Сладко-приторный, когда-то столь знакомый и родной, запах я почувствовал уже на подходе к дому Михи…

Мест на резидентской парковке поближе не было, поэтому машину пришлось поставить метрах в ста, за углом, и переть на себе ящик (12 бутылок!) белого «Пино Гриджио», который я проспорил Михе вчера вечером, когда мы возвращались из паба в Найтсбридже.

«Да гавно эта Ламборджини, низенькая какая-то хуета, жопой по асфальту скребёшь, когда едешь, да я её почти без разбега перепрыгну, через капот, бля…», вещал я, увидев это чудо цвета первой украинской революции с витиеватыми арабскими номерами, нагло стоявшее у дороги.

«Хуй ты её перепрыгнешь, она широкая бля, как река Волга…», возражал Миха…

Мы поспорили, и я проиграл, конечно. Чуть-чуть не допрыгнул.

Но больше меня проиграл хозяин «Дьяволицы».
На её капоте остались вмятины не только от моих ботинок, но и от жопы, на которую я со всей дури ёбнулся, поскользнувшись (пьяный, хуле!) на натёртой какой-то, наверное, анти дождевой, хернёй, апельсиновой поверхности.
Мы бежали и ржали, как два мальчиша-плохиша, только взрослых и пьяных.

Пятница, она и в Лондоне – пятница!

От этой мысли, тащить ящик вина стало даже легче.

На Лондон падал туман – высокая влажность, вечно продолжающийся в атмосфере поединок циклонов и антициклонов, перепады температур, делали своё дело. Дымка становилась всё менее прозрачной…

Наша весёлая компания была в сборе, уже изрядно поддавшая и, судя по запашку, и по хихикавшему и строящему глазки чёрному Михиному коту по кличке Кочегар, ещё и накуренная.

«А вот и наш чемпион по прыжкам в ширину – истребитель арабской собственности! Здорово, Арчи! Жопа не болит?», громко заржал Миха, когда я, бросив ящик вина на пол в гостиной, упал, в изнеможении, на диван.

«Будешь?», спросил Робсон, наш очень хороший друг, «good shit, Archie, very good shit!»

«Парадокс, бля, Робсон! «Шит» не может быть «гуд»! «Шит» он и есть «шит»! Я не курю «шит». Причём очень давно. Уже лет, наверное, пятнадцать…», говорю я, откупоривая винцо.

«Арчи, не будь чужим, бля. на этом празднике жизни!», одобрительные возгласы собравшихся, «Или веселись сегодня с нами, или дитынах, умник! Кто не с нами – тот против нас! Правда, Кочегар?», Миха поднял несчастное кастрированное животное, словно желе, растекшееся по полу, и чмокнул кота в нос.
Кот вяло фыркнул, но ничего не сказал в ответ, только захихикал по-кошачьи.

«На, Арчи, взрывай!»

Да-а-а, давненько…ой как давненько…

Но я всегда знал меру. Во всем. Не буду особо злоупотреблять и сегодня…
Пару втягов и хорош!

Мы «общались» таким образом почти до самого рассвета – с вином, шутками и голландским «шитом».
«От любви к тебе я у-ле-та-юю….», вполголоса пела из колонок, распятая под потолком, солистка «А-Студио»…

Компашка, тем временем, стала потихоньку отключаться в расслабленных и, самых неожиданных, позах.
Как будто кто-то щелкал тумблером – человек говорит-говорит, рассказывает что-то интересное, размахивая руками, а потом вдруг – раз, щелк, и начинает похрапывать.

«Пора валить домой», подумал я, и вышел на крыльцо Михиного дома...

Туман…
Вернее – не туман, а ахуеть просто, блянах, какой Ту-у-ман!
Знаменитый на весь мир, но, уже достаточно редкий, английский туман.
Сахарная вата обняла своими липкими лапами весь город и крепко присосалась сладкими губами к домам и улицам вокруг.
Возвращаться в дом не было никакого смысла, ибо дверь открывать уже некому – картина в гостиной напоминала «Войско Суворова на привале при переходе через Альпы». Ещё и укуренно-упитое вусмерть!

На ощупь я стал пробираться к машине, придерживаясь забора Михиного дома.
Асфальт странным образом пружинил под ногами, пытаясь подкинуть меня повыше.

«Ага, вот здесь сворачиваем за угол…Еще метров пятьдесят и я уже в машине…»

И вдруг…
В беззаботной туманной тишине начинающегося субботнего утра я услышал, где-то за спиной, тяжёлое прерывистое злобное дыхание и размеренный гулкий тяжелый топот...
Под рубашкой начали свой бег наперегонки холодные струйки пота.

