьяна Феоктистова погибла до просмотра фильма, сын Шифарева – судя по всему, тоже разбился прежде, чем отец запустил диск… Вот.
Лера улыбнулась. Рассуждала она, конечно, приземленно, но ее улыбка стоила миллионы евро, и от того была редким эксклюзивом.
- Видишь ли, проклятия – если допустить, что они существуют – это вообще грубое нарушение связей пространства, времени и материи. Конечно, копаясь в этой истории, мы вряд ли установим, существуют проклятия или нет. Но, возможно, решим для себя – следует ли ДОПУСКАТЬ их существование. И для начала я бы хотел получить запись спектакля. Надо посмотреть в Интернете, вдруг выложено где-нибудь на трекер.
- Хорошо, - послушно кивнула Лера. – Я займусь.
- Вот умничка, а я схожу покурю.
Сотченский вышел из офиса, а Лера, почему-то с неприятным чувством, словно заходя в темную комнату, где среди набросанного горами хлама ползает огромный тарантул, набрала в строке поиска: «Гленна и песни фонтанов».

Стоя в курилке с незажженной сигаретой, Игорь ломал себе голову: а что, собственно, дальше?
Не то чтобы ему передались Лерины сомнения. Но изюминки – Лера права – и впрямь нет. Добыть копию фильма – не самая большая проблема, но вдруг спектакль окажется совершенно безобидным? Вдруг роковой, инициирующий эпизод присутствовал только на том диске, который смотрели Аня и Наталья Феоктистовы, а после них психоаналитик Шифарев? А даже если некая подпрограмма зашифрована непосредственно в спектакле – как он это должен определить? Опыт у него богатый, но до сегодняшнего дня он научился распознавать только неподлинные видеозаписи контактов с НЛО – и то в основном на интуиции.
В реальный мир его вернула мелодия вызывного сигнала, назначенная номеру бывшей жены.
- Привет, - сказал он, нажав кнопку ответа.
- Привет! Прости, что не звонила долго.
- Ничего, я понимаю, - нашелся Сотченский. – Новая любовь, новые чувства…
- Нет, мы сейчас не вместе. Он пока за границей. Просто я не знала, о чем с тобой говорить, - добавила Алиса со своей обычной оглушающей прямотой. – Папа просил узнать, как у тебя дела.
- Передай папе, что дела идут. А как он себя чувствует?
Незадолго до того, как Алиса объявила о разводе, тесть стал жаловаться на сердце – сказался разгульный образ жизни в молодости. Он прошел обследование в клинике, и врач порекомендовал ему диету и постельный режим.
- Папа чувствует себя плохо. Он слёг.
- Алиса… мне очень жаль. Я могу чем-то помочь?
- Ему нужна сестра-сиделка. Только очень хорошая. Ты же знаешь, какой он… неуправляемый. Две от него уже сбежали, я пыталась найти замену, но у меня что-то не получается. А ты ведь так хорошо умеешь подбирать персонал.
Игорь невесело усмехнулся. Алиса просто до смешного не умеет общаться с людьми. Он-то к ней привык, но человеку неподготовленному достаточно перекинуться с Алисой парой-тройкой реплик, чтобы взбеситься.
- Договорились, - сказал он. – Я постараюсь срочно кого-нибудь найти. Перезвоню, как что-то будет, о’кей?

- Пока ничего особенного, - доложила Лера, когда он вернулся в офис. – Название фильма значится на сайте студии-производителя, и упомянут он в разделе «Наше портфолио», без ссылки на скачивание. Есть номер телефона директора, Спешлова Дениса… наверное, есть смысл попросить копию у него. Связать тебя с ним?
- Я сам, только спиши мне номер.
Пока у директора киностудии «Вармос-Видео» была занята линия, Сотченский набросал объявление в интернет о поиске сестры-сиделки. Дозвониться ему удалось только через полчаса. Он представился и спросил, не сможет ли... – извините, не знаю отчества… а, просто Денис, ага... – уделить ему сегодня немного времени по редакционному вопросу. Тот довольно легко согласился.
- Вот бы еще пробок не было, - сказал Игорь, снимая с вешалки свой пиджак. – А завтра хочу скататься к этой, как ее…
- Коноваловой?
- Да, к домработнице Феоктистовых. Она должна что-то знать о том, на какой подводный камень налетел Саша. Ну, всё, Лерочка, не скучай, ключи оставишь на вахте. Чао!
- Счастливо, - ответила Лера. Послушала, как грохочут по лестнице каблуки. Подумала некоторое время, прикрыв глаза, чтобы не рябило от монитора. Затем открыла документ с первичным отчетом, предоставленным ее предшественником, нашла телефон домработницы, и, еще секунду поколебавшись, сняла трубку.

