Каждый народ имеет свой набор достоинств и недостатков. Это банальность, которую не стоило бы обсуждать, пока речь идет о вещах относительно второстепенных, типа способности играть в футбол, петь хором или ловко бросать лассо. Но есть сферы деятельности, в которых бездарность или неспособность ими заниматься имеет критическое значение. В этих случаях можно говорить о национальной неполноценности народа.

Прежде чем я продолжу, хотелось бы остановиться на некоторых фактах. Существует множество очень важных занятий, к которым большинство (!) народов мира неспособны. В их число входит, например, наука. Несмотря на гигантские усилия и финансовые вложения, число ученых из стран «третьего мира» невелико. Сейчас оно увеличивается: на научных конференциях можно встретить не только японцев, но даже китайцев или малайцев. Но большинство из них работает в западных университетах, или в своих, но устроенных западными людьми.

Дело тут вот в чем. Занятия наукой требуют не только и не столько особым образом устроенного ума (хотя и это важно: например, среди некоторых народов просто не существует людей, способных заниматься высшей математикой), сколько особой формы социальной организации. Наука = научное сообщество. В нем поддерживаются определенные правила, непохожие на обычное человеческое общежитие. Например, для него важны идеалы свободной дискуссии, беспристрастного анализа, служения истине. Конечно, любой научный работник, прочтя это, рассмеется мне в лицо и скажет, что реальная жизнь научного сообщества как нельзя более далека от этих высоких идеалов. И будет неправ. Потому что, какие бы звериные нравы не царили в научных коллективах, идеал все же существует и признается всеми, а всякие административные игры, дележка средств, раздувание авторитетов и прочие «человеческие, слишком человеческие» дела осознаются как отклонение от нормы. И к этой норме всегда возвращаются, рано или поздно. Любой дутый авторитет будет рано или поздно скинут с пьедестала молодым исследователем, публикующим новую смелую гипотезу. Любая заадминистрированная научная область будет подвергнута критической чистке со стороны коммерческой лаборатории, которая опубликует данные нового исследования. И, в свою очередь, корысть коммерческой науки, фальсифицирующей данные в интересах спонсоров, будет разоблачена наукой академической.

Но это касается только западных коллективов и тех, кто в них работает. Потому что незападные народы, кроме очень вестернизированных, неспособны поддерживать интеллектуальный климат, нужный для занятий наукой.

Это связано с их социальными инстинктами. Например, представители некоторых народов органически не способны спорить с теми, кто выше их по статусу, старше по возрасту и так далее. В научном коллективе, собранном из молодых и стариков, молодые будут всегда кивать и смотреть в рот аксакалам. В то время как наука требует прямо противоположного: молодые чаще оказываются правы, чем старики, и те должны уметь и хотеть их слушать и учиться у них новому. Но на это способны только белые люди и некоторые очень продвинутые азиаты. В Африке или в невестернизированной Азии таких крайне мало. Все попытки заниматься наукой будут парализованы невозможностью ведения научной дискуссии, так как она сразу же сведется к выяснению того, чей статус выше, после чего мнения самого статусного индивида автоматически будут приняты всем сообществом.

Нравы обезьяньей стаи — вот что препятствует появлению негритянских ученых. Впрочем, интеллект негров и в самом деле низок, что, отчасти, приводит и к социальной неполноценности.

При этом тот же самый восточный человек, оказавшийся на Западе, может стать неплохим ученым. Попав в западную культурную и научную среду, он перестроится, научится новым формам общежития и сможет стать полноценным. Но как только он попадет в привычную, родную атмосферу стаи, он быстро утратит свои полезные качества и станет как все: то есть не осмелится возразить старшему, высказать оригинальную мысль, и так далее. Поэтому немало свободных умов из развивающихся стран предпочитают жить и работать на Западе, хотя их правительства, в отличии от российского, всячески способствует материальному благополучию своей элиты...

* * *

Русские в этом отношении уникальный народ.

Они вполне способны к тем формам социальности, которые позволяют вести научные исследования. Они также способны к высоким проявлениям культуры. Нельзя сказать и того, что русские нравственно неполноценны, хотя есть народы, о которых это сказать можно (избавьте меня от требований привести примеры, я не буду этого делать: всякий компетентный человек знает, что нравственный уровень разных народов сильно отличается; есть безнравственные народы). Русские нравстенный народ, хорошо понимающий, что такое добро и зло, хотя и не всегда следующий добру.

Тем не менее у русских есть фатальный дефект, который фактически ставит крест на возможности их  самостоятельного развития.

Русские не способны к сколько-нибудь сложной и творческой административной и управленческой деятельности.

Разумеется, я не хочу сказать это о всех русских вообще. Талантливые администраторы и управленцы попадаются и среди них. Просто их количество намного ниже, чем среди прочих народов. Русский может быть писателем, ученым, даже политиком. Он только не может ничем управлять. Если же ему приходится этим заниматься, он управляет плохо, неумело, и никогда ничему не учится.

Такое впечатление, что в области управления у русских отсутствует «музыкальный слух». То, что другим народом дается легко и без усилий, от природы, русский выучивает с огромным трудом. Но чаще — не выучивает совсем.

