Я, в общем, не в полной мере уважения отношусь к российским мужчинам. Если честно, я отношусь к большинству из них с брезгливостью. Они барствуют в начальниках и прогибаются в подчиненных, они нетерпимы и трусливы, они гордятся чужими достижениями и при этом убеждены, что они лучше всех. В своих семьях они всегда считают себя главными, изменяют женам легко, требуют тарелку борща грозно и редко платят алименты при разводе. В целом мужчины в России безответственны, то есть инфантильны. В отличие от женщин, которые могут и встать стеной на защиту принципов, и волокут на себе груз ответственности, не требуя награды и просто заботясь о муже, о детях, о родных.

Однако в последнее время на фоне мужской массы обозначился новый тип или даже несколько типов. Я их называю новыми молодыми инфантилами.

ДЕТИ ПОБЕДИВШИХ

Мой приятель бьет кулаком по столу. На столе пиво: мы в одном из открытых кафе, открывшихся по случаю хорошей погоды в Москве.

—Я ему говорю, блин: да у тебя образование лучше моего! У тебя два языка от зубов отскакивают, а я все: «Ай спик инглиш вэри бэдли, бикоз оф кос ай стадит ит самселф!» Давай, начинай работать! Россия пока еще как свежая лава, без корочки—долбишь в одну цель, и через три года ты самый крутой!

Приятель говорит о своем сыне. Он «вполне взрослый мужик» (уже 24), но ведет себя как отличница-девятиклассница. Хочет учиться вечно. А вот учиться ради работы, а тем более работать ради денег он не намерен. Вот сейчас хочет в аспирантуру, значит, «придется его еще два года кормить, и ведь ставит-то перед фактом! Но одно дело, блин, я содержу маму на пенсии, а другое—здорового лося!»

Игорек, сын приятеля,—представитель того поколения, которое пережило голод, очереди и талоны на стиральный порошок в детсадовском возрасте, а потому этого не помнит, зато их папы и мамы запомнили навсегда. А потому родители, хватавшиеся за любую работу, по доллару копившие на жилье, изучавшие английский ночами по Илоне Давыдовой, сделали все, чтобы Игорек не имел проблем с образованием. Лицей с углубленным английским. Проживание в лондонской семье на каникулах. Репетиторы в выпускном классе. Поступление в очень приличный вуз. «Понимаешь, мы вкладывались в его старт-ап, блин, он хорошим рос мальчиком, разве только иногда начинал нас учить: родители, вы ужасно одеты. А у нас денег было в обрез, все было расписано: на машину, на ремонт, на отпуск. А он с усмешечкой: и когда, говорит, родители, вы собираетесь жить, если все время откладываете?»

На втором курсе иняза Игорек заявил, что переводчик—тупая профессия, что он хочет быть археологом. Ему пришлось заново поступать в университет, а родителям отмазывать его от армии. Однако археология тоже разонравилась, потом было увлечение дизайном и видеоартом, а сейчас Игорька интересует история. «И вот он хочет заниматься своими древними, блин, ассирийцами, и, получается, я должен корячиться, чтобы ему было хорошо! Э-э-э, девушка, нам еще по литру нефильтрованного «Францисканера»!»

Я не очень люблю пиво, но мне жаль приятеля. Нежелание проходить огонь и воду, которые проходили их отцы (и одновременное равнодушие к медным трубам), часто случается среди детей победителей. Алексей Герман-младший рассказывал, что тоже обожал заниматься историей кино и ничего больше не делать, пока однажды его мама, Светлана Кармалита, чуть не насильно выдворила его из родительской петербургской квартиры в Москву. И там ему пришлось доказывать, что он не сын папы, а сам по себе Герман, и снимать «Гарпастум».

Но даже когда дети победителей начинают работать, они избирательны и брезгливы. «Мне срочно нужно перевести технический текст,—снова бьет кулаком по столу приятель,—я прошу: Игорек, сделай перевод к утру, я заплачу. А он: понимаешь, папа, тратить жизнь на технические переводы—это тратить жизнь впустую! Я ему: я другого переводчика не успею найти! Он: прости, папа, это твои проблемы, я же тебя своими не напрягаю. Я говорю: сыночек, тогда у меня к тебе один вопрос. Вот ты, допустим, встретишь девушку—где вы жить-то с ней будете? А он: папа, мы будем жить в доме с большими окнами, из которых видно море… И тут я понимаю: чтобы он мог в этом доме жить, я после его свадьбы должен умереть. Потому что другого варианта, кроме как через наследство, у него получить такой дом нет. Девушка, еще «Францисканера»!»

ДЕТИ ПРОИГРАВШИХ

Пару лет назад со мной случилась трагикомедия. Я обнаружил, что посеял ключи от московской квартиры. Более того: в час ночи на Пушкинской площади обнаружилось, что у меня нет денег в кармане и ноль на телефонном счете. В квартире—никого, запасные ключи—внутри, как вызывать слесаря—непонятно.