***

Сначала Игорь подумал, что директор «Вармос-Видео» - один из тех альтруистов, которые скорее пропустят ланч, чем оставят не отвеченными чьи-то вопросы. Увидев визитную карточку Сотченского, он усадил гостя в кресло, придвинул ему пепельницу и устремил на Игоря взгляд, ясно говорящий о готовности потратить остаток дня на беседу.
Выяснилось, впрочем, что у Спешлова имелись свои причины для радушного приема.
- Я ведь ваш постоянный подписчик, - улыбнулся он. – Ни одного номера не пропускаю.
- Да что вы?
- Честно, проверьте по своей базе. Как личность я формировался под влиянием двух гениальных творений кино: «Твин Пикс» и «Секретные материалы». До двадцати одного года скупал всю желтую прессу, где пишут про НЛО, а потом увидел у знакомого «Водораздел», вчитался… ну и проникся.
- Вы мне льстите, но всё равно очень приятно, - рассмеялся Сотченский.
- Нет, причем тут лесть… Ваш журнал возвращает мне веру в неведомое… ну, в то, что этой реальностью всё не кончается. Кстати, в последних трех выпусках вы очень удачно сменили литературную стилистику – уж в этом я кое-что понимаю.
Мысленно Сотченский выплатил Лере премию.
- Спасибо, - кивнул он.
- Но вы собирались меня о чем-то расспросить… Заготовка для нового материала?
- Сам пока не пойму, откуда ветер дует... Собственно, я хотел попросить вас рассказать мне, как снимался фильм «Гленна и песни фонтанов». Ну и, если можно, хотелось бы получить копию, с возвратом, естественно.
Спешлов развел руками.
- К сожалению, я мало что знаю об этих съемках. Я ведь здесь всего полгода работаю, а тогда студию только-только учредили. Копию я сейчас сделаю, - Спешлов взял со стола чистый диск и принялся обдирать герметическую упаковку, - но вам бы лучше расспросить Владика Святозарова, режиссера. Это он снимал «Песни фонтанов». Одна только беда: Владилен – такое у него полное имя - на эту тему говорить не любит, думаю, потому, что круто облажался перед спонсорами, да в последнее время он еще и не просыхает. Чуть утро, а уже на бровях.
- А что значит – облажался перед спонсорами?
- Наша студия открылась на деньги польских и наших отечественных бизнесменов. Отсюда и название «Вармос» - Варшава – Москва. Эти богатые папики вбили себе в голову, что современное телевидение несет в массы разлагающее действие. Да, вот так, не больше не меньше. «Вармос» по задумке должен был предложить нечто прямо противоположное: общечеловеческие ценности, всякое такое. Самые тупые зануды получаются именно из постаревших функционеров. В общем, первое спонсорское задание было подготовить телеверсию книжки польской авторши Гелены Бегонски – вроде как жены кого-то из варшавских партийцев высокопоставленных. Я читал саму книжку, и мне показалось, что вещица уж больно детская…
- Это же и есть детская сказка, разве нет?
- Я не к тому. Написано по-детски, сюжет примитивнейший и такой же язык. Как я понимаю, папики думали, что Бегонски составит мощную конкуренцию Бивису и Батхеду, которые из их детишек делают моральных уродов, будто тут родители мало стараются. С самого начала работа не заладилась. Переводчик и сценарист потрудились на славу и стилизовали оригинал пани Гелены под восемнадцатый век: городок в табакерке, злой колдун, добрая волшебница… Песни вообще писал кто-то маститый. Но Владилен завалил всё что можно. Настроил против себя съемочную группу, стал кроить сценарий, утвержденный спонсорами единогласно, и поссорился, соответственно, со спонсорами… В результате вместо две тысячи первого года фильм сняли со второй попытки к две тысячи третьему, но, когда Святозаров показал папикам смонтированный вариант, те долго плевались.
- Не проще было сменить режиссера? – удивился Сотченский.
- По какой-то причине его оставили, хотя ходят слухи, что конфликтец был похлеще Карибского кризиса – Владилена чуть живьем не закопали. Ну, а после как спонсоры забраковали «Гленну», они и к самой студии остыли. Вкурили, видать, что ничего из их затеи не получится. В общем, ребятам пришлось выкручиваться, чтобы не остаться без работы. Повезло, что поляки не отобрали своё оборудование, а московские проплатили Мосфильму аренду на год вперед. Потом пошли заказы на рекламные ролики, еще кое-что разовое, ну, а теперь я тут пытаюсь рулить. Если бы Святозаров не путался под ногами…
