СОЛИДОЛ НА РАСТИТЕЛЬНОМ МАСЛЕ
* * *
Я - Баба-Нюра. Не знакомы? Это вам повезло.
Мой недоумок-племянник говорит, что в прошлой жизни я звалась Леди Девил - или, в негритянском варианте, Факин-Грэндма. Не знаю, да и болтать с вами некогда.
У меня по графику кайфинг, он же шопинг и променад.
Мне пятьдесят семь, но на вид все семьдесят пять. Если согласны, лучшего комплимента вам не придумать. Почему, скоро поймёте.
Ничего объяснять не буду - идите рядом, только помалкивайте.
Фатера моя в ажуре: стены в коврах, пол в паркете, ванна в кафеле, сберкнижка в поступлениях. Но жизнь - борьба, и бороться я начну прямо сейчас.
Выхожу на облюбованную с вечера автостоянку. Джип с наглой кличкой "лендровер" погрелся и разворачиваться планирует. Музыка орёт - это мне по сердцу, как вору тёмная ночь. Громче музыка, тише шаги.
Я вся такая незаметная: бежевый плащик, суконные ботики "Прощай, молодость", потёртый беретик, роговые очки, клеенчатая кошёлка с огромной блестящей пряжкой. Яркая деталь сообщает облику правдоподобие: сама додумалась, еще до выхода на пенсию по инвалидности.
Инвалидость у меня третьей группы - расстройство всей поясницы.
Врачи недолго сопротивлялись: всего три раза с рук на руки все свои анализы сдавала.
Тьфу на вас... Чуть не прохлопала с болтовнёй!
Джип попёр вперёд объёмистым задом. По этому заду я и хлопаю кошёлкой, потом аккуратно падаю навзничь, стараясь не угодить локтем в здоровенную лужу.
Разговор с водителем короткий: сотрясение, возможны переломы и излияния.
Короче говоря, предварительный диагноз ясен и без рентгена - ушиб всей бабушки.
Три тысячи на примочки должно хватить. На этом мы с водителем наскоро расстаёмся: была без радости любовь, разлука будет без печали...
Мамаша, не тащите вы так коляску! Дайте, я помогу. До чего ж двери в подъезде узкие: не понять, кто так строит?! Мамаша вытаскивает коляску, а я вытаскиваю мамашино портмоне. И обе довольны.
Ах, обронили кошелёк? Какая жалость.
Нуте-с, мне некогда.
В универсаме я мгновенно наполняю свою потребительскую корзинку - точнее, кошёлку. Пустяки разные: сервилатик, халва там, шпротики.
Чаю элитного не забыть: у меня от плохого чая аллергия разыгрывается и геморрой.
Выбираю жертву, девочку лет семи. Вот она. Полезай, девочка, на стеллажик, поищи бабушке внучку - вот с таким же белым помпончиком! Помогаю ей влезть, потом аккуратно так роняю вместе со стеллажиком: ах, какая неожиданность! Слетается охрана, бегут администраторы...
А я тихонько, бочком, семеня ножками выхожу там, где вход.
И горестно помахиваю кошёлкой: ни на что уже бабушке не хватает!
Теперь, после променада, наступает час мести. Мой текущий враг - сантехник Мизюгин. Надо ж было набраться наглости: поменять унитаз старушке и требовать за это семьдесят рублей! Неделю ходил, потом стал писать на дверях: "Сквалыга и старая сука". Положим, в этом есть доля правды - ну, так на Руси у нас кто только не страдал за правду! Подошёл черёд и Мизюгина. Достаю из бокового кармана две баночки: одну с прогорклым подсолнечным маслом, другую, тоже початую - с солидолом. Аккуратно мешаю одно с другим, как пьяница водку с пивом. И смазываю деревянной лопаточкой каждую ступеньку мизюгинского лестничного пролёта.
Скорая в этот подъезд выезжала за вечер трижды. Бабушка с внуком пострадали авансом: еще найду, в чём они провинились. С огорчением выясняю, что Мизюгин отделался всего лишь сложным переломом голени. Ничего, впереди весь кайф трёхмесячного выздоровления! Вечером я с удовольствием пью чай.
Наутро я обретаюсь в суде.
Договорчик один расторгается. Трёхлетней давности.
- Суд постановил: в связи с неуплатой ренты расторгнуть договор опеки между гражданином Лавашкиным и гражданкой Миловидовой (это я)! - сообщает нам симпатичная женщина-судья.
Я ласково киваю головой: поработали конфетки мои...
А дурачок Лавашкин безуспешно и безмолвно ругается матом.
И не то чтобы он совсем не платил: откуда ж тогда взялись бы все ковры и поступления на сберкнижку? Но вот расписываться за переданные суммы Лавашкин забывал, а я это из виду не упускала. Доказать нечем - значит, и не платил вовсе!
Сосите кеглю, Лавашкин, как говорит пострадавший Мизюгин.
Завтра вновь пойду в газету дам объявление: престарелая старушка передаст по наследству квартиру за скромную, посильную финансовую помощь. Телевизор пора сменить. Племянник говорит, все смотрят новости на жидких кристаллах.
