Почему звуки вечером такие приглушенные и глубокие, думал мальчик, лежа в своей кровати, в одной из комнат старого «сталинского» дома, как будто источники этих звуков находятся в каком то другом, далеком мире. Хотя он точно слышал мамин голос. И совершенно точно знал, что мама сейчас на кухне, с дядей Геной. Вот она рассмеялась, ей весело. Она уже забыла наверное, как еще час назад, побила его. И оттого, что маме весело, а он, Егорка, лежит сейчас один, в совершенно темной комнате, ему стало невыносимо, до боли  обидно. Но не надолго.

Егорка включил тусклый ночник, и мир вокруг него мгновенно преобразился. Комната, как будто ожила. Они и вправду была живая, Егорка точно знал это. Казалось в каждом уголке этой квартиры, притаился и живет своей жизнью, какой ни будь крохотный мирок, со своими законами, известными лишь его обитателям, маленьким и добрым существам. А чего стоили эти зловещие тени, которые отбрасывали на стены, различные предметы мебели. И там, в этой самой тени, тоже существовали миры. Но это были уже совсем другие миры, и совсем иные существа обитали в них. Даже мебель была живая. Например, старый дубовый шкаф, который иногда, тяжело вздыхал, мальчик мог поклясться, что слышал эти вздохи. Иногда ночью, когда по улице проезжал автомобиль, от его включенных фар, на потолке появлялся силуэт оконной рамы, и смешно двигался по потолку, потом съезжал по стене вниз, и исчезал. Наблюдать за загадочным движением этого светового пятна, было очень интересно. И мальчик мог часами лежать, и глядя в потолок ждать, когда издалека заурчит мотор очередной машины.

Машин тогда было не так много, как сейчас. Из маминых многочисленных знакомых, машины были только у двоих. Впрочем, второй не в счет. Он и не был знакомым. Просто жили в одном доме, на одном этаже. И у него был сын, ровесник Егора, Лёнька. Лёнька каждый день приходил в гости к Егорке, или наоборот. Или они пропадали целыми днями во дворе. А однажды, Лёнькин папа возил их на стадион «Торпедо», смотреть футбол. Как раз на этой самой машине. «Москвич 403», так она кажется, называлась. Ведь это не считается. Это просто соседи. Друзья и знакомые, это те, кто живут далеко, на другом конце Москвы, или по крайней мере, в другом районе. Они постоянно звонят, иногда приезжают в гости, а могут и не появляться пол года, или год.

Когда Егор вырастет, у него обязательно будет машина. И у него будет жена. Такая же красивая, как мама, но не такая вредная и злая. И будет сын. И они будут жить все вместе. И он, Егор,  никогда и никуда не уйдет, как сделал его отец. Как будто все это было только вчера.
- Папа ты уходишь?
- Да. Я не надолго.
- Купи мне лимонада.
- Хорошо.
«Хорошо», сказал он, и обманул. Не было ни лимонада, ни папы. Егор никогда не обманет своего сына. И еще, когда Егорка вырастет, он обязательно поедет к папе. Найдет его, обнимет, и всё простит.

***

- Давай, вставай! – Егор сдернул одеяло с сына. Тот замычал в ответ, и свернулся калачиком.
- Пап, ну ещё немножечко. Ну, пожа-а-а-алуйста… - Затянул сонный ребенок.
- Раньше ложиться надо было, а не телевизор смотреть. Портфель собрал? – Грозно и злобно спросил Егор, злорадно надеясь на отрицательный ответ.
- Не успел вчера, щас соберу! – Никита вскочил с постели, и кинулся к письменному столу, заваленному учебниками и тетрадями.
- Какого хрена, я не понял? – Уже не сдерживая себя, заорал Егор. Звук его голоса, пронизал насквозь бетонную панель, и стократно усиленный её холодным и серым нутром, прогремел в спальне. Елена, супруга Егора, приоткрыла глаза, и тихо прошептав, «блядь», натянула на голову одеяло. Но шум, каждое утро доносившийся из-за стены, всякий раз не позволял Елене досмотреть её очередной сон. «Сон, для меня всё», частенько говаривала она. И каждое утро, это «всё», разбивалось, разлеталось на куски, и осколки его застревали в горле, в мозгу, в печени. И хотелось встать, и мстить. Мстить, за угробленный сон, за угробленное здоровье, за угробленную жизнь. И она вставала, и каждое утро, мстила. 
- Что вы орёте всё время? Можно потише?
Егор, прочистив, с утра глотку, и направляясь в ванную, не оборачиваясь, сказал:
- Разбирайся сама, если хочешь. Я и так опаздываю.
- Правильно! Мне что, больше всех надо? Ты отец, в конце то концов? – И уже обращаясь к перепуганному сыну, судорожно собирающему учебники, она негромко и зло прошипела, постепенно срываясь на крик:
- Сколько это будет продолжаться, а!? Вообще ничего делать не хочешь! Какого ты… вчера в телевизор пялился до двенадцати?
- Мы же все вместе смотрели. – Пытался оправдаться Никита.
- Поговори у меня ещё!

