-Господа, минутку внимая, пожалуйста. Роман, вот вы говорите ностальгия, а вы ебали когда-нибудь гусей?
-Знаете, Евлампий, не доводилось.
-А я вам скажу – занимательное это дело. Гусь он ведь как, он птица умная и боевая. Чуть что ему не нравится – сразу защищается и атакует. Тут мастерство и напор нужен. Василий, вот вы говорите ностальгия, а мы в свое время столько свиней перетрахали, что ажно в почете у женского пола были.
-А при чем тут свиньи?
-Ну как же, свиньи – они как гуси, только розовые. Бывало, зайдешь вечером в хлев, а там шорох, паника, падения в обморок, знают, кто пришел, ох знают…
-Евлампий, а что ж вы постоянно с темы на тему прыгаете? Вертолеты, Гуси, Свиньи…
-А вы не завидуйте, голубчик! Вот вы говорите ностальгия, а вы ебали гусей в вертолете? Это ж координация нужна...

Демиурги блаженствовали в удобных плетеных креслах, щурили глаза на заходящее солнце и обменивались ленивыми снисходительными комментариями по поводу мелких огрех здешнего мироздания, заметных только их наметанному взгляду.
-О, смотри-ка, кто к нам идёт,- произнёс Мазукта.- Кажется, сам местный хозяин пожаловал.
-Хозяин кофейни?- заозирался Шамбамбукли.
-Да нет, этого мира. Вон он, гляди.
Мазукта указал пальцем. К ним быстрым шагом, но без излишней спешки, приближался невысокий бледный мужчина в приличном костюме.
-Здравствуйте, уважаемые,- немного нервно поприветствовал он демиургов.- Чем обязан?..

Действующие Лица:

Врач – мужчина 45 лет, волосы с сединой, представительный.
Молодой Человек - мужчина 30 лет, из служащих.

За кадром играет Tricky. Молодой Человек заходит в кабинет к врачу. Врач сидит за столом и решает кросворд. Врач поднимает глаза.

Врач: Здравствуйте молодой человек. Фамилия?

Молодой человек: Здравствуйте, доктор. Фольгин. Игорь.

Врач (роется в бумагах): Ага. Ну-ну. И на что жалуемся, Игорь?

Молодой человек: Да вот понимаете, доктор, (берётся за плечо) у меня тут что-то болит, когда я…

На столе у Врача звонит телефон.

Врач: Извините, я должен ответить…

Молодой человек: Да-да, конечно…

Врач (поднимает трубку): Да. Да, я чувствую как мой член наливается силой и поднимается у меня в трусах, превращаясь в хуй. Ага. Я начинаю дрочить. Я пахну сексом. Да. Я кончил себе на колено. Незашто. Досвидания.

Молодой человек охуевшим взглядом смотрит на врача...

Все случилось  гораздо быстрее, чем я ожидал.
И никакой подготовки в сиде серного дождя, молний, грома, или еще какой-то этой феерической херни из Ветхого Завета не было. В воздухе просто потемнело и начался дождь. Ну я и спрятался от него под деревом. А там стояла какая-то девушка. Я шел уже на пятый литр, так что можно было и познакомиться. От украинского пива выражаешься всегда выспренно, глупо и провинциально, прям как ведущие светских новостей на ихнем украинском телевидении, так что я начал так:
 Милая незнакомка...
 Милый знакомец, - сказала она, и повернулась.
К счастью, я был уже достаточно пьян. Поэтому не испугался, когда на меня посмотрела Ниночка Приходько. Толстенькая девчонка, - кстати, украинка, - из паралллельного класса, которая была в меня влюблена всю школу. И с которой я трахался, когда поступил в институт и понял, что трахаться нужно со всеми, кто в тебя влюблен, а не строить из себя чистюлю сраного.
Все бы ничего, только Ниночка уже лет десять как была мертва...