Сотченский прочитал между строк, что Спешлова пригласили в первую очередь не рулевым, а чтобы он вытурил Святозарова.
- Он тут до сих пор работает?
- Увы и ах. Владилен – избалованный мальчишка, мнящий себя гением и вмешивающийся во всё, что абсолютно не требует его вмешательства. Сейчас он у меня задействован в одном проекте, но когда успешно его запорет, вылетит на улицу как миленький.
- Но здесь ведь и до вас кто-то исполнял обязанности директора? Почему его не уволили раньше?
Спешлов неопределенно мотнул головой.
- Я толком не разобрался. Похоже, он умеет пригрозить. Причем не физической расправой, а чем-то поубедительнее. А мой предшественник был не столько директор, сколько худрук – человек творческий, нервный.
- А если он вам пригрозит?
- Ну, по крайней мере, я буду знать, чем он всех держит за жабры, - привод зажужжал диском, верифицируя запись. Спешлов вынул CD, убрал в коробку и передал Сотченскому. – Уж перед этой жертвой звездной болезни я на задних лапках отплясывать не собираюсь. О, черт, вспомнишь идиота – он и появится.
В приемной яростно рыкнули на секретаршу, и в кабинет ввалился парень – косая сажень в плечах. Классический «русский красавчик» - белокурый, полнокровно-румяный и с выражением есенинской бесшабашности в лице.
- Привет, Дэн! – поздоровался Святозаров. – С кем это ты тут воркуешь?
- Человек приехал ко мне. Кое о чем поговорить.
- Да ну? – пьяно блуждающий взгляд Святозарова вдруг пристально сфокусировался на Сотченском. – О «Гленне и фонтанах»?
Сотченский поднялся с кресла и повел плечами, разминая суставы. За годы жизни с Алисой он заметно отяжелел, но еще был вполне способен воспроизвести длинный прямой в челюсть, на что Владилен откровенно напрашивался.
- Вы поразительно догадливы, - сказал Игорь. Ему хотелось посмотреть на реакцию режиссера, для которого «Гленна и песни фонтанов», кажется, были больной темой. – Владилен Святозаров, верно?
- Ну и? А тебе-то что надо? Ты кто вообще такой и откуда нарисовался?
- Влад, иди к себе и проспись часок, - резко окликнул Владилена Спешлов.
- Дэн, да иди-ка ты сам… - просипел Святозаров. – Смотрю, ты тут посторонним наши коммерческие тайны сливаешь?
- А я смотрю, ты опять с утра поддал. Учти, Владик, у меня твои выходки уже вот где сидят. Иди спать, кому говорю!
- Я не шестерка, чтобы меня посылать. А тебе… - Святозаров шагнул вперед и уперся указательным пальцем Сотченскому в грудь, - …а тебе я так скажу. Чтобы у тебя никаких вопросов и в дальнейшем не возни… - он пошатнулся, но быстро восстановил равновесие. – Не возникало. Это был гениальный фильм, ясно? Моя гениальная работа, мой сценарий, который я сделал из ничего, из вшивой книжонки вшивой польской графоманши. И тот шедевр, который получился, опустили, завернули и выкинули на помойку!!! Доходчиво я объяснил?
- О, да, доходчивее не придумаешь.
- Вопросы есть еще?
- Вопросов нет, - с готовностью ответил Игорь. – И, если можно – дышите в сторону, а то мне за руль садиться.
- Еще раз тебя увижу, - Владилен вытащил из кармана пачку сигарет и тут же ее уронил, - или узнаю, что ты спрашивал о чем-то… будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Потому что плевать в душу гениям никому не разрешено, ни тебе, ни охреневшим денежным мешкам. Сука, кровью умоешься…
Спешлов вклинился между Сотченским и Владиленом, оттеснив последнего.
- Блядь, Влад, ты реально меня напрягаешь, - с предупреждением в голосе сказал он. – У тебя есть ровно час, чтобы привести себя в подобие формы. Пошел спать!!!
Святозаров захлопнул за собой дверь смежного кабинета, напоследок показав Сотченскому огромный кулак.
- Агрессивный, - сказал Игорь. – Интересно, как он догадался, о чем мы говорили?
- А, ничего он не догадался, - махнул рукой Спешлов. – У него на тему «Гленны» паранойя: типа что во всех углах только об этом и шепчутся. Всех достал, придурок.
- Ну, мне пора. Спасибо, Денис, рассказ ваш может оказаться очень полезным. Ну, и за диск, конечно, отдельная благодарность. Если что-то пойдет в журнал, сообщу вам лично.
- Удачи! Да, вот еще что. Я знаю, что где-то в архиве завалялись копии съемочных документов. По мелочам, но, что найду – всё ваше. Вышлю на адрес журнала по мэйлу.

