- Ты меня больше не любишь? - с каплей надежды в голосе спросил Данилка.
Мать сидела на краю дивана, держа в одной руке старый томик каких-то стихов. Рядом на тумбочке стояла лампа и источала весьма тусклый и местами эфемерный свет.

- Ты не отвечаешь, потому что не любишь или просто не хочешь со мной говорить? Скажи, что я сделал не так? - не унимался Данилка.

Ему только что исполнилось шесть, буквально на днях, и мать не могла не отмечать его исключительности и неподдельной сообразительности. Всегда такой живой и искренний. В его глазах будто в чистом зеркале мать всегда пыталась найти ...себя. После смерти мужа она поначалу сильно сдала, практически не выходила из дома, по вечерам утыкалась в подушку и горько ревела, правда быстро успокаивалась и брала себя в руки. Вместе с Данилкой она научилась жить заново, вычеркнув частицу своего непроходимого прошлого.

Не получив ответа, мальчик зашагал по лестнице на второй этаж. С некой грустью он посмотрел на мать, понимающе перевел взгляд на ступеньки и скрылся в своей комнате.
Здесь все было по-прежнему. Детские книжки уютно разместились на подвешенных к стене полках, иллюстрации с динозаврами хаотично разбросаны по столу, на полу валялся "человек-паук" из соседнего супермаркета и большая грузовая машина из красной пластмассы. Подоконник был практически пуст, лишь светло-ржавое пятно в форме круга служило напомнинанием некогда стоявшего на окне цветочного горшка.
"Только три вещи, только три",- мысленно про себя повторил Данилка и приступил к поиску.

Черно-белая фотография: они с матерью в тот день в первый раз пошли в цирк, и у входа он увидел пони, настоящего, живого - мать не могла устоять, Данька был на седьмом, нет, пожалуй, даже на восьмом небе. Данька взял бережливо снимок двумя руками и, на мгновение задумавшись, аккуратно положил его в свой крохотный рюкзачок.

Следующей целью был ярко-зеленый "фрогги" - так, на западный манер, сам того не подозревая, он называл своего лягушонка. Подаренный самим дедом Морозом, такой желанный, мягкий, добрый. Данилка без него никогда не засыпал. Хотя и считал себя уже "весьма взрослым и состоявшимся мужчиной".

"осталась еще одна",- мысленно прокрутилось в голове малыша. Комната казалась такой невероятно огромной, сделать выбор было куда более сложным, чем представлялось заранее. И все же в какой-то момент взгляд Даньки остановился на потрепанном теннисном мяче, лежавшем в углу комнаты за картонной коробкой. Предмет необычайной Данилкиной гордости. В прошлом году он нашел его в траве на поляне за спортивным комплексом. Одно время там проходили тренировки, но затем, как и полагается, финансирование секции прекратилось, дело пошло на самотек, энтузиазма тренеров хватило еще на полгода, а потом...

Так или иначе, найденный теннисный мяч сильно походил на бейсбольный, не раз местные мальчишки видели в американских фильмах эту занятную игру и сильно завидовали. В том числе и Даньке.

Собрав вещи, он еще раз окинул комнату взглядом, надел на плечи свой рюкзачок и вышел на лестницу. Мать все еще читала. Казалось, она все на той же странице, и на той же строчке.

Данилка спустился вниз и направился к двери. На пороге он еще раз оглянулся, посмотрел на мать и произнес всего лишь одно слово:
- Прости.

За дверью Данилку уже ждал Миша, рыжеволосый паренек, ровесник Даньки, на нем была кипельно-белая футболка и белые брюки. Вкупе с белыми ботинками он больше походил на сына лондонского аристократа в манеже:
- Ну, что? Все? Можно отправляться в путь?
- Пожалуй, можно.
Данька с грустью в глазах оглядел дом. За мгновение все самые лучшие мгновения его жизни пронеслись разноцветной чередой альбомных фотографий и детских рисунков. Все так быстро и даже слегка размыто.
Мальчики взялись за руки и навсегда исчезли в потоке бесконечно-солнечного света за голубыми облаками, догоняя неслышимый ветер...



p.s.: Наташа, мать Данилки, так и не смогла простить себе его нелепую смерть шахте лифта заброшенного завода. Через год после трагедии ее нашли на кухне собственной квартиры с включенной газовой плитой...