Илья по-молодецки расправил плечи, и повернувшись к музыкантам, ухнул богатырским кулаком по столу. — Ну-ка, лабухи, сбацайте что-нибудь этакое, чтобы ноги сами в пляс пошли.
. . .— Исполним, батюшка, только ты вначале денежку-то заплати, а то опять как в прошлый раз, откушавши медовухи, спать под стол завалишься. Да и за прошлый раз надо бы рассчитаться, а то как есть цельную ночь напролёт наяривали. — робко молвил один из музыкантов, по виду старший.
. . .— Да как ты посмел богатырскую честь перед народом срамить?! Где это видано, чтоб русский богатырь с пяти кружек медовухи под стол скопытился? — Илья повернулся к товарищам, и те послушно зароптали на музыканта, что, дескать, да, не может такого быть.

. . .Илья порылся в кожаном кошельке, висевшем на поясе, извлёк оттуда несколько мелких монет и кинул музыкантам:
. . .— Держи, бакланы, я сегодня щедрый. — он повернулся к собутыльникам. — Так на чём я остановился?
. . .— На том, как ты змея поганого встретил. — подсказали товарищи.
. . .— Ну да, иду я, значит вчера, а на встречу мне...

Давайте, я вас подвезу? - Парень улыбнулся открытой и обезоруживающей улыбкой.
- Но, вы куда-то спешили? Цветы... Наверное, к девушке?
- Вооще-то, в театр. А цветы только что купил. Но, театр, похоже, отменяется. Едем?
- С незнакомым мужчиной?
- Простите... Действительно. Меня зовут Влад. А вас?
- Лиля.
- Лиля? Значит цветы, как нельзя, кстати. Лилии для Лилии.
- Да уж... - Лиля засмеялась. Ей начинало казаться, что они знакомы с Владом уже давно, а не встретились случайно несколько минут назад. Он ей положительно нравился - высокий, сильный, с зачесаными назад густыми темными волосами, и с такими добрыми огоньками в темных углях глаз. - Ну, что ж, поехали... Ведите, прекрасный принц. Где ваш белый Мерседес?
- Серебристый "Инфинити" пойдет? Не обесудьте. - Влад нажал на кнопку сигнализации и стоящий неподалеку автомобиль отозвался, мигнув габаритами...

«Быстрее, быстрее!» – подгонял Морданов проезжающие автомобили. – «Шевелитесь, сволочи! А то наступят в моей семейной жизни необратимые перемены. Или уже наступили?» - Морданов сунул руку между ног, собрал в пригоршню сморщенный лоскут плоти и сильно сжал. Тусклая молния боли пробежала по телу от паха к горлу.
«Ну, значит, не все ещё потеряно!» - обрадовался Морданов, – «Надо будет опробовать по возвращении. Держись, Лариска!»

Когда череда машин проехала, он покинул укрытие и бросился к багажнику. Ключа в замке не было. «Наверно, сунул в карман по привычке,» - успокаивал себя Морданов, обшаривая куртку правой рукой, а левой продолжая мять и мацать собственные яйца. Когда карманы кончились, Морданов сменил руки и обыскал все заново. Потом ещё раз – машинально - уже зная, что ключей он не найдет.

«Этого не может быть!» - прошептал Морданов, потея от ужаса, несмотря на мороз. – «Этого просто не может быть! Потому что нельзя! Нельзя, блядь, быть таким долбоебом!»

Ключи – Морданову это было теперь совершенно ясно – были в кармане обледеневших штанов, а штаны лежали в закрытом багажнике. Салон машины с ненужным на рыбалке мобильником тоже был заперт...

В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся... Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и ... помер.

Но вдруг... В рассказах часто встречается это “вдруг”. Авторы правы - жизнь, хотя бы и завершаясь смертью, так полна неожиданностей! Но вдруг лицо его, начав было заостряться и бледнеть, порозовело, разгладилось, губы дрогнули, дыхание возобновилось. Глаза приоткрылись...
“Где это я?”- подумал Иван Дмитрич и огляделся. Лежал он у себя дома на диване. Пуговицы вицмундира были расстегнуты до живота, лицо оказалось сильно влажным...