-4-

Расплатившись с таксистом, Лера окинула взглядом фасад убогой пятиэтажки и вошла в подъезд.
Она ненавидела подъезды. Особенно вот такие, в хрущобах, наполненные изнутри пронзительными запахами хлорки, мусоропроводов и разлитого где-то спиртного. Сотченский не заблуждался насчет ее нехорошей тайны: ниточка от грехопадения до воздаяния протянулась для Леры из одного подъезда в другой. И между ними она успела проглотить пачку обезболивающего. Возвращение домой и выход из дома были для нее моральной пыткой.
Прикусив губу, Лера поднялась на второй этаж, нашла нужную дверь и нажала на кнопку звонка.
Коновалова оказалась именно такой, какой Лера представила ее себе по голосу: простая рабочая женщина, грубоватая, скорее всего – лимитчица.
- Это вы – Валерия?
- Я. Здравствуйте, Любовь Ивановна. Где вам будет удобно поговорить?
- Проходите в кухню. Чайник вскипит сейчас. А вообще-то, - услышала Лера, шедшая за хозяйкой квартиры, - недосуг мне с вами болтать-то. Да и не хочу про Феоктистовых говорить. Таньку жалко, уж и свечки ей ставлю, а всё одно не отпускает.
Лера поняла, что сейчас всё зависит от того, как она себя подаст. Самое идеальное – сыграть милую глупышку. Конечно, это не совсем ее амплуа, она, скорее, романтическая дурочка… но хватит об этом. За романтику заплачено по всем счетам и со всеми процентами.
- Любовь Ивановна, ну пожалуйста-а-а! – заныла Лера. – Это же мое первое редакционное задание, меня шеф по штату сократит, если не справлюсь. Ну хоть пару слов мне скажите, а я остальное… того… досочиняю.
Коновалова сурово взглянула на «милую глупышку», и Лера с видом примерной девочки сложила руки на коленях.
- Сочиняльщица нашлась, - буркнула Коновалова. – Тут горе человеческое, а она туда же – досочиняю…
- Александр и Татьяна часто ссорились? – тихо спросила Лера.
- Ссорились? Любил он ее, Таньку, любил безумно, что ни день цветы дарил. Когда дочка у них родилась, Сашка прям чумной от счастья сделался. Старшая-то, мать, всё ему твердила: не пара тебе эта Элаверас, расходись-ка ты с ней…
- Элаверас – это Татьяна?
- Она же не русская, с Прибалтики откуда-то. А ты, часом, не еврейка? – продемонстрировала Коновалова незаурядный навык абстрагироваться от темы.
- Не-ет… - опешила Лера. – С чего вы взяли?
- Нос еврейский у тебя. Клювиком. И глаза не наши. Не еврейка, нет?
Лера засмеялась.
- Папа мой точно не еврей, а маму я никогда не видела.
- Феоктистовы все – жидовское семя, - сказала, как отрезала, Коновалова. – Танюшка – хорошая девочка была, хоть и не русская. Бог ей послал от жидов терпеть…
- Вы же говорили, что с мужем у нее всё хорошо было, - напомнила Лера.
- А что толку-то? Сашка до тридцати лет всё за мамкину юбку держался, а Наталья-то Сергеевна, прости меня господи, уж Таньку шпыняла, как девку какую. И то ей нехорошо, и это. Сашка Татьяну на руках носил, а Наталья только зубами скрипела.
- Получается, Наталья Сергеевна всё-таки настроила сына против жены? – озадаченно спросила Лера. Картину последнего дня семьи Феоктистовых пока еще окутывал плотный туман.
Коновалова уселась на табуретку и тяжело облокотилась о стол.
- Да я вот и сама чтой-то не пойму… - призналась она. – Если Наталья Сашку и настрополила, это было бы видно, Танька б поостереглась. Сашка вообще психованный, у него что на уме, то и на языке. Так ведь утром тем он с Татьяной и обнимался, и целовался, и скучать обещал… Да и сам весёлый был, ему ж аккурат время подошло наследство отцовское получать.
- Наследство? – переспросила Лера.
- Угу. Старый-то Борис Семеныч хитер был. Завещал так: пусть, дескать, Сашка часть денег сразу наследует, а вторую часть – как дочери пять лет стукнет. Ждал этих денег, ох ждал, что-то на фирме у него не клеилось. Я думала, как денежки в карман положит, будет у них с Татьяной пир на весь мир, они ведь и Анюту к Наталье Сергеевне, царствие небесное, отвезли, а мне Татьянка велела к восьми придти да ужин готовить. А когда я пришла… Танька… Танечка… изрезанная вся, в спальне лежала!!!
Коновалова закрыла лицо руками и безутешно разрыдалась.
Лера сидела молча, ожидая, пока женщина успокоится.
- Любовь Ивановна, - участливо позвала она, когда плач сменился судорожными всхлипами. – Любовь Ивановна, у меня еще вопрос. Если вам не трудно… простите меня, пожалуйста… а что вы имели в виду, говоря, что Александр был психованный? Он был психически неуравновешен? В чем это проявлялось?
Оказалось, что можно ненавидеть не только подъезды, но и саму себя. Лера отлично понимала, что причиняет этой женщине лишнюю, бессмысленную боль, но внезапно пробудившийся инстинкт – даже не журналистский, а репортерский – парализовал Лерину, от природы огромную, способность сочувствовать.
- В чем проявлялось? – Коновалова ожесточенно вытерла ладонями слезы. – Да в том, что психбольной был по жизни! С детства еще, с детсада уже в диспансере его лечили, не долечили! А как Борис Семеныч себе личного психолога завел, так Сашку по врачам водить перестали, не позориться чтоб. А психолог этот – такой же, как я – балерина! В школе глухонемых преподавал на полставки, а с Борисом как сошелся, курсы закончил какие-то – вот и вся психология… Так ведь каждый может, да? – уже спокойно спросила Леру Коновалова.
- Нет, - ответила Лера. – Не каждый. Я не могу.

