Мимо меня прошагали две гогочущие каланчи.

Подростки.

Русский язык здесь неточен, как это часто с ним бывает. Тоже мне, подростки. Это я подросток со своими метр официально семьдесят пять (на самом деле меньше), а они так форменные переростки.

Когда я встречаю подростков, то всегда думаю одну грандиозную мысль, которая должна меня возвышать, но по факту является верным признаком приближающейся старости: я таким не был.

Память, конечно, удивительная вещь. Ты считаешь она — non-fiction, а она — чистый вымысел, бульварный романист из тех, что в мягкой обложке. «Анжелика и демон». Причём, в зависимости от того, что ты поел на ночь, ты в своих воспоминаниях то демон, то Анджелика. И это ещё не самые худшие варианты, поверьте.

Естественно, ты таким был. И даже доказательства имеются, спасибо хоум видео и кассетам BASF. На 180 минут твоих глупостей в полный рост.

Младший брат однажды отыскал в семейных архивах старые записи. И оцифровал их, спасибо ему, добрый человек, еще брат называется. А то бы пришлось искать где-то старый «видик», целое дело, глядишь, и не удалось бы посмотреть, а потом и пленка рассыпалась бы вместе с тобой нецензурным. Теперь же все под рукой, один клик до позора.

Сколько мне на том видео? Шестнадцать? Зачем мне вообще было шестнадцать? Кто разрешил?

Это просто невыносимо.

Во-первых, я без конца хохочу. Как говорили в то время наши старшие товарищи, из-за недо...недостатка женского общества.

Во-вторых, что на мне надето? Кое-чего из надетого не потерпел бы ни один Черкизон.

В-третьих, я что, курю?! Деточка, а мама твоя знает? Брось сигаретку сейчас же и дуй в кроватку, уже девять.

В-четвёртых, я шучу. Без остановки. Я шучу так, как будто мне пять. Я шучу так, как будто у меня тогдашнего учился Петросян.

В-пятых, зачем я постоянно задираю и без того короткий рукав майки и поворачиваюсь к камере боком? О, нет! Я что, демонстрирую бицепс?! Вроде как случайно, сидел-сидел и вдруг напрягся. Не надо, дружок, перестань, ты же лопнешь, вон, глазки уже повылазили.

В-шестых. Кто-нибудь, дайте пульт. Я требую, я умоляю, я на коленях уже. Он там поёт. Ему там кажется, что он поёт. Чувак, ты не умеешь петь, мы не умеем петь, поверь, я знаю, потом появится такая вещь, как караоке, и тебя, нас, три раза оттуда выгонят.

Все. Не могу больше смотреть. Он что-то выпил (скоре всего, пива, а морщится-то, морщится, как от водки), и это значит, дальше будет совсем невыносимо. Коли уж он трезвым такое вытворял...

Итого.

Если однажды ко мне прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и спросит, а не хочу ли я снова стать шестнадцатилетним, чтобы, мол, все сначала, я откажусь, и даже без слезы в голосе. Он, конечно, спросит, почему, почему вы все отказываетесь, придурки, ты уже сегодня шестой. И тогда я отвечу, знаешь что, волшебник в голубом вертолете, сегодня я тебе покажу кино: вот тебе кассета BASF 180 минут, магнитофон ты где-нибудь сам найдешь, раз волшебник, иди и смотри. Нет, попкорн оставь. А вот валидол не забудь.

(с) Олег Батлук