"Когда уже наконец появиться поколение воспитанное в любви и мире?.."
/zwetlana/
А тогда, когда мы сами его будем воспитыать в этой любви, читать правильные сказки, объяснять и говорить с ними так как мы взрослые считаем, что им это неприменно пригодится!!! )))
Я хочу чтобы не только мои, но и ваш дети росли в мире и любви! Будьте правильными родителями!!! И любите своих детей до самой-самой луны!!!

Во-первых, носки разумны. Т.е. они обладают узко заточенной частью интеллекта, направленной исключительно на то, чтобы изчезать из нашей реальности. Скрываццо. Прятаццо. Съебываццо в самые наподходящий момент. Ну скажите честно - кто из вас не терял носки в стиральной машине? Вот кладете вы несколько пар, а потом достаете - обязательно в какой-нибудь паре одного носка не будет!!! И куда этот носок девается? Куда, я вас спрашиваю, может деться носок из закрытого пространства стиральной машины??? Ответ напрашивает только один...

«Дзынь!» - двери лифта разъехались. Мы оказались в довольно просторном полутёмном помещении, заполненном разнообразной аппаратурой и компьютерами.
- А сейчас, Слава (ничего, что я вас буду так называть?), я хочу познакомить вас с очень интересным человеком, нашим ведущим экстрасенсом и экзорцистом, Оганезовым Владимиром Паруйровичем, прошу любить и жаловать!
- О, добрый день, молодой человек! – навстречу мне поднялся невысокий, круглый, как колобок мужчина, жгучий брюнет с буйной (в молодости) шевелюрой и пронзительным взглядом чёрных глаз – Будем знакомы. Для вас – дядя Вова!
- Здравствуйте! Очень приятно! Слава.
- Восприми серьёзно всё, о чём он будет рассказывать! – тихонько шепнул мне на ухо Н.Н. – Ты не подумай, что вид у него такой добродушный и простецкий, он генерал-майор ГРУ в отставке, брат! Так-то!
- Да, а мне, кстати, костюм из похоронного бюро дадут? – с лёгким оттенком сарказма поинтересовался я – а то я джинсовку предпочитаю на все случаи жизни!
- А, это ты «Люди в чёрном» насмотрелся, ха-ха! Ну, ясно! Нет, ходи, как пожелаешь, хоть в семейниках, только дело делай! А вот кое-что другое

не очень сильное, но как всегда жизненное крео от одного из моих любимых авторов...

Одновременно распутывая узел галстука и открывая холодильник, он позвал жену. Та отозвалась из спальни, напомнила ему, что бы он не пил воду из бутылки, а взял стакан. Почечкин разумеется не обратил никакого внимания на слова жены, да и она, впрочем, говорила их уже лет десять как на полном автомате.
-- Как дела на работе ? - приветливо спросила Галина, появляясь в дверях.
Почечкин не удосужил её ответом, которого она и не ждала. Это был просто обычный вечер дома, ритуал в своём роде.

-- Где Гриша и Алёнка ? - равнодушно спросил Влад о детях и жена равнодушно же ответила ему, - Гуляют...

Потом Почечкин направился обратно в гостинную. Ногам было приятно ступать по свежим и мягким опилкам. "Хорошо, всётаки, дома", - подумалось Владу.
Он включил телевизор и уставился на откормленное и усато-очкастое мурло важного диктора серьёзной передачи. Чем-то неуловимо похожий на полусонную рыбу, Игорь Кипятков вещал с экрана о происках представителей вертикали власти - псевдо журналисткие расследования на потеху доверчивых владиков...

