Они умели летать – плохая история с хорошим концом
Впервые я увидел их весной 89го.
Тогда еще юный первокурсник, я любил пройтись по Невскому погожим майским днем.
Невский.
Невский был и будет для меня самым прекрасным местом на этой земле.
Тогда еще не было Caviar Bar – на его месте был не менее пафосный в те времена «Садко».
Гостиница «Европа», была, разумеется, на месте, но не туда несли меня мои студенческие ноги.
Чуть дальше в сторону Грибонала был чудесный магазинчик «Соки», где можно было вдоволь напиться соков на любой вкус, даже за студенческую мелочь в карманах.
Увы, и в капитализме есть недостатки – сейчас на его месте магазин дорогущего нижнего белья.
В юности есть свои плюсы – я, обычный уставший после тренировки боксер, скромно притулившийся возле идущего по периметру магазина стойки-прилавочка с двумя стаканами очень вкусного (кто помнит) березового сока, ощущал себя на вершине блаженства.
Народ, стоящий в очереди был типичен и однообразен, и только они выделялись из окружающих.
Нет не внешним видом, обычно одетые, эта парочка – худощавый интеллигентный молодой человек, и высокая, под метр восемьдесят девушка – его ровесница, несли в себе какое-то неземное ощущение нежности.
Красивая стройная блондинка, с тонкими, правильными чертами лица, и ее спутник в очках – они казались людьми из другого мира, мира спокойствия, красоты и любви.
Такие парочки можно было увидеть в России разве что спустя много лет – году так в 2006м, где-нибудь в Петербурге или в Москве, в короткую эпоху дорогой нефти, и уверенности ( лопнувшей спустя пару лет, как мыльный пузырь ) в завтрашнем дне…
Вновь я встретил их спустя год, на каком-то околомузыкальном мероприятии, в период моего увлечения творчеством Joy Division, The Cure, Bauhaus, Swans, Nick Cave..
Молодого человека (он был старше меня на год) звали Максим, его очаровательную девушку (она была чуть взрослей) – Юлия.
Макс приехал откуда-то из Молдовы, Юлия – из Архангельска.
Он хотел стать оператором, она – переводчицей.
Они были счастливы вместе.
Они снимали малюсенькую комнатку на углу Пестеля и Соляного переулка.
Комната была крошечной, зато из ее окна можно было любоваться Фонтанкой.
В квартире в одной из комнат жила тихая старушка с двумя котами, которая и была хозяйкой.
Она предпочитала проводить время в компании подруг, таких же тихих одиноких старушек.
Другую комнату занимал тихий карачаевец Гела. Гела был скорняком. Целыми днями он шил шапки-ушанки, предпочитая даже готовить и есть в своей комнате.
Раз в месяц он так же тихо напивался в компании какой-нибудь толстухи с Некрасовского рынка, в остальное время – шил шапки, отсылая деньги семье на родину.
Поэтому можно было легко представить, что в квартире, кроме них, никого не было.
Но им для счастья хватало своего угла.
Они занимались любовью на широченном подоконнике, а потом, обнявшись, сидели, курили и смотрели на Город.
Живущим в спальных районах никогда не ощутить дыхание Питера в открытом окне.
И пусть в последние пять-шесть лет научились строить нормальные дома взамен совковых каморок.
Пусть.
Да же из окна какого-нибудь двадцатого этажа стосорокаметровой квартиры где-нибудь в Купчино или Озерках, ее владелец, если он настоящий петербуржец, будет искать глазом сияющий в небесной вышине шпиль Петропавловки или купол Исакия.
Юлия была безумно красивой девушкой.
У нее был организм, о котором мечтают все девушки – она могла есть макароны с хлебом, или отвратительные пельмени, и не один килограмм не откладывался на ее восхитительной фигуре.
Она была красивой той породистой красотой, которая не уходит с годами.
Ее легко можно было представить аристократкой.