***

С улицы Лера позвонила Сотченскому.
- Как у тебя дела? – спросила она.
- Удачно съездил. Взял у Спешлова копию фильма, а заодно полюбовался на самого создателя данного шедевра.
- Игорь, давай диск завтра вместе посмотрим, идёт? И, ты только не ругайся – я только что вышла от Коноваловой.
Сотченский присвистнул.
- Валерия Геннадиевна, я в шоке! Растёте на глазах! Узнали что-нибудь интересное?
- Так, урывками. Коновалова обожала погибшую Татьяну, не особо жаловала девочку Аню и совсем не переваривала Феоктистовых, хотя работала у них еще при СССР. Шифарев, по ее мнению, был крайне некомпетентен как психолог, правда, вряд ли она знает разницу между психологом, и, скажем, астрологом. Но в части отношения Александра к жене у Коноваловой претензий нет, хотя ее саму это, кажется, сильно удивляет. Любил, носил на руках, дарил цветы. Короче, убив эту несчастную, он сделал то, чего просто НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ сделать. Еще нюанс: Александр с детских лет – пациент психиатра.
- Теоретически его могло накрыть шизой без видимых причин, да так, чтобы жена представилась ему исчадием ада, а родная дочка – ее пособницей. Он убил их, защищаясь от собственных химер. В принципе, самоубийство в эту схему укладывается, предположим, в зеркало заднего обзора ему чудилась зарезанная жена, бегущая за автомобилем…
- Ой! – вырвалось у Леры. – Да, чуть не забыла: в тот день Александр вступал в права отцовского наследства. Старший Феоктистов зачем-то разделил завещание временным интервалом. Коновалова сказала, у Александра не всё гладко шло с бизнесом, он нуждался в деньгах. Ясно, что по поводу наследства он был на седьмом небе от счастья.
- А к полудню сошел с ума… - поддакнул Игорь. – Знаешь, Лер, на какую мысль это меня наводит?
- На какую?
- Александр получил в наследство совсем не то, что ему хотелось.

