Три года назад мы сидели на веранде, пили вино. И вдруг ближе к полуночи, когда дети ушли спать, угли остыли и звёзды выкатились, зашёл разговор о самозванцах.
Ну, то есть, предположим: ты взрослый человек. У тебя борода, седые волосы и диплом МВА, и галстук, и какая-то серьёзная работа, но всякий раз, когда тебе приходится сидеть за конференц-столом с другими взрослыми или, не дай бог, взять слово и говорить полчаса, или (совсем ужасно) выйти на сцену с микрофоном - всякий раз без исключения ты чувствуешь себя обманщиком, которого вот-вот разоблачат, выведут за ухо, потому что он в маминых туфлях изображает взрослого человека.
У Фриша в "Назову себя Гантенбайн» про это есть чудесная история. Там один очень важный человек, посол великой державы, внезапно в расцвете своей карьеры понимает о себе одну важную вещь. Он вдруг чувствует себя самозванцем. Натурально - политические процессы, визиты, переговоры. Переписка. Это старая книжка, так что еще и мундир, регалии и ордена, и посла также мучает титул "ваше превосходительство", каковым он себя не ощущает.
Словом, этот чудесный мужик, осознав себя НЕ ПОСЛОМ, вдруг падает - под ним подламываются колени. Пока он лежит на травке, все думают, что инфаркт, а у него просто прозрение. Бля, думает посол в разгаре, в цвету, на пике славы. Лёжа, например, на газоне. Или на ковровой дорожке. Они все считают, что я - Посол. А я - это просто я, думает он и теряет сознание, чувствуя себя обманщиком и шарлатаном.
Поднявшись на ноги (пишет Фриш), он должен сделать выбор. Например, застрелиться. Или подать в отставку. Вместо этого он принимается самозабвенно, вдохновенно играть роль посла. Он ведь понимает про себя всё - ну ещё бы, послы, думает он. Это такие гениальные парни. А я-то. И старается, как безумный - просто чтобы его не разоблачили. Старается до самой смерти, предотвращает там какую-то войну и геноцид, входит в учебники дипломатии, умирает, не оставив ни малейшего свидетельства этих своих сомнений. Все считают его большим молодцом, настоящим профессионалом, а он всю жизнь, замирая от собственной наглости, просто пытался соответствовать собственным фантазиям о том, что это такое - посол великой державы.
Фриш - большой писатель, и этот эпизод очень меня потряс, когда мне было двадцать пять. 
А потом ещё раз, в тридцать, ну и так далее. Гантенбайн - моя любимая книга, я перечитываю.
Регулярно, в общем, сверяюсь с послом. 
И нормально всё, доложу я вам. Все ок, очень стабильно. Прошло ещё три года, мне 45, и я по-прежнему самозванец.
А тогда мы сидели на веранде под звёздами 
и пили вино, и дети спали, и вдруг выяснилось прекрасное: сорокалетние журналисты, полковники, строители, писатели и пивовары - все одинаковые. Все - дети. Ну, почти все. Из пятнадцати человек только двое сказали - я взрослый. А остальные оказались, как и я, тревожные жулики в маминых туфлях.
Тут должна быть какая-то мораль. Вывод. Но я и тогда не смогла его придумать, и теперь не стану. Я просто по-прежнему очень рада, что оказалась такая не одна. Ну и то, что кто-то всё-таки чувствует себя взрослым, тоже внушает надежду... 

(с) Яна Вагнер