Максим был просто тихим умным юношей.
Наполовину еврей, он был спокойным, вежливым, и, как большинство евреев, очень тихим.
Как они познакомились, почему красавица Юлия выбрала его – ответ на этот вопрос я уже никогда не узнаю.
Жили они скромно – две стипендии – одна простая, вторая (Макса) повышенная, да малая толика денег, что порой присылали ее родители.
Им хватало.
Они могли гулять по музеям, благо для студентов бесплатный вход, или же, взяв с собой бутылку воды да пяток яблок, уехать на весь день в Павловский парк.
«Я живу в волшебном мире моих снов» - говорил Бананан и «Ассы».
То же можно было сказать и о них.
Но наступил год 1991.
Он принес «победу демократии», и дикую инфляцию.
В августе доллар стоил 25 рублей, в декабре – 125.
Вслед за инфляцией в город пришла бедность, вслед за бедностью – Лихо.
Стипендия превратилась в копейки, и денег стало не хватать даже на жилье.
Они решили все делать вместе и каждый взял по годовой академке.
Макс пошел работать ночником в ларек, Юле повезло больше – ей удалось устроиться ресепшионисткой.
Но видимо, мир изменился: торгашом Макс был дрянным, несмотря на еврейские корни. То его выставляли на деньги какие-нибудь прибандиченные гопники, то недостачи...
Как итог, его труд был близок к нулевой рентабельности.
Юлия стойко терпела почти открытые домогательства от менеджмента.
Получая отнюдь не громадные (но хоть в валюте) деньги, она с какой-то грустью смотрела на ярко накрашенных вульгарных разодетых девиц, заполонивших собою отель.
Любая из них по сравнению с ней, выглядела, как отмытая дворняжка рядом с чемпионкой породы, но они были веселы и дорого одеты.
Спутники девиц нравились Юле еще меньше – суровые мужчины в спортивных костюмах с расплющенными борцовскими ушами и массивными дорогими украшениями, или приземистые грузные дядьки с жуликоватыми глазками и поросячьими чертами лица.
И первые, и вторые в открытую заигрывали с ней, не обращая внимания на подружек рядом.
Для нее существовал только Максим - измученный, плохо одетый, но такой милый.
Но Лихо, безденежье и график работы все же подточили их чувства.
Максим дрогнул первый.
Как не странно, в период популярности бычьих шей и бритых затылков, его интеллигентская худоба оказалось востребованной.
Он сошелся с Марго – здоровенной сорокалетней хабалистой бабищей – в прошлом работавшей в рюмочной на Марата, теперь же – хозяйке трех ларьков, в одном из которых он и трудился.
В их с Юлей комнатке появились хорошие продукты, за комнату впервые было заплачено за полгода вперед.
Но из его глаз куда-то делся тот неповторимый восторг и радость при виде любимой девушки.
Вскоре Максим исчез из ее жизни.
Просто оделся и ушел, поторапливаемый гудками клаксона Маргошиной девятины под окном – она была из тех, кто не любит ждать.
Больше я никогда не встречал его.
Реакция Юлии была ужасной.
На следующий вечер ее вынул из петли (хорошо, что успел) их тихий сосед Гела.
У него, в эти лихие времена, все, как не странно, было позитивно.
Он уже давно не шил шапки, имел контейнерную торговлю на Южном, купил трехкомнатную квартиру, перевез семью из Теберды, но по прежнему снимал комнату, для телесных утех с женщинами.
Его появление было тем редким случаем, когда похоть спасла чью-то жизнь.
Всю длинную питерскую белую ночь и хозяйка, и Гела, и даже пришедшая с ним блядовитая продавщица отпаивали Юлю то чаем, то коньяком.
Лишь в пятом часу, когда короткую темноту белой питерской ночи сменил ранний восход, она заснула под пледом, похожая на грустного ангела.
На следующее утро она попрощалась с жильцами и ушла.