-5-

Лера открыла глаза и мгновенно проснулась.
Это было так для нее необычно, что само по себе тревожило.
С того дня, когда она очнулась в машине «скорой помощи», каждое ее пробуждение напоминало выход из глубокого обморока, оборвавшего кошмар наяву. Сегодня всё было не так. Будто тумблер перещелкнули: сон – щелк! – явь.
Подняв левую руку, Лера развернула часы циферблатом к себе и невольно вскрикнула. Половина одиннадцатого! Игорь вчера разрешил ей отоспаться чуть подольше, пообещав разбудить ее, когда сам приедет в офис. Но она не могла проспать мобильный!
Мобильный. Лера схватилась было за трубку, но почти отбросила ее в сторону. Если Игорь ночью смотрел «Гленну и песни фонтанов» в одиночестве, телефон его выключен. Как у Шифарева, которому не могли дозвониться из отделения милиции. «Абонент временно недоступен».
Лера заметалась по комнате, одеваясь. Боже, Игорь ведь мудрый, он НЕ МОГ по-дурацки попасться на крючок. Ему ли не знать, какие виражи способна закладывать привычная, надежная и устойчивая реальность?! Ну ЗАЧЕМ ему понадобилось крутить это гребаный диск?!
Зажав под мышкой не застегнутую сумочку, Лера выбежала на улицу и отчаянно замахала рукой, ловя машину. Как на зло, водители словно не замечали ее – а обычно хватит полушага к тротуару, чтобы перед тобой выстроилась вереница автомобилей, и в каждом – по озабоченному кавказцу. Она так распаниковалась, что едва не угодила под колеса затормозившей «девятки». Дрожащими руками разыскав на дне сумочки ежедневник, продиктовала адрес и нырнула на заднее сидение, пытаясь успокоиться.
«Ну только не это, черт, ну пожалуйста», молилась она про себя всем сверхъестественным силам, какие могла вспомнить.
И снова подъезд. Снова чужая квартира. Но вчера, когда она приехала к Коноваловой, всё было куда проще. Коновалова для нее – никто. Так… источник информации.
В подъезде тихо-тихо, как будто он задумал какую-то пакость. От подъездов только и жди пакостей.
На третий звонок дверь открылась. В прихожей стоял Игорь – слегка помятый, с покрасневшими от бессонной ночи веками, но не пораженный видеопроклятием. По крайней мере – живой.
- Лер, ты чего прибежала? – спросил он, прислоняясь к стене. – Проходи. Кофе будешь?
- Ты… ты смотрел этот диск?! – выпалила Лера.
- А-а-а… Ты думала, я уже коченею в обнимку с телевизором? Да нет… Слушай, да проходи же, через порог объясняться – примета плохая.
- Так смотрел или нет? – упрямо повторила Лера, не двигаясь с места.
- Смотрел, - зевнул Игорь. – С девяти вечера я прогнал эту галиматью раз, не совру, шесть. По-моему, проклятий там нет, но ЧТО-ТО есть точно. Что, я пока не врубаюсь. Если есть настроение, давай вместе посмотрим.
Лера громко выдохнула и вошла в квартиру. Сотченский прихлопнул за ней дверь.
- Всю ночь не спал? – с укором спросила Лера.
Игорь мотнул головой.
- Меня бесит, что я не могу зафиксировать, где подвох. Он есть, он точно есть, но ГДЕ именно?!
- Хорошо, давай смотреть.
- Я сварю кофе, а ты пока сходи умойся. В ванной на полке есть чистое полотенце.
«Сходи умойся».
«Боже, я выгляжу как дура», ужаснулась Лера, стоя перед зеркалом.