Я захожу последним.
Оглядываюсь и вижу трудовика, щурящегося на витрину «Овощи-Фрукты».
Бывало не раз, что мы с ним встречались у прилавка с вермутом и «Салютом». По-джентельменски не узнавали друг друга, если, конечно, не во время уроков.

По дороге в класс материм Лобзика и обсуждаем сиськи Оли Подобедовой. Они у неё самые большие в классе. Да и, пожалуй, во всех трёх «восьмых» будут самыми-самыми. Наша гордость – на Подобедову даже десятый класс засматривается, а там такие кобылы есть…
- А Чеку Танюха больше нравится – «дэ два эс», бля! – подначивает меня Конев, но мне по барабану.
Танька Оленик, конечно, симпотная, но у нас с ней ничего нет. Так, помацал её слеганца на восьмимартовском «огоньке»… Не я один – потом, когда я ужрался, и мою мать вызывали, Танькой Ринат занялся. У нас с ним всё общее. Кореша...

...в кровати посапывала совершенно голая Мальвина. На спине ее красовались широкие красные полосы- следы вчерашней порки. Впрочем, Мальвина и сама нехило перлась от подобных сексуальных игр. Жестокая Госпожа на сцене, в жизни она наоборот, склонялась к мазохизму.

- Подъем, пескаструйщица!- ткнул ее в бок пальцем Карабас.- Там посуды полная раковина и в туалете словно мамонт побывал.- Вставай-вставай, шмара пэтэушная!

- Называй, называй меня гадкими словами,- сладко потянулась Мальвина- Я так люблю, когда ты меня ставишь на место, Повелитель. Мы женщины- любим ушами.

- Я не хочу, чтобы ты меня любила ушами. Я хочу, чтобы ты меня любила ртом. Короче, отстрочи-ка мне по- быстрому минетик и дуй на кухню.

Но насладиться прелестями орального секса Карабасу в этот раз так и не удалось. В незапертую дверь ввались по всем приметам неопохмеленные актеры- Буратино и Артемон.

- Здорово, ЗиЗиТоп!- весело поприветствовал босса Буратино.- Деньжат не подкинешь?

- Пасись иди со своими заманчивыми предложениями,- отмахнулся Карабас.- Ты уже четыре спектакля на этой неделе прогулял...

Однажды молодой Ленин зимой пошел красть йолку. Ну а хуле - Финляндия, зима, новый год, шалаш... Шел он значит по лесу шел, и вдруг - хуяк! Йолка! И офигенная такая йолка, что весь пиздец. Надо рубить - решил молодой Ленин. И тут сообразил, что топора у него нихуя нету - злыдни жандармы спиздели, пока он в лесу кристьянок ебал коммунизму учил. Но тут - бля!!! - в лесу раздается топор дровосега. Ленин поправил ебало под кепкой и пошел на стук. Через сто метров он увидел сцукомужыка, который бодренько попивая буржуйский самогонишен-денатуратишен рубил йолко. Так себе йолко. Хуевастенькое.
- А превед тебе, сцукомудило!, - поприветствовал мужыка Ленин
- Подите-ка, барин, к ебаной матери, - вежливо ответил мужыг, - а то как переебу топором, хуй найдут! Финляндия, зима - хуле!
Ленин был борцом за свободу, и к тому же ему до опизденения хотелось сцукойолку. Поэтому он просто достал кастет (хуле - в борьбе обретешь ты право свое все средства хороши!) и молча навалял мужыгу мощных усатых пиздячек...

Я с невозмутимым видом изучил голограммы, и протянул пластик обратно.
- Белеет парус одинокий…
- В тумане моря голубом, - мягким баритоном ответил мужчина.
- Что ищет он в стране далекой? – продолжил я.
- Что кинул он в краю родном? – печально произнес водитель. - Автор?
- Лермонтов Михаил Юрьевич.
- Основоположник стиля регтайм?
- Бен Харней из Луисвилла. Но настоящим классиком стал гениальный Скотт Джоплин.
- Чьи тенденции одержали верх по итогам последних показов в Милане?
- Луиджи Инзаги. Двубортные удлиненные пиджаки. Сухой асфальт, фиолет, пурпур, бордо.
Только после этого я козырнул, и представился:
- Старший сержант Кашира, культурная полиция...