Ушла к пожилому и очень богатому армянину-вдовцу, одному из ее многочисленных поклонников.
По-моему, хотя человеку свойственно ошибаться, я видел ее спустя год в ЦФТ, что рядом с Приморской.
Шикарно одетая, в длиннополом белоснежном пальто, в сопровождении звероподобного (по тогдашней моде) водителя-охранника, она была похожа на снежную королеву.
И только ее прекрасное лицо было грустным, как у Булгаковской Маргариты.
Она ли это была или нет – не знаю, признаться, я не решился подойти.
Вот и конец этой истории…
..хотя нет наверно…
В 95 году в нашем городе произошло одно необычное ДТП.
На съезде с Дворцового моста, в сторону Университетской, БМВ чуть притерла 124 Мерседес-купе. Дело обычное.
ГАИ в ту пору и не вызывали. Кому оно было тогда нужно, ГАИ?
За рулем БМВ была очень красивая юная женщина. В Мерседесе – молодой, хорошо одетый чуть полысевший мужчина.
Как не странно, участники обошлись и без характерных для того времени разговоров на повышенных тонах, и без упоминания звучных и грозных фамилий и погонял.
Они просто стояли, смотрели друг на друга, и внезапно начали плакать, обнявшись.
Это было так удивительно, что проезжавший мимо наряд ППС остановился убедиться, что все в порядке. Убедившись, менты поехали дальше.
После, как рассказывали очевидцы, пара, оставив автомобили, пошла на мост, взявшись за руки.
Не дойдя до середины, мужчина, держась за столб, взобрался на перила моста.
Затем, подав руку, помог женщине.
Помедлив мгновение, они обнялись и прыгнули вниз.
В этом месте течение у Невы особенно сильно.
Насколько мне известно, тела так никто и не нашел.
Почему-то я хочу верить, что это были мои Максим и Юлия.
Они не утонули, река просто унесла их туда, где они были счастливы – в волшебный мир их мечты.
Тогда еще юный первокурсник, я любил пройтись по Невскому погожим майским днем.
Невский.
Невский был и будет для меня самым прекрасным местом на этой земле.
Тогда еще не было Caviar Bar – на его месте был не менее пафосный в те времена «Садко».
Гостиница «Европа», была, разумеется, на месте, но не туда несли меня мои студенческие ноги.
Чуть дальше в сторону Грибонала был чудесный магазинчик «Соки», где можно было вдоволь напиться соков на любой вкус, даже за студенческую мелочь в карманах.
Увы, и в капитализме есть недостатки – сейчас на его месте магазин дорогущего нижнего белья.
В юности есть свои плюсы – я, обычный уставший после тренировки боксер, скромно притулившийся возле идущего по периметру магазина стойки-прилавочка с двумя стаканами очень вкусного (кто помнит) березового сока, ощущал себя на вершине блаженства.
Народ, стоящий в очереди был типичен и однообразен, и только они выделялись из окружающих.
Нет не внешним видом, обычно одетые, эта парочка – худощавый интеллигентный молодой человек, и высокая, под метр восемьдесят девушка – его ровесница, несли в себе какое-то неземное ощущение нежности.
Красивая стройная блондинка, с тонкими, правильными чертами лица, и ее спутник в очках – они казались людьми из другого мира, мира спокойствия, красоты и любви.
Такие парочки можно было увидеть в России разве что спустя много лет – году так в 2006м, где-нибудь в Петербурге или в Москве, в короткую эпоху дорогой нефти, и уверенности ( лопнувшей спустя пару лет, как мыльный пузырь ) в завтрашнем дне…
Вновь я встретил их спустя год, на каком-то околомузыкальном мероприятии, в период моего увлечения творчеством Joy Division, The Cure, Bauhaus, Swans, Nick Cave..
Молодого человека (он был старше меня на год) звали Максим, его очаровательную девушку (она была чуть взрослей) – Юлия.