***

Прошли вступительные титры, фильм начался. Атмосферой он напомнил Лере те экранизации сказок, которые она видела в детстве. Единственным достоинством был саундтрек, а всё остальное… Однотипные декорации, вычурные костюмы и слабо прописанные диалоги – она могла бы сделать это получше. Но Лера не претендовала на увлекательное зрелище: жалящая тревога отпустила ее, сменившись почти блаженством. Как немного ей нужно было для счастья: просто сидеть на плюшевом диване рядом с Игорем. С человеком, который, не приложив ни малейших усилий, заставил ее нарушить данную самой себе клятву – не доверять больше ни одному мужчине.
В жизни Леры он стал первым, кто увидел в ней не игрушку для сексуальных развлечений и не подопытного кролика. Сотченский ценил ее как коллегу, как хорошую журналистку… он просто уважал в ней человека. Частенько они задерживались в офисе до позднего вечера, но никаких попыток склонить ее к физической близости с его стороны не было. Он лишь один раз, по незнанию, случайно до нее дотронулся… и в дальнейшем держался так, чтобы ее не беспокоить. Но теперь патологическая боязнь тактильных контактов ушла на задний план. Хотя Лера больше не могла позволить себе платья с коротким рукавом, а к перемене погоды обезболивающие уходили пачками, у нее осталось еще много нерастраченной нежности и любви. И ей ТАК хотелось поделиться ими с человеком, показавшим, что достоин какого угодно доверия…
- Кароль – не злой, он просто глупый! Он хочет, чтобы всё самое прекрасное принадлежало ему, но ведь ТАК НЕ…
Мысли вылетели у нее из головы. Вжавшись в спинку дивана, Лера пролепетала: «Ну ничего себе!».
- Ага, познакомься: главная героиня, - сказал Сотченский. – Тебе тоже нравится?
- Краше в гроб кладут… Теперь ясно, почему спонсоры забраковали фильм. Как… как она прошла кастинг?
- На сей счет есть догадки. Старый добрый блат. Режиссером был Владилен Святозаров, а эта шоу-гёрл – Ида Святозарова, то бишь – либо жена режиссера, либо его близкая родственница. Загадка в другом – ЗАЧЕМ он это сделал?! Ведь он убил весь фильм на корню!
Лера схватила пульт и поставила паузу. На экране застыло в крупном плане лицо «Гленны» - худое, продолговатое, с гипсовой улыбкой покойницы и ненатурально блестящими, как налакированными, глазами. Разговаривать под взглядом этих остановившихся глаз Лера не могла, и ей пришлось выключить экран.
- Уффф… В следующий раз предупреждай меня, Игорь, заранее. Как пыльным мешком по голове…
- Спонсоры, наверно, тоже экстаза не словили.
- Почему-то я не думаю, что это ее так кошмарно загримировали… - у Леры срывался голос.
- Да нет, гример у них отстойный, обрати внимание, остальные герои таскают на рожах килограммы штукатурки. А у этой красота природная…
- Ну уж Наталье Феоктистовой нечего было удивляться, что внучка после этого ужастика сделалась «какая-то странная», - возмутилась Лера. - Как вообще она могла показывать ребенку такую жуть?
- Скорее, сама не видела фильма. А это значит – получила диск от кого-то, в чьих благих намерениях ни секунды не сомневалась. Лера, извини, но давай досмотрим всё до конца.
- Давай, - покорно согласилась Лера.

Действие потекло дальше. Добрая волшебница Гленна выставила детям условия: она заставит колдуна Кароля вернуть фонтанам похищенные голоса, но в награду ей хочется получить новое платье, ценой всего-то в тридцать золотых. Сын градоначальника Ярек обращается с просьбой о помощи к своему отцу, тот сердито ворчит, что не желает тратить деньги «на глупости», на что госпожа мэр замечает: «Если отказывать нашим детям в такой малости – разве могут они быть счастливыми?».
«Интересно, какое «разумное, доброе, вечное» папики-спонсоры собирались внести в малолетние массы этой сказочной сказкой? – недоумевал про себя Игорь. – Что в жизни всё устроено по системе «Дашь на дашь»?».
Снова появилась Гленна. Она уже вступила в переговоры с воришкой Каролем.
- Ты не можешь владеть тем, что принадлежит не тебе, - лился из динамика приятный женский голос – озвучку, видимо, выполняла другая актриса. – Нельзя отбирать у людей то, что приносит им радость. Посмотри, кого ты обокрал, Кароль! Это же дети, и для НИХ фонтаны пели свои песни, а ты отобрал у детей самое дорогое. Но тебе не будет от этого хорошо!
- Стоп, - сказал Сотченский, снова включая паузу. – Вот оно. Если предположить – просто предположить – что Ида в какой-то момент вместо сценарной реплики произносит некое заклинание – то именно вот в этом месте. Посмотри на выражение ее лица, за километр видно – озвучиваю одно, говорю другое. И вот этот тычок указательным пальцем весьма характерен для аффектации. Я сам при первом просмотре чуть в осадок не выпал.
Лера с отвращением всмотрелась в Гленну-Святозарову.
- Точно, вполне может быть. Она вообще-то нигде не милашка, но здесь переплюнула саму себя. Только, Игорь, заклинание… ну, как-то несерьезно, что ли…
- Мы всего-навсего учитываем гипотетическую возможность. Представь, что на камеру Ида говорит нечто вроде: «Тебе и твоим близким – смерть страшная и неизбежная» или «Умри сейчас, а те, кто тебе дорог, мертвы УЖЕ». И заговор этот подействует только на того, кому он предназначен, потому как остальные не подозревают, что озвучка не коррелирует с движением губ. То есть, каким-то образом Ида заранее знала, что Аня Феоктистова будет смотреть запись фильма. По-любому нестыковка: а Шифарев-то за что пострадал?
Лера вздрогнула. Для нее это не было нестыковкой. Вчерашнее «интервью» с домработницей Феоктистовых сегодня расставило паззлы по местам.
- Игорь, - со страхом в голосе сказала Лера. – Игорь, Шифарев работал с глухонемыми. ОН УМЕЛ ЧИТАТЬ ПО ГУБАМ!