- Входите! – зычно позвал Чкалов.
    В дверь просунулась давешняя девица. «А нос-то у неё того, длинноват, да ещё и прыщи припудренные», - с неодобрением отметил слегка протрезвевший лётчик, - «ну да ладно, если что, прикрою её лик подушкой».
    - Раздевайся, гражданочка, зовут-то как?
    - Теодора, - скромно прошептала гражданочка, стаскивая с себя платье, - и Вы мой кумир.
    - Теодора, говоришь? Федора, небось, какая-нибудь, - развеселился Чкалов.
    - Теодора, – уже твёрже повторила девица.
    - Ну, нехай будет Теодора, - согласился Чкалов, наблюдая как дева дрожащими руками скатывает чулки, и тоже стал раздеваться.
    Вскоре девица стояла обнажённой, Чкалов остался в синих сатиновых трусах.
- Что-то ты девка уж больно худющая. Вот вчера у меня была баба, лошадь, а не баба, задница вот такая! – широко развёл руки Чкалов.
«Руки – как крылья! Одно слово – лётчик!» - залюбовалась на Чкалова Фира-Теодора.
    - Водку будешь? – достал из тумбочки бутылку лётчик.
    - Чуть-чуть выпью, - согласилась Фира.
    - Полярники «чуть-чуть» не пьют! – налил до краёв два гранёных стакана Чкалов, - и с полярниками марципановые штучки-дрючки не прокатывают. Пей!
    Девица с трудом выпила стакан, откусила от лежащего на столе яблока, встала на колени и неловко полезла лицом в синие сатиновые трусы...

Встреча не была бурной, светлой и радостной. Папа Станислава Олеговича за минувшую пятую часть века превратился из выпивающего, заурядного, но приличного и цивилизованного слесаря в спившееся, грязное и уродливое животное – московского бомжа. К отпрыску своему он подкатил отнюдь не с радостным возгласом «Сынок!» и распростертыми объятьями – папа вполне обыденно сунул под нос сыну грязную ладонь лодочкой и сиплым голосом произнес: «Будьте добры, хоть рупь , на хлебушек!».
Станислав Олегович поначалу брезгливо поморщился и хотел было послать просящего нахуй, однако сквозь лохмотья, синяки и уличную грязь угадалось что-то свое… ужасное узнавание, страшное, и у горла ком собрался величиной с кулак, и в глазах защипало, и мысли понеслись чехардой в голове – да не может быть, как же так, как я мог, а он-то сам, и за столько лет ни весточки, умер бы – не знал бы… и предпоследняя, стыдная – да лучше бы умер, чем так...

-- Вы хотите сказать, что пересадили его мозг? - я уже представил животное, собаку (сказалась классика Булгакова), с мозгом человека, храбро ведущую повторную экспедицию...

-- Нет, нет, ну что вы, - рассмеялся заведующий, - это всё в будущем, просто для того чтобы органы, особенно такая нежная часть как мозг, функционировали, им нужен родной организм, натуральная среда обитания. Любая приемлимая по размеру часть тела, которая сможет держать элемент мозга... в себе...

-- И какую же часть выбрали вы? - гадал я.

-- Ну нам не из чего было особенно выбирать, - ответил Долбоянц и открыл дверь.

Сначала я ничего не понял. Присмотрелся. На широком столе под светом 200ваттной лампочки стояла подставка, на которой удобно расположилась покрытая рыжим волосом задница боцмана...