Макс приехал откуда-то из Молдовы, Юлия – из Архангельска.
Он хотел стать оператором, она – переводчицей.
Они были счастливы вместе.
Они снимали малюсенькую комнатку на углу Пестеля и Соляного переулка.
Комната была крошечной, зато из ее окна можно было любоваться Фонтанкой.
В квартире в одной из комнат жила тихая старушка с двумя котами, которая и была хозяйкой.
Она предпочитала проводить время в компании подруг, таких же тихих одиноких старушек.
Другую комнату занимал тихий карачаевец Гела. Гела был скорняком. Целыми днями он шил шапки-ушанки, предпочитая даже готовить и есть в своей комнате.
Раз в месяц он так же тихо напивался в компании какой-нибудь толстухи с Некрасовского рынка, в остальное время – шил шапки, отсылая деньги семье на родину.
Поэтому можно было легко представить, что в квартире, кроме них, никого не было.
Но им для счастья хватало своего угла.
Они занимались любовью на широченном подоконнике, а потом, обнявшись, сидели, курили и смотрели на Город.
Живущим в спальных районах никогда не ощутить дыхание Питера в открытом окне.
И пусть в последние пять-шесть лет научились строить нормальные дома взамен совковых каморок.
Пусть.
Да же из окна какого-нибудь двадцатого этажа стосорокаметровой квартиры где-нибудь в Купчино или Озерках, ее владелец, если он настоящий петербуржец, будет искать глазом сияющий в небесной вышине шпиль Петропавловки или купол Исакия.
Юлия была безумно красивой девушкой.
У нее был организм, о котором мечтают все девушки – она могла есть макароны с хлебом, или отвратительные пельмени, и не один килограмм не откладывался на ее восхитительной фигуре.
Она была красивой той породистой красотой, которая не уходит с годами.
Ее легко можно было представить аристократкой.
Максим был просто тихим умным юношей.
Наполовину еврей, он был спокойным, вежливым, и, как большинство евреев, очень тихим.
Как они познакомились, почему красавица Юлия выбрала его – ответ на этот вопрос я уже никогда не узнаю.
Жили они скромно – две стипендии – одна простая, вторая (Макса) повышенная, да малая толика денег, что порой присылали ее родители.
Им хватало.
Они могли гулять по музеям, благо для студентов бесплатный вход, или же, взяв с собой бутылку воды да пяток яблок, уехать на весь день в Павловский парк.
«Я живу в волшебном мире моих снов» - говорил Бананан и «Ассы».
То же можно было сказать и о них.
Но наступил год 1991.
Он принес «победу демократии», и дикую инфляцию.
В августе доллар стоил 25 рублей, в декабре – 125.
Вслед за инфляцией в город пришла бедность, вслед за бедностью – Лихо.
Стипендия превратилась в копейки, и денег стало не хватать даже на жилье.
Они решили все делать вместе и каждый взял по годовой академке.
Макс пошел работать ночником в ларек, Юле повезло больше – ей удалось устроиться ресепшионисткой.
Но видимо, мир изменился: торгашом Макс был дрянным, несмотря на еврейские корни. То его выставляли на деньги какие-нибудь прибандиченные гопники, то недостачи...
Как итог, его труд был близок к нулевой рентабельности.
Юлия стойко терпела почти открытые домогательства от менеджмента.
Получая отнюдь не громадные (но хоть в валюте) деньги, она с какой-то грустью смотрела на ярко накрашенных вульгарных разодетых девиц, заполонивших собою отель.
Любая из них по сравнению с ней, выглядела, как отмытая дворняжка рядом с чемпионкой породы, но они были веселы и дорого одеты.
Спутники девиц нравились Юле еще меньше – суровые мужчины в спортивных костюмах с расплющенными борцовскими ушами и массивными дорогими украшениями, или приземистые грузные дядьки с жуликоватыми глазками и поросячьими чертами лица.
