Дело ЮКОСа развернуло российскую историю
Политик, известный своим тонким чувством момента, не мог не понимать, что вводит всех в заблуждение. Амнистия по случаю воцарения нового монарха, видимо, будет. Ходорковского не отпустят. Но в Государственной думе — в легальном, прости господи, политическом поле — вдруг прямым текстом был сформулирован самый простой и ясный сценарий бархатного разворота: освободить Ходорковского. Сценарий, на самом деле обнажающий хрупкость политической конструкции, выстраиваемой Владимиром Путиным. Ведь если отвлечься от контекста, это же так просто: раз и все.
Время быстро берет свое. Истерика и разговоры продолжались недолго: президент Путин практически сразу примирил истеблишмент с делом ЮКОСа. Да, кому-то в личном плане не повезло, а мы поживем и так, заключила элита, и рассуждать про себя и вслух о судьбе заключенного олигарха ей быстро стало неинтересно. Ходорковского и дела ЮКОСа как бы уже и нет вовсе, проехали.
Что ж, тем тяжелее последствия того показательного процесса. Тем разрушительнее эффект перевернувшего российскую историю дела ЮКОСа, эффект, о котором Путин в октябре 2003 года вряд ли задумывался. Вспомните: когда-то еще считалось хорошим тоном соврать, что Ходорковского посадили за налоги. Дескать, будет другим наука. Теперь же мейнстрим другой, теперь с гордостью скажут на пресловутом экспертном уровне: Путин не растерялся — посадил своего врага. За четыре года всевластие перестало себя стесняться.
До сих пор говорят: дело ЮКОСа — единичный случай, все ждали волны репрессий, а он вдруг сам лично взял и остановил волну налогового террора. Это правда. Что, впрочем, вовсе не означало, заметим в скобках, что государство с тех пор не расширялось по сырьевому фронту. Но дело даже не в этом, а в чем-то большем. Ведь в чем глубинный, корневой смысл дела ЮКОСа, и сегодня вращающий вокруг него, как заезженную пластинку, жизнь российской политики? В тотальности контроля. Хмурым утром 25 октября 2003 года страна перешла в режим ручного управления. К чему общий террор, зачем менять итоги приватизации, если сами итоги эти — условность, иллюзия, туман с пейзажа импрессиониста?
Да, в ручном режиме, скромно, но с достоинством и отраженным на лице грузом личной ответственности признается лидер нации: потерпите еще лет двадцать. Ходорковский пострадал за то, что демонстрировал независимость в бизнесе и даже строил планы в политике. Их приравняли к попытке переворота. Через полгода Путин уже сконцентрировал в своих руках столько власти, сколько не было ни у одного советского генсека, кроме, пожалуй, Сталина. Еще через полгода у президента вообще не осталось противовесов. Следующим шагом — и это тоже следствие дела ЮКОСа — Путин отменил выборы губернаторов. В известном смысле не отменить их было уже невозможно.
На практике все это значило, что Путин и его администрация получили право по своему усмотрению решать любой — абсолютно любой — вопрос в пределах возможного, за исключением сугубо частных вопросов своих сограждан. Что, в свою очередь, могло означать только одно: ни один политический или общественный институт не функционирует в полной мере. Все институты и все государственные процессы попали в зону правового нигилизма, о котором так любит рассуждать вольнолюбивый преемник Путина.
И все это не стало бы личной проблемой бывшего президента Путина, если бы он был последователен и не отдал рычаги контроля. Но он отдал их, полуторапартийная система превращается в полуторавластие, а сам он судорожно ищет новые источники влияния, все отчетливее внутри себя понимая, что их нет, и, кроме десятка преданных сотрудников и картинки в теленовостях, в перспективе ему нечего противопоставить силе президентской власти. И это тоже результат дела ЮКОСа.
(с) М. Фишман
Комментарии 4