-6-

Сотченскому приходилось водить машину и более экстремльно, но такого количества правил за одну поездку в офис он не нарушал еще никогда.
Его немилосердно клонило в сон, но он мог не беспокоиться о том, что заснёт за рулем: рядом сидел «живой будильник» - всполошенный, повторяющий один и тот же вопрос с незначительной перестановкой слов:
- Это проклятие или нет? Игорь?! Не надо скрывать от меня! Ты ведь с самого начала считал, что это проклятие!
- Я допускал, - сонным голосом клонировал Сотченский один и тот же ответ. – Я и сейчас не даю ста процентов. Есть возможность, что девочка Феоктистова, сидя перед телевизором, не могла не получить проклятие, если оно адресовалось именно ей. Есть возможность, что психолог Шифарев мог прочитать текст проклятия по губам Иды. Есть некоторая общность в том, что происходило с ними дальше…
- Если совпадений больше двух, то это уже не совпадения! – выкрикнула Лера. – Так мой муж говорил, а он-то в этом разбирался!
- Это не твой муж говорил, а кто-то из разведки, - поправил Сотченский. – Лера, если ты будешь дальше меня дергать, я во что-нибудь врежусь. А нам обязательно нужно добраться до конторы. Я должен побриться.
Хотя Лера, вняв предупреждению, весь остаток пути удерживалась от того, чтобы хватать Игоря за рукав, спокойнее ей не стало. Пока при помощи дежурной бритвы он пытался придать себе вид если не цивильный, то хотя бы приемлемый для выхода в Интернет, Лера стояла у него за спиной и не умолкала ни на секунду.
- Игорь, если это НАСТОЯЩЕЕ проклятие, то мы же с тобой влезли в это дело! Мы знаем, что проклятие было, и это может ударить по нам!
- Лерочка, возьми себя в руки, - простонал Сотченский, порезавшись. – Да, во всем этом присутствуют элементы мистики, но не надо делать из них догму…
- Да я просто боюсь! – взвизгнула Лера. – А ты совсем меня не слушаешь! Потому что, если кто-то может кого-то проклясть, вот так, под видеозапись, то нам изначально надо было держаться от этого подальше!!!
Игорь отвернулся от раковины и встряхнул головой: от визга у него зазвенело в ушах, но, раньше, чем слух восстановился полностью, Лера ясно и недвусмысленно дала ему понять, что отныне ее истерика – его забота. Она повисла у него на шее и разревелась.
- Игорь, миленький, ну пожалуйста… Ты же все можешь! Сделай так, чтобы нам за это ничего не было… Обещай мне, что всё с нами будет в порядке.
- Чтобы всё было, и за это ничего не было… Ладно, обещаю. И, Лерочка… Мне казалось, ты не любишь, когда тебя трогают…
- Тебе – можно, - разрешила Лера, глотая слезы. – Но только тебе. И только если с нами всё будет в порядке.
- Я же пообещал полный порядок. Только не кричи больше… Лера! Лера, что ты делаешь, мы же на работе…

Через полчаса Лера, сидя за компьютерным столом, умиротворенно подкрашивала губы, искоса поглядывая на Игоря, размешивающего ложечкой сахар в кофе.
- И всё равно я до сих пор боюсь, - сказала Лера капризным тоном женщины, только что переложившей часть ответственности за себя на более широкие плечи. – Хотя, что не делается – всё к лучшему, - философски добавила она. – Если бы не эта моя минута отк