Филипп Бедросов встретил утро в унынии. Вот уже третий месяц, как он гостил у бывшей жены в поместье её нового мужа, и каждый день просыпался от леденящих душу и анус кошмаров. То ли свежий и совсем не московский воздух сказывался на организме таким странным образом, то ли здоровое питание и отсутствие так любимых им плодов кокосовой пальмы будоражило сознание несчастного и одинокого мужчины.


Стол стоял у окна. Филипп, подперев мягкой ладошкой щёку, смотрел вдаль – в простирающиеся до горизонта поля, на серебристую и играющую в лучах солнца реку и размышлял о тщете и суетности своего бытия. Всё в его жизни складывалось как-то не так. Всё было мелочно, мелко, и даже Золотой граммофон, трижды полученный на сцене ГЦКЗ Россия, его не радовал. Он чувствовал себя беззащитным ребёнком, несмотря на стремительно приближавшуюся пенсию. И только рядом с бывшей женой Филипп успокаивался.

Она курила ему в лицо и хриплым голосом говорила:
– Филька, дурашка, не ссы.

И Филька не ссал. Когда на его концерты перестали ходить, Аллочка позвонила в мэрию, где в те времена сидел её давний поклонник в кепке.
– Юра, – сказала она, – А не устроить ли нам тебе юбилей?
– Ыыы, – обрадовался Юра, но вспомнив недавний бенефис своей книги, добавил: – Только Казанова не приглашать! Он обзывал меня писакой!
– Какой же ты писака, Юра? Ты – писатель. С большой буквы Пэ. – Алла умела льстить. – Гены не будет. Позовём моего Фильку. Он скажет поздравительную речь и споёт что-нибудь романтическое для Лены.
– Эмм... – засомневался Юра, так как только на днях запретил проведение гей-парада. – Пусть приходит только без перьев.
– Договорились, Юра. Билеты пришлю курьером, пусть твои мэрзские сотрудники покупают.
– Пусть попробуют не купить, – задорно кивнул Юра, повесил трубку, и надев на лысину кепку, поинтересовался у своего заместителя: – Рясин, а скока эт у нас время сейчас?

Рясин покраснел. Часы за миллион юэсэй долларов слабо соотносились с его должностью главы антикоррупционного комитета столицы. Шеф в кепке всегда вспоминал о них, когда надо было дать ему неприятное поручение.
– Счас подвезут билеты. – Юра ободряюще посмотрел из-под козырька на своего зама. – На мой юбилей. Распространишь до вечера.

Филипп помнил тот концерт. Его заставили надеть на себя костюм с гаостуком и выпустили с песней в зал. Он старательно выводил рулады от лица юбиляра:
– Единственная мая, – намекая, видимо, на мэрзскую жену Лену, и поглядывал на неё возбуждающе.
Лена, очень талантливый бизнес-вумэн и строитель, текла в ответ от нежности, позабыв за кирпич. Филипп тоже тёк, давненько он не получал за один концерт миллиона.

Внизу громыхнуло. Филипп вздрогнул и очнулся от сладких воспоминаний. Это проснулся Мак Сим, новый муж его Аллочки. Этот коротыш с вечно подвижным ртом по утрам всегда был шумным. Разминая артикуляцию, он пропел во всю лужённую глотку:
– Карл у Клары украл кораллы. А Клара у Карла, – тут Мак Сим закашлялся и сострил: – Украла хуй.
Филипп вздохнул, поднялся из-за стола и спустился вниз.