А я что - хуже других?
Я - Баба-Нюра. Не знакомы? Это вам повезло.
Мой недоумок-племянник говорит, что в прошлой жизни я звалась Леди Девил - или, в негритянском варианте, Факин-Грэндма. Не знаю, да и болтать с вами некогда.
У меня по графику кайфинг, он же шопинг и променад.
Мне пятьдесят семь, но на вид все семьдесят пять. Если согласны, лучшего комплимента вам не придумать. Почему, скоро поймёте.
Ничего объяснять не буду - идите рядом, только помалкивайте.
Фатера моя в ажуре: стены в коврах, пол в паркете, ванна в кафеле, сберкнижка в поступлениях. Но жизнь - борьба, и бороться я начну прямо сейчас.
Выхожу на облюбованную с вечера автостоянку. Джип с наглой кличкой "лендровер" погрелся и разворачиваться планирует. Музыка орёт - это мне по сердцу, как вору тёмная ночь. Громче музыка, тише шаги.
Я вся такая незаметная: бежевый плащик, суконные ботики "Прощай, молодость", потёртый беретик, роговые очки, клеенчатая кошёлка с огромной блестящей пряжкой. Яркая деталь сообщает облику правдоподобие: сама додумалась, еще до выхода на пенсию по инвалидности.
Инвалидость у меня третьей группы - расстройство всей поясницы.
Врачи недолго сопротивлялись: всего три раза с рук на руки все свои анализы сдавала.
Тьфу на вас... Чуть не прохлопала с болтовнёй!
Джип попёр вперёд объёмистым задом. По этому заду я и хлопаю кошёлкой, потом аккуратно падаю навзничь, стараясь не угодить локтем в здоровенную лужу.
Разговор с водителем короткий: сотрясение, возможны переломы и излияния.
Короче говоря, предварительный диагноз ясен и без рентгена - ушиб всей бабушки.
Три тысячи на примочки должно хватить. На этом мы с водителем наскоро расстаёмся: была без радости любовь, разлука будет без печали...
Мамаша, не тащите вы так коляску! Дайте, я помогу. До чего ж двери в подъезде узкие: не понять, кто так строит?! Мамаша вытаскивает коляску, а я вытаскиваю мамашино портмоне. И обе довольны.
Ах, обронили кошелёк? Какая жалость.
Нуте-с, мне некогда.
В универсаме я мгновенно наполняю свою потребительскую корзинку - точнее, кошёлку. Пустяки разные: сервилатик, халва там, шпротики.
Чаю элитного не забыть: у меня от плохого чая аллергия разыгрывается и геморрой.
Выбираю жертву, девочку лет семи. Вот она. Полезай, девочка, на стеллажик, поищи бабушке внучку - вот с таким же белым помпончиком! Помогаю ей влезть, потом аккуратно так роняю вместе со стеллажиком: ах, какая неожиданность! Слетается охрана, бегут администраторы...
А я тихонько, бочком, семеня ножками выхожу там, где вход.
И горестно помахиваю кошёлкой: ни на что уже бабушке не хватает!
Теперь, после променада, наступает час мести. Мой текущий враг - сантехник Мизюгин. Надо ж было набраться наглости: поменять унитаз старушке и требовать за это семьдесят рублей! Неделю ходил, потом стал писать на дверях: "Сквалыга и старая сука". Положим, в этом есть доля правды - ну, так на Руси у нас кто только не страдал за правду! Подошёл черёд и Мизюгина. Достаю из бокового кармана две баночки: одну с прогорклым подсолнечным маслом, другую, тоже початую - с солидолом. Аккуратно мешаю одно с другим, как пьяница водку с пивом. И смазываю деревянной лопаточкой каждую ступеньку мизюгинского лестничного пролёта.
Скорая в этот подъезд выезжала за вечер трижды. Бабушка с внуком пострадали авансом: еще найду, в чём они провинились. С огорчением выясняю, что Мизюгин отделался всего лишь сложным переломом голени. Ничего, впереди весь кайф трёхмесячного выздоровления! Вечером я с удовольствием пью чай.
Наутро я обретаюсь в суде.
Договорчик один расторгается. Трёхлетней давности.
- Суд постановил: в связи с неуплатой ренты расторгнуть договор опеки между гражданином Лавашкиным и гражданкой Миловидовой (это я)! - сообщает нам симпатичная женщина-судья.
Я ласково киваю головой: поработали конфетки мои...
А дурачок Лавашкин безуспешно и безмолвно ругается матом.
И не то чтобы он совсем не платил: откуда ж тогда взялись бы все ковры и поступления на сберкнижку? Но вот расписываться за переданные суммы Лавашкин забывал, а я это из виду не упускала. Доказать нечем - значит, и не платил вовсе!
Сосите кеглю, Лавашкин, как говорит пострадавший Мизюгин.
Завтра вновь пойду в газету дам объявление: престарелая старушка передаст по наследству квартиру за скромную, посильную финансовую помощь. Телевизор пора сменить. Племянник говорит, все смотрят новости на жидких кристаллах.
А я что - хуже других?
(с) Стэн ГОЛЕМ
Комментарии 1