И первые, и вторые в открытую заигрывали с ней, не обращая внимания на подружек рядом.
Для нее существовал только Максим - измученный, плохо одетый, но такой милый.
Но Лихо, безденежье и график работы все же подточили их чувства.
Максим дрогнул первый.
Как не странно, в период популярности бычьих шей и бритых затылков, его интеллигентская худоба оказалось востребованной.
Он сошелся с Марго – здоровенной сорокалетней хабалистой бабищей – в прошлом работавшей в рюмочной на Марата, теперь же – хозяйке трех ларьков, в одном из которых он и трудился.
В их с Юлей комнатке появились хорошие продукты, за комнату впервые было заплачено за полгода вперед.
Но из его глаз куда-то делся тот неповторимый восторг и радость при виде любимой девушки.
Вскоре Максим исчез из ее жизни.
Просто оделся и ушел, поторапливаемый гудками клаксона Маргошиной девятины под окном – она была из тех, кто не любит ждать.
Больше я никогда не встречал его.
Реакция Юлии была ужасной.
На следующий вечер ее вынул из петли (хорошо, что успел) их тихий сосед Гела.
У него, в эти лихие времена, все, как не странно, было позитивно.
Он уже давно не шил шапки, имел контейнерную торговлю на Южном, купил трехкомнатную квартиру, перевез семью из Теберды, но по прежнему снимал комнату, для телесных утех с женщинами.
Его появление было тем редким случаем, когда похоть спасла чью-то жизнь.
Всю длинную питерскую белую ночь и хозяйка, и Гела, и даже пришедшая с ним блядовитая продавщица отпаивали Юлю то чаем, то коньяком.
Лишь в пятом часу, когда короткую темноту белой питерской ночи сменил ранний восход, она заснула под пледом, похожая на грустного ангела.
На следующее утро она попрощалась с жильцами и ушла.
Ушла к пожилому и очень богатому армянину-вдовцу, одному из ее многочисленных поклонников.
По-моему, хотя человеку свойственно ошибаться, я видел ее спустя год в ЦФТ, что рядом с Приморской.
Шикарно одетая, в длиннополом белоснежном пальто, в сопровождении звероподобного (по тогдашней моде) водителя-охранника, она была похожа на снежную королеву.
И только ее прекрасное лицо было грустным, как у Булгаковской Маргариты.
Она ли это была или нет – не знаю, признаться, я не решился подойти.
Вот и конец этой истории…
..хотя нет наверно…
В 95 году в нашем городе произошло одно необычное ДТП.
На съезде с Дворцового моста, в сторону Университетской, БМВ чуть притерла 124 Мерседес-купе. Дело обычное.
ГАИ в ту пору и не вызывали. Кому оно было тогда нужно, ГАИ?
За рулем БМВ была очень красивая юная женщина. В Мерседесе – молодой, хорошо одетый чуть полысевший мужчина.
Как не странно, участники обошлись и без характерных для того времени разговоров на повышенных тонах, и без упоминания звучных и грозных фамилий и погонял.
Они просто стояли, смотрели друг на друга, и внезапно начали плакать, обнявшись.
Это было так удивительно, что проезжавший мимо наряд ППС остановился убедиться, что все в порядке. Убедившись, менты поехали дальше.
После, как рассказывали очевидцы, пара, оставив автомобили, пошла на мост, взявшись за руки.
Не дойдя до середины, мужчина, держась за столб, взобрался на перила моста.
Затем, подав руку, помог женщине.
Помедлив мгновение, они обнялись и прыгнули вниз.
В этом месте течение у Невы особенно сильно.
Насколько мне известно, тела так никто и не нашел.
Почему-то я хочу верить, что это были мои Максим и Юлия.
Они не утонули, река просто унесла их туда, где они были счастливы – в волшебный мир их мечты.
Всем удачи и счастья,
(с) Гринго
(с) Гринго
Комментарии 2