В какой стране мира не окажешься – к России всегда есть своё собственное, ни на кого не похожее отношение.

Во Франции нами искренне, по старой памяти, интересуются, хотя некий элемент снобизма всегда имеет место. В Британии до нас нет никакого дела. В Сербии ещё верят, что случись беда – Россия придёт на помощь. В Италии узнают в русских себя – такая же весёлая безответственность сквозит в национальном характере. В Китае улыбаются, но втайне называют Россию «большим тонущим кораблём». В Польше всё понимают с полуслова – они ближе всех к нам, они знают нас как облупленных. В Германии ещё помнят кое-какие и нам памятные события, ещё не забыли – и элемент уважения присутствует…

 

Но, пожалуй, есть единственная черта, которая объединяет все страны, – нынешнюю Россию за её нынешние дела и в нынешнем её состоянии никто не любит. Да и в принципе не знает.

Россию могут уважать, или признавать, или даже любить – за то, какой она была.

Собственно, а что мы хотели?

Как будто мы сами себя за что-нибудь очень сильно любим. Я не говорю о доверчивых посетителях селигерских болот – детская психология, равно как и детская агрессия – не наша сегодняшняя тема. Но вот вменяемый взрослый человек – он что, имеет какие-то причины для разумной гордости нынешней Россией?

9 мая, Минин и Пожарский, 1812−й, Гагарин и даже 1917−й – тут всё понятно, ну а дальше-то что? День Конституции, может, нас всех вдохновляет? Или равноудаление олигархов? Или неразумно длинная война в Чечне, в которой непонятно кто победил?

(Оцените, кстати, парадокс – за то, что Сталин в течение одной ночи вывез всю Чечню в Казахстан, его ненавидят, а за то, что наши осиянные правители 10 лет ту же Чечню бомбили, их несказанно почитают).

В общем, когда мы жалуемся, что нас на Западе не ценят и не понимают, надо обратиться к зеркалу и честно себя спросить: а чего ценить-то? Чего понимать? Наша газовая труба требует какого-то метафизического осмысления? Наша нефтянка нуждается в уважении?

Кино наше они не смотрят (как будто у нас вся страна посмотрела «Шапито-шоу» или «Изгнание»), музыку не слушают (как будто то, что мы сами массово слушаем, прилично показать кому-то), статус великой театральной державы как-то поистрепался, в спорте тоже от года к году успехов всё меньше.

 

Наука? Ну, только если под наукой понимать тонны российских мозгов, ежегодно уезжающих на Запад.

Ужасная российская военщина? Если её боятся, то старые и отмороженные европейские либеральные параноики, а знающие люди знают нашей военщине цену, она невелика.

Тут вот проплывали российские корабли мимо Шотландии, случайно заплыли в чужие воды. Шотландцы на это сказали британцам: нам пора отделяться от вас, потому что если бы у нас был свой личный флот, а не флот объединённого королевства, то никакие русские тут никогда бы не показались.

Знают, что говорят. Нас сейчас любая Шотландия может на место поставить.

Чернокожие пираты без проблем могут захватить какой-нибудь русский корабль у берегов Африки, взять туристов в заложники, и сколько им не кричи, что ты приехал из великой российской империи, – они даже не поймут, о чём речь.

А вот Советский Союз иногда ещё помнят – люди, естественно, старшего поколения.

Выступали мы однажды в Индии с одним замечательным российским писателем, очень мною любимым, но, к несчастью, тотальным антисоветчиком. В зале сидят почётные индийцы в своих чалмах, слушают. Степенно кивают чалмами.

По старой своей привычке писатель начал костерить советскую власть (на Западе это неизменно пользуется успехом) – индийцы послушали-послушали и вдруг вышли из зала. Все, сколько были, – человек 15. Остались только трое представителей российской делегации и я. Никто даже не понял, в чём дело.

Я вышел вослед за индийцами, спрашиваю через переводчика, что стряслось, а у них даже губы трясутся: да как он смеет? он знает, сколько здесь всего понастроено советскими инженерами и учёными? он знает, сколько нашей интеллигенции отучилось в советских университетах? он отдаёт себе отчёт, что ваша страна в своё время дала нам колоссальную надежду на то, что третий мир может стать первым миром – и мы через десятилетия пронесли эту надежду? что если бы создали силовую линию Индия – Китай – и бывший Союз – нам бы не было в мире равных?

Обиделись, в общем.

В Египте, как ни странно, та же история. Притом что Египет вышел из-под влияния Советского Союза куда раньше и антисоветская пропаганда там велась сильнейшая.