О причинах такой управленческой неполноценности я не буду измышлять гипотез. Лично мое мнение: речь идет о генетическом дефекте, усугубленном культурой. Русские не способны самостоятельно вырабатывать порядок, как организм некоторых людей не способен самостоятельно вырабатывать инсулин. Отдельные исключения есть, но роли не играют.

Так или иначе. В подавляющем большинстве случаев русский начальник — плохой начальник. Русский руководитель — плохой руководитель. Русский командир — плохой командир.

Русский подчиненный, впрочем, тоже плохой подчиненный. Потому что хорошо подчиняться умеет тот, кто умеет приказывать.

Хороший подчиненный понимает своего начальника. Даже когда он уклоняется от исполнения его приказов, преследуя собственные интересы, он понимает, почему и зачем начальник приказал ему сделать то-то и то-то. Он не будет лишний раз уклоняться от выполнения своих обязанностей. Русский же обычно не понимает, почему и зачем ему приказали сделать то-то и то-то. Он воспринимает любой приказ как бессмысленное издевательство, мучительство, и старается его саботировать, или уж выполняет исключительно под страхом наказания, из-под палки. Впрочем, довольно часто приказания начальства и в самом деле являются бессмысленным мучительством, если начальник русский.

* * *

Это обстоятельство, то есть органическая неспособность русских заниматься управлением, объясняет абсолютно все в русской истории.

Начиная от призвания варягов, которое было фактическим признанием своей управленческой несостоятельности, через пресловутое «немецкое засилье», далее через «еврейско-инородческое иго», как называют радикальные русские националисты события 1917 года, и кончая нынешним положением вещей. Все это определяется одной доминантой: русские могут все, но они не могут управиться ни с собой, ни с другими. Они не способны к управлению, им нужна палка и начальник-инородец.

К этому выводу приходили все честные русские люди. Например, ранние русские националисты, «славянофилы», изучая историю русского народа, пришли к тому, что русский народ полностью лишен государственности, то есть способности к самоуправлению и свободе. Из этого они делали вывод, что монархия, которую они остро осознавали как инородческую, является единственным спасением русского народа. Другим спасением они считали глубокую религиозность, то есть, с управленческой точки зрения — способность выносить и терпеть очень плохое управление.

К этой же теме можно подойти и с других сторон. Например, русская литература подробно и детально описывает именно эту неспособность русских управлять хоть чем-нибудь, включая свою собственную жизнь. Идеальный русский — это Обломов. Фигуру Обломова часто воспринимают как символ обычной лени, неги, ничегонеделания. Это не так. Обломов является совершенно иным типом, а именно, человеком, не способным ни к какой организации, даже внутренней, не говоря уже о внешней. Он просто ничего не может организовать, у него все валится из рук и он предпочитает ничего не делать именно по этой причине.

В случае Обломова, конечно, мы имеем дело с неорганизованностью, доходящей до стадии болезненной патологии. Но в той или иной степени ей страдают все русские.

Еще одной стороной того же самого явления выступает повседневная практика. Например, я неоднократно замечал, что в коллективах, которые выдвигают людей на руководящие должности, выдвигается не лучший работник, а худший, «лишний человек».

Посылая его «наверх», коллектив таким образом избавляется от него.

Это происходит потому, что все прекрасно знают: начальник никогда не производит ничего полезного, но только вредит работе. И это в большинстве случаев справедливо. Но не стоит думать, что это происходит от злонамеренности начальства. Как правило, речь идет не о сознательной злонамеренности, а о своего рода отсутствии слуха. Назначнить русского начальником над сколько-нибудь значительным коллективом — все равно что посадить глухого за рояль. Он даже может нажимать на клавиши примерно в том порядке, который указан в нотном стане. Но в результате получится отвратительная какофония.

При этом нельзя сказать, что русские не стремятся к власти. Но они не понимают, что такое управленческая деятельность, а поэтому они всегда оказываются плохими правителями: либо тиранами, либо слабаками. В любом случае они не делают того, что нужно, потому что не понимают, что нужно. Иван Грозный и Михаил Горбачев не были злодеями или идиотами, это были просто организационно бездарные люди. То, что один перегибал палку, а другой недогибал ее, свидетельствует только о том, что они не чувствовали эту «палку» и не понимали, что с ней нужно делать.

Именно поэтому русскими всегда управляли, управляют и будут управлять инородцы. Немцы, евреи, даже кавказцы, то есть любые народы, органически способные к управленческой деятельности. Когда же русские берутся за задачи управления сами, все довольно быстро заканчивается крахом.

* * *

Я ожидаю, что это утверждение читатель встретит либо гневными протестами (если он русский патриот или даже националист), либо злорадным смехом, если он русофоб или русоскептик. Кстати, психологический настрой большинства русских людей я бы определил именно словом русоскептицизм , то есть не русофобию как ненависть или презрение к русским, а как полное и абсолютное неверие в свои силы. Замечу, что это неверие абсолютно оправданно: русские действительно бессильны, так как не способны к управлению, а это значит, что их силы никогда не могут быть ни к чему приложены.