Наконец портфель собран, ребенок одет, родители раздражены до предела. Всё как всегда. Уже в дверях, Елена спросила:
- Ты заедешь? Я сегодня в парикмахерскую записана на два часа.
- Откуда я знаю, я на работе буду. Куча просмотров. – Пробурчал Егор.
- А кто знает?
- Конь в пальто! Говорю же, я работаю, понимаешь? Не по девкам шастаю, а работаю!
- Что-то не заметно, судя по твоей зарплате. – Съехидничала Лена.
- Пошла ты в жопу!

***

Пробки. Пробки и ненависть. Ненависть к тем, кто движется, и к тем, кто стоит.
- Куда прешь, урод!
- Пошел ты…
Ненависть изнутри, и ненависть снаружи.

«Еще один показ, и надо на продленку, за Никитой лететь. Вот, вроде в этом доме», подумал Егор, и припарковался у обочины. Поднявшись на третий этаж, позвонил в дверь. Открыла старушка, пригласила войти. Покупатель должен быть с минуты на минуту. «Покупатель», усмехнулся про себя Егор. «Альтернатива, самый геморройный вариант».
Темнело в это время года рано, бабуля экономила на электричестве, и Егор решил пройтись по комнатам, и осмотреться пока светло. «Сталинка, перекрытия деревянные, стопудово, паркет на помойку пора, бабуля до хера хочет за свою халупу»… Заглянув в одну из комнат, Егор замер на мгновение. Темно зеленые обои с бронзовым теснением. Тяжелые и мрачные, такие сейчас не клеят. Он прошел в центр комнаты, и присел на край раскладного дивана. Что-то шевельнулось внутри. Что-то забытое, и щемящее до слез. По потолку, внезапно побежал светящийся квадрат. Егор проводил его глазами до угла, потом по стене вниз, пока тот не пропал из виду.
- Молодой человек, у вас всё в порядке? Вы меня слышите?
- Что? Ах, да, да. Всё нормально. Знаете что, не продавайте квартиру. Не стоит оно того. Вы извините, мне надо бежать.
- Куда же вы? – Прокричала старушка, вслед убегающему Егору, и её голос, показался ему глухим и глубоким.

Когда Егор выскочил на улицу, уже во всю валил снег. Он запрыгнул в машину, и включив зажигание, нажал на педаль газа. «Скорее, скорее. Бежать отсюда. К ним, пока они еще «есть». Потому что других уже нет». Отца Егор так и не нашел. Не обнял и не простил. Да и не пытался искать, если честно. Зачем, не до того было. Умер где-то, неизвестно где. Мать умерла, когда его не было рядом. Занят был, дела всё, дела. На похоронах, правда, присутствовал. Ленку не долюбил, сына не воспитал, как положено. Всё проебал в этой жизни. Всё!

Нет, не всё! Еще можно всё исправить, вытянуть, попытаться выпрямить спину. Сегодня же. Вот, прямо сейчас. «Купить цветы для Ленки!», мелькнула мысль. «Там, у нас, на Коровинском есть цветочный».

***
Водитель «ЗиЛ»а сделал все, что мог, чтобы уйти от лобового столкновения. Увидев, что из-под эстакады кто-то летит по «встречке», он резко принял вправо. Но, по всей видимости, лихач просто потерял управление на скользкой дороге, и шел по касательной к его левому борту.

Поняв, что уже ничего не успевает сделать, Егор вжался в сиденье и выставил вперед обе руки, инстинктивно закрываясь от неминуемого удара. Все произошло очень быстро, и практически без боли. Он ничего не почувствовал, и не услышал. Только белый прямоугольник света, пронесся над его головой, и ушел куда-то вниз и вбок. И следом наступила темнота.