А вы - индиго?
Хотя вера в чудесных детей древняя, в культуре модерна она приобрела особо важное место – как и дети в целом. Культура, построенная не на воспроизводстве знаний, а на их производстве, на постоянном ускорении, на обучении как способе встать на плечи учителя и быть выше его, создала особое отношение к детству (об этом есть классическая книга французского историка Филиппа Арьеса). Ребенок из маленького взрослого превратился в полуангела-полубесенка, в загадку, из которой может и должен вырасти некто Больший. Правда, модерная культура не любит мистики, верит в биологическое равенство людей (и, видимо, вполне справедливо). Создайте отличную школу – и будет отличный ребенок. Вопрос денег и метода.
С концепцией "детей-индиго" модерн соприкасается в своем недоверии в родителям: "отличная школа" понимается прежде всего как школа, которая изолирует ребенка от родителей, по крайней мере в смысле образования. Впрочем, и к воспитательным способностям родителей модерн относится подозрительно, для него семья – нечто слишком кустарное, слишком непредсказуемое. Лучше конвейер "школа-университет". А конвейер сбоит постоянно, что дает еще один повод предполагать, что ребенок "испорчен" то ли в раннем детстве, то ли на генетическом уровне.
"Дети-индиго" - суеверие, порожденное успехами кибернетики и генетики, совпавшими во времени. Стартовой точкой в этом смысле является рассказ Генри Каттнера и его жены Кэтрин Мур "Авессалом", написанный в 1946 году. Герой рассказа - ученый, занимающийся "психотехникой", сын которого обладает сверхъестественными способностями и благодаря этому повелевает родителями. Авессалом - сын царя Давида, взбунтовавшийся против отца. Только библейский Авессалом погиб, а у Каттнера - победил.
Многочисленные сериалы про детей-мутантов, про суперменов и людей-пауков, по-разному обыгрывали эту тему, представляя "авессаломов" то спасителями, то губителями человечества. Правда же в том, что мир проще, добрее, и самая смерть страшна не тем, что поражает обычных людей и отступает перед необычными, а тем, что смерть стала обычаем среди людей, предназначенных для вечной жизни.
Этот миф тоже вполне языческий, материалистический: он считает мир и людей явлением ограниченным, в котором любовь случайна, а людоедство закономерно, сытость - эпизод, а ненависть - фон. Спасение в таком мире лишь в насилии и убийстве, важно первым нанести удар. Поэтому миф спокойно модифицируется в миф о сыноубийстве.
Миф о детях-индиго есть результат испуга перед человеческой свободой. Дети оказываются намного более живыми, чем они были в течение веков, когда их выращивали по методу компрачикосов – в жестких матрицах семейного деспотизма. Так этому радоваться надо! Хотя, конечно, с вертлявыми, непослушными, не умеющими сосредотачиваться детьми сложнее. С мертвыми детьми куда проще.
Чтобы перестать бояться детей-индиго и перестать на них уповать, достаточно задаться вопросом: был ли Иисус выдающимся ребенком? Можно твердо сказать "нет". Иисус - совершенно обычный ребенок (хотя позднейшие легенды вновь и вновь пытаются представить Его сверхребёнком). Он побеждает зло и смерть самым обычным способом - бессилием, смирением, прощением. Врагов не раскидал, дворца не захватил, книги не написал. Он воскресает не потому, что у Него необычная ДНК, а потому что Его воскресил Отец. Отец точно так же воскресит всякого.