Однако тысячи египтян успели отведать советского, без иронии говорю, дружелюбия, а заодно и стали свидетелями возведения нашими мастерами Асуанской плотины – которую они сами называют пирамидой XX века (плотина значительно увеличила посевные площади в Египте, в деревнях появилось, наконец, электричество, по устойчивости она считается фактически вечной, мало того, в неё может поместиться 17 пирамид Хеопса).

Там у меня был один чудесный знакомый египтянин, закончивший, кстати сказать, консерваторию в Союзе, я его под водочку всё расспрашивал, как египтяне в итоге отнеслись к антисоветской пропаганде. Он мне с такими изящными восточными интонациями отвечает: «Пропаганда пропагандой, а плотина-то – стоит!»

Вот в чём дело! – понял я тогда.

Можно раздувать щёки и пускать в глаза облака пыли, можно звенеть шпорами и хмурить брови, но плотина всегда окажется весомей.

 

На Кубе история совместной дружбы приобрела куда более трагический характер.

Реакция на новость, что ты из России, в общем, всегда была приветливая, но такая… с затаённой грустной улыбкой.

Какое-то время эта тайная печаль была мне непонятна, но потом я улучил момент и спросил, в чём дело, у одной умной и достаточно взрослой девушки. Она и разложила всё по полочкам: 1980−е гг. на Кубе – это был рай, Советский Союз очень помогал, люди жили очень хорошо, у всех была работа, у всех была вера. 1990−е гг. – это был ад, все потеряли работу, все потеряли веру, все потеряли всё. К тому же в 2001 г. приехал молодой российский президент и закрыл военную базу в Лурдесе. Она, между прочим, приносила сотни тысяч долларов в кубинскую казну.

Я знаю, что вы готовитесь мне сказать: что, мол, и правильно, и хватит кормить этих дармоедов, о себе лучше позаботиться.

Ну и что, позаботились? Стали богаче? Кто-то увидел эти сэкономленные на военной базе в Лурдесе сотни тысяч долларов? Нет, кто-то, конечно, увидел, но не мы, не мы.

Потом, серьёзно относящиеся к себе державы именно так себя и ведут – они кормят дармоедов, растят своих сукиных детей на всех концах планеты, усаживают их в президентские кресла. А что вы хотели, это политика – с уходом Советского Союза из этой политики ничего не изменилось, всё осталось точно таким же! А нам-то объяснили, что эта кровавая катавасия творилась исключительно по нашей вине. Как бы не так!

 

Но Бог с ней, с военщиной.

В какую страну не приедешь – хоть в Италию, хоть в Польшу, хоть в Испанию – везде одна и та же история: Россия закрывает кафедры изучения русского языка за границей, Россия фактически не занимается поддержкой русской культуры за кордоном, Россия давно и бесповоротно признала это нерентабельным и неэффективным, понемногу сбрасывая с себя обязательства перед людьми, которые стремились говорить на русском и работать для России.

Русский учили в школе, не говоря про университеты в десятках стран – сейчас не учат почти нигде. А зачем учить, если мы сами в этом заинтересованы меньше всего.

В итоге то, что бросается в глаза из нашего, исконного, русского за рубежами – так это, во-первых, туристы, во-вторых, огромные портреты Натальи Водяновой, супермодели, рекламирующей новую линию нижнего белья, в-третьих, книги Льва Толстого, Достоевского и Чехова в любом книжном магазине.

Да, и ещё тысячи битых-перебитых «жигулей» в Азии, в Индии и на Кубе.

Про туристов ничего говорить не стану, вы сами были туристами, знаете, как мы там себя ведём и как к нам относятся.

 

У Натальи Водяновой первый муж был английский лорд, и другой, нынешний, муж – тоже англичанин, и сама она живёт под Лондоном, так что никого особенно и не волнует, русская она или нет. Безусловно, появление русских подруг почти одновременно у Мела Гибсона, Микки Рурка, Роналдо, гитариста «Роллинг Стоунз» Ронни Вуда и ещё целого отделения голливудских и прочих звёзд на время продемонстрировало наличие у нас, русских, некоего потенциала. Только что это за потенциал и куда его применять, так и осталось невыясненным, тем более что Гибсон в ужасе развёлся, Рурк, наученный горьким опытом Гибсона, так и не женился, а Вуд периодически пытается забить свою Катю Иванову подручными предметами.

 

Остались Толстой, Чехов и Достоевский, ну и для тех, кто ценит музыку, – Чайковский, Рахманинов и Шостакович.