Но я не русофоб и даже не русоскептик. С моей точки зрения, перед нами вполне тривиальная управленческая задача, которую можно решить, если немножко поступиться «национальной гордостью великороссов».

Все просто. Необходимо признать организационную бездарность русских и заняться формированием нерусского управленческого слоя, который взял бы на себя все задачи по управлению страной. При этом, в отличие от советской и постсоветской ситуации, этот слой должен быть лояльным по отношению к русскому народу и русским интересам.

Если угодно, РЕЧЬ ИДЕТ О НОВОМ ПРИЗВАНИИ ВАРЯГОВ.

Прежде чем гневно отметать саму возможность такого действия, посмотрим, как оно могло бы выглядеть в реальности.

Для начала посчитаем численность управленческого слоя, необходимого России. По моей оценке (которую можно, разумеется, критиковать), управленческие задачи, недоступные для русских — это работа госудаственных служащих среднего и высшего звена, а также обеспечение порядка. То есть замене на нерусских подлежит чиновничий аппарат и полицейские силы. Последняя должна быть заменена практически полностью: русские не способны быть полицейскими начальниками, если речь идет о должностях выше участкового. Впрочем, рядовой состав следовало бы заменить тоже, поскольку даже рядовой полицейский является начальником для гражданина.

Также желательна замена на нерусских топ-менеджмента в бизнесе, но там она и без того происходит естественным путем. Русские горе-управленцы уступают места дорогостоящим, но качественным иностранным специалистам, или просто талантливым инородцам.

Здесь со мной могут поспорить: в некоторых областях идет обратный процесс, то есть вымывание иностранцев из управленческих структур. Но приглядимся к тем, кто их заменяет. Как правило, это русскоязычные, но этнически не вполне русские (или вполне нерусские) люди, способные к управлению и организации. Некоторые скрывают свое происхождение, некоторые не видят в этом надобности. Об этом мало говорят, но все знаютю 

Повторюсь, здесь речь идет о естественном процессе вымывания организационно бездарных русских. К тому же бизнесом в России с самого начала руководили нерусские, и русских к нему особенно близко не подпускали. Это делалось частично из националистических соображений, но чаще исходя из печальной практики: русские, даже образованные и неглупые, всегда оказывались управлечески бездарными. Кстати, те немногие, которые поднимались в этом отношении над средним уровнем, сейчас имеют немалые состояния… Но это уже другая тема.

Итак, управляющий слой России нужно заменить на инородцев. Лучше всего, если это будет не один народ (как немцы при царизме, евреи и украинцы в СССР или кавказцы сейчас), а несколько. Желательно, чтобы это были цивилизованные, мирные народы, лучше всего европейцы, не испытывающие дурных чувств к русскому народу, а, напротив, способные его полюбить. И стать хорошими хозяевами для русских, чтобы впоследствии повести нацию к процветанию, а то и величию.

Кто годится на эту роль? Из европейских народов для создания полноценного некоррумпированного чиновничего слоя лучше всего подходят немцы. У многих из них есть опыт управления, они знают, как обращаться с русскими. Русские, в свою очередь, воспринимают немцев как своих естественных господ, строгих, но справедливых. События второй мировой войны давно забылись. Даже распространенность симпатий к фашизму свидетельствует об отсутствии германофобии в массах.

Мне скажут, что организовать массовую иммиграцию современных немцев в современную Россию сложно. Если Петр и Екатерина, действуя посулами и обещаниями, смогли завлечь в страну какое-то количество бюргеров, то сейчас это невозможно. Но все возможно, если затратить на это достаточные средства. Разумеется, здесь может идти речь о суммах, сопоставимых с теми, которые хранятся в Стабфонде. С другой стороны, эти деньги все равно должны быть потрачены. Так они будут потрачены с толком.

Немцам же следует отдать и силовые структуры. Они наведут в России тот порядок, о котором вздыхали поколения русских, не способных обеспечить этот порядок сами. Использование кавказцев, к чему сейчас склоняется российская власть, нежелательно: кавказцы глубоко презирают русских, а это создает взаимную ненависть и отчуждение между правоохранительными органами и полицейскими силами.

Отдельная тема — судебная система. Ее следовало бы тоже очистить от русских, но немцы здесь были бы не вполне уместны. Русские, по моим наблюдениям, крайне плохо приспособлены к континентальной системе права с ее правовой доктриной и легистским корнями. Им гораздо ближе англосаксонское common law, с системой статутов и прецедентов в качестве авторитетного источника права...

Впрочем, конкретные рекомендации являются делом будущего. Для начала русские должны воспринять основную идею: они не способны управлять собой, им нужно искать себе хороших хозяев. Искать, найти, сказать им от всего сердца — «ПРИДИТЕ И ВОЛОДЕЙТЕ НАМИ!» — и ЗАПЛАТИТЬ за это. Потому что такие услуги стоят очень дорого. Но цену надо дать, и не поскупиться.

Возможно, русская идея XXI века заключается именно в этом. Во всяком случае, я не вижу другой идеи, которая помогла бы решить основную русскую проблему.

Андрей Штольц