– Здравствуй, Мак Сим, – устало кивнул он сопернику. – Съел уже ножик?
– Чо? – Максик застыл, непонимающе глядя на нож в руке, которым он размазывал масло по булочке.
– Чо-чо, через плечо, – вздохнул Филипп, вспомнив, что новый муж его бывшей жены принципиально не читал ничего, кроме комиксов. – Нужно поговорить.
– Аллочка ещё спят, – неуверенно сказал подвижный рот, владелец которого давно отвык принимать собственные решения без консультаций с женой.
– Скажи мне, Мак Сим, как ты относишься к... – тут Филипп замялся, подбирая слова: – Как ты относишься к педерастам?
– Хорошо отношусь! – Радостно осклабился Максик: – Они прикольные!
– А сам... Сам не пробовал?
– Пидораситься? – уточнил подвижный рот.
– Ну, да... Можно так сказать – пидораситься.
– Один раз. Поздоровался за руку с Боречкой.
– Нууу... Это не совсем, наверное, то... – неуверенно протянул Филипп. – Слушай, мне вот тут каждый день кошмары снятся.
– Какие? – Мак Сим жевал булочку, как попкорн.
– Будто мы с тобой... Ну, это самое...
– Пидорасимся?
– Да! – решительно подытожил Филипп.
– А как же Аллочка? – взволнованно спросил Мак Сим.
– А Аллочка будто смотрит и над нами смеётся.
– Неправильный сон! – Мак Сим решительно и энергично замотал головой с набитым ртом: – Она бы нас сразу выгнала из моего замка.

Филипп вздохнул:
– В этом ты, наверное, прав.
– Угу-гу-гу, – Мак Сим включил телевизор и принялся искать по каналам себя. Не найдя, натолкнулся на рекламный блок ТВ5: – О, у тебя сегодня концерт в Петербурге! Везунчик!

Филипп вздохнул. Знал бы этот клоун, сколько певцу предложили за выступление, то смеялся б до вечера. Времена юбилеев людей в кепках прошли.
– Да, пойду собираться, пожалуй, – вздохнул Филипп и поднялся к себе.
На концерт он опоздал почти вовремя. Петербург вообще не терпел суеты, питерские, переехав даже в Москву, и там всегда заставляли себя ждать. Филипп вышел на сцену спустя всего два часа после заявленного в билетах. Зрители только подтягивались и рассаживались по своим местам. Чо торопиться, когда билет стоит всего сто рублей?

Спев для затравки песню, Филипп замер. Ему пришла в голову замечательная идея. Борис, его знакомый гей, советовал как-то по-пьяни:
– Надо признать в себе голубую луну, пусть она взойдёт над горизонтом для всех. И тебе станет легче, даже если ты и не гей.
Геем, конечно, Борис не был, зато регулярно признавался в голубизне. «Может быть, это и меня спасёт от ночных кошмаров? – подумал Филипп, – Надо признаться».

Прокашлявшись, он рукой остановил фонограмму и заявил в темноту зала:
– Я – пидорас.
– Знаем... знаем... знаем... – неожиданно раздалось из партера и прокатилось до задних рядов.
Филипп обомлел – откуда они это знают, если он и сам до сих пор не уверен.
– Ты тот ещё пидорас! Шёл бы лучше работать!
«Ах, они в этом смысле», – понял певец и поправился, указывая на свою розовую кофточку и перья:
– В том смысле, что я гей!

Депутат по фамилии Милый, сидящий в первом ряду, уронил от неожиданной новости розовый телефон на пол:
– Нихуя себе антреприза!
– Да-да, я должен был признаться в этом своим слушателям и зрителям! – Филипп заплакал и расчувствовался.
Зал возмущённо засвистел. Припасённые под конец концерта тухлые помидоры, полетели на сцену. Филипп заплакал ещё горше:
– Люди, вы – звери! – взвизгнул он сытым поросёнком и убежал за кулисы, где тут же сел в поезд на Москву.

– Хороший ход! – Аллочка выключила телевизор с трансляцией концерта и кивнула Мак Симу: – Учись, мозгляк!

Заявление певца Бедросова получило резонанс в обществе. Несмотря на всеобщее осуждение, концерты забились аншлагами. Все хотели видеть певца в перьях, хотя были и отрицательные моменты – в конце Филиппа непременно закидывали огурцами, намекая ему на что-то. Филипп же вздыхал, считал деньги и ещё считал себя мучеником, в чём находил особое очарование и смысл жизни.

©bash-kirka