Молодой человек Горчичников страдал широко распространённой болезненной нерешительностью. Он постоянно анализировал любой поступок и в результате был уверен, что поступил неправильно. От этого у него было хроническое несварение желудка, запор и нездоровый цвет лица.

Когда Вадим решал важную дилемму о цвете обуви, то неожиданно почувствовал лёгкий зуд где-то в районе печени. Он расстегнул рубашку и... чуть не упал прямо в прихожей - на боку зияла маленькая аккуратная норка...

Опираясь на трость и подволакивая правую ногу, Прокоп Устинович радовался ещё одному неучтённому дню жизни, как вдруг услышал:
– Эй, чувак! Валидольчиком не угостишь?

Цфасман вперил в говорящего глаза, натренированные прицелом маузера в девятьсот двадцатых годах прошлого тысячелетия и не утратившие близорукую зоркость в столь почтенном возрасте.

Их было трое. Две старухи совершенно неприличного возраста привалились к высокому ограждению, видимо, боясь упасть без точки опоры. Третья – самая буйная – смотрела в сторону Прокопа Устиновича и страшно вращала глазами. Для полноты ощущения она даже сняла очки, из-за толщины стёкол казавшиеся биноклем...

Неожиданно доверчиво, будто мы давно знакомы, она обняла меня. Поцеловала в плечо, сквозь футболку, припала щекой. Я подхватил её на руки. Увязая в песке, путаясь в расстегнутых шортах, поднес к самому дальнему лежаку, возле стены и кустов. Осторожно положил. Встал на колени рядом. Целовал её скулы, ухо, шею, грудь, живот, впадинку пупка на нем... Чувствовал, как теплеет её тело, как оно лучится тонким и нежным запахом молодой кожи, подрагивает от ненаигранного желания... Я расстегнул её шорты – она выгнулась, помогая их снять – под ними не было белья. Прижался губами к жестким коротким волосам её паха. Живот девчонки ходил волнами, она коротко и шумно дышала, протягивала руки к моей голове, обхватывала затылок, прижимала к себе...

- Оль, а что мы будем делать с миллионом? – спросил Жека.
Оля, лежащая головой на плече Жеки, томно застонала, скрывая оргазм.
- Поедем в Евпаторию? – предложила она.
- Бери выше, - гордо сказал Жека, - в Анталию поедем!
- Вау! - выдохнула Оля.
Пардон, погорячился.
- А может, квартиру купить? – подал голос Виталик с топчана.
- Так на квартиру же не хватит, - возразил Жека.
- Да хули делов-то, - раздался раздражённый голос Димона, - ну давайте не по миллиону спиздим, а по два.
- Антох, ты как?
Оля, улегшись на плечо мужа, выпятила далеко назад филейную часть, и я этим пользовался, стараясь не трясти кровать и делать вид что сплю, так что быстро тут не ответишь.
- Чо? – спросонья переспросил я, - какие два миллиона? Вы представляете, сколько они весят?
- Ну давайте по миллиону евро спиздим. Вес тот же – а денег больше.
- Это мысль. А может, лучше золотыми слитками?
- А продавать слитки ты как будешь?
- Ну давайте возьмём и по миллиону и золото. От лишнего килограмма никто не рассыпется, - недовольно пробурчал я, скрывая оргазм.
- Точняк.
- Может, хотя бы по полтора миллиона, - робко спросил Виталик. – Мне бы с долгами рассчитаться … Все равно на машине уезжать будем…
- Мальчики, - обеспокоенно скрыла оргазм Оля, - чулков я не нашла, но могу дать колготки. Я их даже постирала. Все равно вы своими кочанами мне все чулки растянете. А колготки точно налезут…

Малыш плакал навзрыд, но его никто не слышал. Дежурная медсестра спала прямо на стуле. В коридоре кто - то хихикал. А настоящая мать мальчика где - то храпела, не слышала, как плачет её кровиночка, которую она родила и бросила, как бросают лишних котят… Не скрою – в этом момент мне на глаза навернулись слёзы. Я украдкой смахнул их – при моей работе мне нужно быть покрепче, но чёрт возьми… Никак не могу привыкнуть. Я положил ладонь на голову медсестре – она всхрапнула, как лошадь, но так и не проснулась.