Нашу литературу почитают, непрестанно переиздают – причём всё в новых и новых переводах, экранизируют, ставят в театрах, изучают – идёт непрестанная работа с этим великолепным наследством.

Мы действительно мало себе отдаём отчёт в том, что если современный мир и думает о нас хорошо, то лишь благодаря великим нашим бородатым классикам.

Есть весьма распространённое мнение, что мировая культура знала четыре необъяснимых чуда – античность, возрождение, немецкая музыка XVIII в. – и русская литература XIX в. Газ и нефть когда-нибудь кончатся, и никто не вспомнит о них добрым словом, а «Война и мир» останется навсегда.

Другой вопрос – а есть ли нам сегодня как поддержать свой статус великой культурной державы. И тут, как ни крути, снова придётся вернуться к политике, будь она неладна.

В течение почти всего XX в. наша страна была субъектом мировой политики, вследствие этого литература рассматривалась как один из инструментов экспансии – антисоветской или просоветской. Поэтому были востребованы, с одной стороны, Александр Солженицын, Василий Аксёнов или Иосиф Бродский, а с другой, активно переводились собственно советские литераторы – Евгений Евтушенко, Юрий Бондарев или Юлиан Семёнов долгое время имели очень большой успех во многих странах.

 

Сегодня Россия – пора назвать вещи своими именами – воспринимается за рубежом как страна третьего мира. В этом смысле наша литература немногим интереснее на Западе, чем литература каких-нибудь третьестепенных азиатских или африканских стран. То есть интересна, но очень в меру.

Но если бы, к примеру, русский писатель получил в ближайшее время Нобелевскую премию – это, безусловно, дало бы колоссальный импульс к продвижению русской литературы. Потому что, если вы не знаете, Нобелевская премия – это тоже большая международная полтика. Однако есть подозрение, что эта тема волнует нашу власть менее всего.

Возникает естественный вопрос: есть ли в России писатели, достойные той же Нобелевки?

Ответ однозначный: конечно, есть. Этой премии вполне могли быть удостоены и признанные мастера, например, Андрей Битов или Эдуард Лимонов, или Валентин Распутин, и писатели более молодые. Скажем, по любым канонам роман «Каменный мост» Александра Терехова, или трилогия «Оправдание», «Орфография», «Остромов» Дмитрия Быкова, или роман «Язычник» Александра Кузнецова-Тулянина, или несколько романов Алексея Иванова – всё это литература высокой пробы, нисколько не уступающая последним «нобелиатам».

Самые реальные претенденты на Нобелевку на сегодняшний день – Людмила Улицкая и Виктор Пелевин, но что-то мне подсказывает, что Нобелевский комитет вновь предпочтёт либо писателя из страны с «динамично развивающейся демократией», либо всё-таки выберет реально сильного литератора, но точно не из России.

Выход, собственно, один: вновь сделать Россию сверхдержавой, тогда впечатлительные иностранцы вновь заинтересуются нами и спешно начнут переводить, что там насочиняли эти русские.

Да и великое кино, да и великую, как ни странно, музыку, да и тем более великие спортивные достижения могут позволить себе только великодержавные субъекты, а не периферийные хранители нефтяных вышек.

Но только как нам суметь построить такую плотину, которые мы могли себе позволить в 1960−е гг. возвести в Египте, – хотя бы у себя дома?

Как нам соорудить такую военную базу, которую мы могли себе позволить полвека назад на Кубе, – хотя бы у себя дома?

Какую надежду нам дать миру, когда мы сами не имеем никаких определённых надежд, кроме этих непрестанных заклинаний на тему «лишь бы не было войны», «лимит на революции исчерпан» и ещё там что-то про эволюцию.

Вы наверняка в курсе, что в Египте никто не знает, как всё-таки была возведена пирамида Хеопса и ряд иных пирамид.

Я однажды тихо спросил у египетского своего товарища, могли ли египтяне построить пирамиды. Он небрежно кивнул головой за окно автобуса, где шли по своим делам тысячи египтян, и спокойно ответил: «Эти – нет».

Сдаётся мне, что нас ждёт подобная судьба, и когда какой-то досужий турист поинтересуется, глядя на наших суетливых потомков, могли ли эти люди кроить по своему желанию планету, строить Асуанскую плотину, забираться с ногами в космос, мечтать о мире, описанном в книгах ранних Стругацких, – туристу ответят: «Эти – нет».

И добавит: «У этих – стабиль-ность».

©Захар Прилепин