Мозг тут же предложил единственный, и весьма неутешительный, вариант:
«Знаешь кто это, Арчи?
Это - огромный серый кабель мастино неополитано, гуляющий неподалёку с хозяином, сорвался с поводка и бежит к тебе…»

Я даже явственно представил нездоровый блеск в красноватых глазах и крупные капли пенистой слюны, падающие на асфальт…

Мозг продолжал:
« «Собаку Баскервилей» читал, Арчи? Так вот, тот пёс на болотах был масеньким щеночком по сравнению с тем, которого ты сейчас увидишь!»

Топот приближался… Дыхание зверя становилось всё громче –«фу-а-фу-а-фу-а…»
Совсем близко…

Я вжался спиной в забор и приготовился умереть.
Проклятый туман…
Вот сейчас, сейчас…стокилограммовая клыкастая туша вынырнет из тумана и, в последнем прыжке, обрушится на меня, вгрызаясь в плоть…
«ФУ-А-ФУ-А-ФУ-А…»
Всё, бля, это - конец…

…мимо пробежал хилого вида мужичок в очках в майке, смешных трусах и кроссовках.
«…фу-а-фу-а-фу-а…»

Ох, уж эта страсть англичан к пробежкам…
Ведь так мирным, не бегающим по утрам в тумане, гражданам можно и инфаркт получить. Или, на крайняк, обосраться от страха…

На ватных ногах дойдя до машины, я забрался внутрь и, на всякий случай, заблокировал двери.
Что это у меня на боковом стекле?
Не следы ли от собачьей слюнявой морды?
Бр-р-р… Но нет, всего лишь птичье гавно.

Потихоньку тронувшись, машина покатилась по улице в сторону Ноттинг-Хилла.
Все возможные фары и габаритные огни были включены, отвоёвывая у тумана пространство для передвижения.
Редкие автомобили двигались осторожно и медленно.

Я ехал домой.

«Ну, какой мудак, врубил дальний свет?», подумал я, увидев в зеркало заднего вида два быстро приближающихся ярко-светящихся огня.
Перехожу на левую полосу, уступая безумцу дорогу.
«Проезжай, мудило, лети самоубийца, удачи тебе, незнакомец!»

Авотхуй!
Этот козел вновь пристроился за мной в левую полосу, и упрямо держится метрах в двадцати сзади.
Поддаю газку. Не отстаёт.
Замедляюсь до скорости пешехода, он тоже замедляется.
И продолжает слепить меня дальним светом.
«Вот козёл! Чего ему от меня нужно?»
Останавливаюсь, включаю аварийку.
Фары сзади тоже не двигаются.

Резко стартую с места.
Фары опять за мной.

«Ну, что ты будешь делать? Кто-то решил со мной поиграть. Как в том фильме…»

И тут я вспоминаю, что под сидением лежит мой талисман, привезённый из Москвы.
В начале 90-х без такого талисмана лучше было не ездить по Москве на хороших иномарках.
Аллюминевая бейсбольная бита! Со стальным сердечником внутри.
Подарок друзей. Всегда со мной в машине.
Не знаю, нахер я её привёз сюда, в Лондон. Может, подсознательно хотел научиться играть в бейсбол? Не знаю, короче.

Еду медленно, а эта сука упрямо едет за мной, ещё и изредка помигивая фарами.
Сворачиваю на пустынную боковую улочку с односторонним движением, заманивая преследователя в западню.
Он поддаётся на провокацию, и сворачивает за мной.
Сколько я не пытался разглядеть, что это за автомобиль – из-за густого тумана не получалось.
Но фары явно ксеноновые - белые и яркие.

Ползу вдоль улочки и, вдруг, резко останавливаюсь.
Быстрый взгляд в зеркало – тоже, гад, остановился.
Гад!
Сейчас я тебе покажу!

Выхватываю из под сидения биту, выскакиваю из машины и бегу назад.

Ни-ко-го! Ни-че-го!

Ни машины, ни фар!

Блять, не мог же он испариться?

Оглядываюсь, вижу красные фонари своей машины, плавно удаляющиеся в туман…
Угоняют, суки! А-а-а!!!

Изо всех сил бегу по пружинящему асфальту за своей машиной…
А она стоит на месте, оказывается.
Двигатель работает, дверь открыта, в салоне эротично хрипит Эмми Вайнхаус (обожаю!)…

Блять! Снова оглядываюсь – ни-че-го!
Один только ватный туман…

Через десять минут, перед тем, как заснуть дома в кровати, я успел только подумать о том, до чего же коварен лондонский туман, и, до чего же сложны физические законы преломления звуковых и световых волн в смешанных воздушно-капельных средах…

А друзья, после того, как я рассказал им эту историю, стали подразнивать меня то Бэрримором, то «Летучим Голландецем». Юмористы хреновы!

Да, и, кстати, я вам говорил, что бросил курить?
Даже свой любимый «Парламент Лайтс».
Ага.