Я посмотрел на ребёнка и вдруг с ужасом заметил, как его маленькая головка попала между прутьями детской кроватки. Он пискнул от боли, попробовал повернуться, но оказался ещё больше зажат в ловушке. Один из прутьев безжалостно сдавил сонную артерию – малыш захрипел, посинел от удушья…

Я так заорал в лицо медсестре, что она чуть не свалилась со стула...

В принципе, можно было сходить с дистанции. Нет смысла продолжать попытку, если ты облажался, и это уже совершенно очевидно всем, включая тебя. Продолжал я из-за упрямства. Гул.
Пошли последние пятьдесят метров.
На последнем участке надо выложиться. Это знают все. Пузатые дядьки в трениках говорят, глядя в телик: остался последний раунд, пусть выкладывается. Спортивные молодые люди, которые ходят в зал аж три раза в неделю, морщатся, объясняя подружкам, что бегун-ниггер должден был взорваться на последних метрах. Бездарные кретины в офисах пишут в интернете под рассказами писателей - «в концовке он сдал, а надо усилиться». И все в таком духе. Самое главное, они правы. Они правы, мать их так. На последних метрах и секундах надо взрываться. Это очевидно, это, блядь, совершенно ясно...

Рудик, она что - твоя жена?

- Да.

- А почему ты не сказал мне, что женат?

- Прости меня, - шутливо ответил он, - я не знал, что это очень важно.

- Конечно, важно. Ты что - любишь ее?

- Да, - сказал он. - Ио, послушай, пожалуйста: не надо мне больше звонить.

- Ис-пу-гал-ся, - нараспев произнесла она. - Ты, Рудик, не подумай чего. Ты, конечно, живи с ней, если хочешь, я не против. Только так тоже нельзя: не звони. А может, мне по делу надо будет.

- По какому делу? - улыбаясь, спросил он.

- Ну как по какому? Ну... ну, например, из одного резервуара у меня вода никак под ответ не выкачивается в другой, - нашлась она. - Ведь тогда можно, правда?

- Не знаю.

- Конечно, можно. А ее ты не бойся, Рудик, ведь нас двое, а она одна...

Михална - баба-колобок. Полторашка от полу, пузо-глобус, сиськи-арбузы, губы-сардельки. Пергидроль и глазки навыкате. Повариха, бля. Диабет ей до пизды, 0,5 коньяка принимает на грудь не морщась. Как выпьет - сразу лезет в губы лизаться. Откажешь - и по ебалу можно отхватить. Вдова, хуле.

На шестом десятке, записалась она на курсы вождения и даже их закончила. Теперь рассекает по городу на тонированной зубиле. Рулит уверенно , хотя на перекрестке я от нее становлюсь подальше - на всякий случай. Короче огонь-баба, трамвай на скаку останавливает. Кузовом.
Сынулю в позапрошлом годе пристроила она в военное училище, дочка уже давно замужем. С мужским полом у Михалны отношения сложные - не держицца. Найти ебаря имея такие ТТХ - проблема, удержать и подавно. Да еще характер. Ей бы хуй - мущщинко на загляденье вышел бы. Если чо - обложит, как не каждый мужик умеет.

Заведует кстати школьной столовой. Педагог, одним словом. Макаревич практически, или Макарский - не помню. Дети ее обожают, ибо она с ними, как с равными - и хуями обкладет, и накормит-приласкает.
Обычно лыба с ее лоснящейся красной сковородки не сходит ни днем, ни ночью. А тут на днях встречаю - туча тучей, аж искры на массу проскакивают.
- Что за хуйня, Михална? - спрашиваю.
- Пиздуй ка ты, дорогой, куда шел. Нужен будешь - сама найду. - и смотрит, так, что лучше б не находила...

Жили да были два директора по стратегическому планированию, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по траутову велению, по котлерову хотению, очутились на необитаемом острове. Ну, скажем, в Ивановской области. Да может и в самом Иваново.
Служили директора всю жизнь в крупных холдингах; родились чуть ли не в BBDO, следовательно, ничего в жизни не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: "Это был успешный релонч, хорошо дифференцирующий позиционирование и дистрибуцию".
Проснулись как то оба и видят: оба под одним одеялом икеевским лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.

- Какой креативный перфоманс. Наконец-то и в московских клубах, началась реальная движуха. И кокс забирает как следует - сказал один директор, - вижу, будто проснулся я в регионе 3-го эшелона...
Сказал это, да вдруг как вскочит! Вскочил и другой директор.
- Мавафака! да что ж это такое! где мы! - вскрикнули оба не своим голосом.
И стали друг друга ощупывать, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия. Но Гуччи, Прада, Балдининини, Габанна, Келвин Кляйн, Тэг Хауэр и Верту на месте. Пришлось убедиться в печальной действительности...

- Ты чей? - Человек подошел поближе, рассматривая «гостя»... Рваные уши, морда в шрамах, мощные короткие лапы, настороженный взгляд...
- Все с тобой ясно... Ничей. Жрать хочешь? - отсыпал из своей тарелки горку еще теплых макарон. Добавил туда одну из двух сосисок. Мелко нарубил кусок колбасы... Пододвинул миску к коту. Сам сел за стол, звякнул бутылкой...
- Извини, тебе не предлагаю. Ну, за встречу!
- За встречу. - зеленые глаза сверкнули укором - Сопьешься, дурак!
- Все может быть... Ты ешь, ешь, приятель! Ну, давай по второй... За женщин! Хотя нет, давай лучше за родителей...
- Это можно. Святое. Присоединяюсь. - Белый сыто прищурился и подошел поближе, демонстрируя шрамы на мощном загривке. Сел, начал было умываться, но передумал, развернулся и пошел обратно, в темноту осеннего вечера...
- Ну, мне пора... Дела, брат. Спасибо тебе.
- Да, в общем, не за что. Ну, давай... Заходи, если надумаешь. А то мне одному, знаешь как-то...
- Непременно. - исчез в темноте внезапно, как и появился. Только пустая, вылизанная до блеска миска осталась стоять на полу...
Белый пришел через два дня. Тяжело проковылял по саду, приволакивая заднюю лапу и оставляя за собой красным пунктиром кровавый след... На правом боку темнела свежая рана...

- Давай, теперь я покажу тебе свое хозяйство - решительно подтолкнул я даму к самому большому аквариуму.
- Смотри, плоские - это скалярии, а вот вуалехвосты.
- А вот этот с красной палкой, который задом плавает? - упершись ладонями в колени, согнулась Светка, кокетливо оттопырив крепкую круглую попку.
- Это меченосец, а красная палка - это меч - назидательно пояснил я и моя рука осторожно двинулась по ее талии вниз.
- А задом он плавает, потому что пытается спариться с самкой - рука, завершила вояж по заднице и уверенно нырнула под юбку - у него такой способ ухаживания.
- О боже, он с ней вот так вот мечом и спаривается? - изобразила она удивление, игриво пошевелив тазом.
- Нет, спаривается он как и все, гоноподием - аккуратно закинув юбку Светику на спину, я принялся стаскивать с нее самое сокровенное.
- А у тебя есть что натянуть на свой гоноподий? - она подняла одну ногу, затем другую, освобождаясь от трусов - а то я еще нереститься не готова!
-Конечно есть - достал я из заднего кармана заветный пакетик и звонко расстегнул пряжку брючного ремня – к тому же ты, по моим сведениям, живородящая...