Представьте, как должны были приличные граждане реагировать на человека, бросающегося к ним во тьме с просьбой одолжить денег, чтобы положить на телефон, чтобы вызвать слесаря,—они так и реагировали. Но тут рядом случилась компания молодняка, дующая в ночи ну не дорогой «Францисканер», конечно, а дешевое пиво прямо из горлышек. Это были по виду выкормыши провинции, каким-то ветром пересаженные в московскую почву, отмечавшие выходные, уложившие себе челки «сосульками». Без лишних слов они звякнули в справочную, затем вызвали мастера, потом всей гурьбой пошли меня провожать, а по пути купили мне пива. И ждали еще вместе со мной битый час мастера. А когда я широким жестом предложил отпраздновать чудесное отворение двери, они попросили в качестве ответной любезности приехать к ним в гости—они все были кто барменами, кто поварами, кто официантами в окраинной ресторации с названием типа «Ландыши». Ну, им льстило, что с ними полночи проговорил на равных взрослый, к тому же и журналист.

Я приехал. Адрес был Чертовы Кулички. Ресторан оказался шалманом с жуткой кухней,  жуликоватым хозяином и корпоративными банкетами с плясками под Юрия Лозу. А мои спасители оказались, как один,  детьми тех отцов, что проиграли от перестройки. Но пока отцы когтями впивались в столицу в надежде закрепиться и что-то успеть, дети кувыркались по жизни, как перекати-поле: с одной работы на другую, от одной подруги к другой, не имея ни целей, ни принципов, ни амбиций, живя как (и где, и с кем, и на что) придется. Поскольку прокорм в Москве (в отличие от Белгорода) найти всегда можно.

Они меня угостили коньяком (бармен Женя рассказал, что недоливает напитки, поскольку хозяин ему недоплачивает), предложили остаться ночевать (в бильярдной, на диване: в подсобке имелись подушка и одеяло) и рассказали полдюжины историй, одинаковых как овечки Долли. Бегство в Москву с родителями, комната на троих, работа за прилавком (не понравилось), официантом (не понравилось), жизнь с поварихой Олей (не понравилось)—каждый раз, когда не нравилось, они катились дальше. И если их подружки мечтали найти принца с квартирой, то парни не мечтали вообще ни о чем. Ну, хорошо бы образование, ну, и машину, и домик у моря, и долларов миллион, ну, а пока есть долги. Нужно заложить в ломбарде кольцо.

Впечатленный картиной доселе неведомой жизни, я оставил им свой телефон. Они несколько раз звонили. Первый—узнать, хорош ли такой-то институт (явный филиал «Ландышей»: там им сказали, на юриста можно учиться за 1500 рублей в месяц, а на лекции вообще не ходить). Второй—можно ли прерывать беременность на 14-й неделе. Третий—не нужен ли мне недорого навороченный телефон: у них знакомые менты приторговывают тем, что отняли у задержанных. И еще один раз мальчик Андрей, бывший повар-кондитер, бывший продавец «Евросети», ныне рабочий-электрик, попросил меня о профессиональной помощи: написать ему привлекательное объявление для сайта знакомств. Я спросил, с кем он хочет знакомиться. Вышло: «Парень ищет девушку, женщину, Ж+Ж, парня, мужчину, Ж+М, М+М, для переписки, дружбы, любви, создания семьи, нечастых встреч, секса». Андрей был счастлив. Потому что, перефразируя Гребенщикова, «с соседями скучно, а с этими, может быть, нет».

Куда их всех разнесет и занесет, где они через 10 лет окажутся, кто еще их обманет, чем предложит торгануть—один Бог знает. Андрей, например, уже понятия не имеет, куда делся Женя, с которым они считались лучшими друзьями и вместе снимали жилье: хозяйка повысила цену, они разбежались.

Если вы не игнорируете общественный транспорт, вглядитесь: там много таких Андреев и Жень с челочками «сосульками». Мне иногда кажется, ими забиты все окраины Москвы, не говоря уже про окраины России.

ЧТО ДАЛЬШЕ?

Затянувшееся детство взрослых мужчин—явление, не в России впервые возникшее. Во многих странах оно известно давно, особенно там, где велик процент безработицы среди молодых.

Но если на Западе возможность оставаться великовозрастным дитем поддерживается из общественных фондов, то в России—родительскими деньгами. Что же до персонала ресторана «Ландыши», то, подозреваю, в любой провинции мира полно вот таких пареньков, которым быть детьми поздно, а взрослыми—тошно. Это про них роман Апдайка «Кролик, беги!». Перекати-поле быстро скатываются в ближайшую социальную лунку минимального гарантированного дохода. Женятся, деток рожают, вообще остепеняются, и Апдайк пишет «Кролик разбогател».

Но есть и еще одна причина, вследствие которой мужской российский инфантилизм так распространен и живуч.

Вот тут ехал поездом в Петербург, и две женщины в купе   вели мешавший уснуть разговор: бу-бу-бу. Вот одна говорила, второй раз вышла замуж, хороший вроде человек, но с сыном не ладит, гонит из дома. Бу-бу-бу. Даже девушку на ночь сыночек не смей привести. Бу-бу.

Выяснилось: сынуля года четыре как окончил институт—ему, ребеночку то есть, было минимум 27.

Я вообще знаю массу историй, когда любовь русской женщины к единственному в ее жизни настоящему мужчине—собственному сыну—так и не позволяла тому вырастать из коротких штанишек. И я впервые подумал, что, может быть, именно наличие потрясающих, самоотверженных женщин приводит у нас к появлению ничтожных, безответственных мужчин.

То есть я хочу не то чтобы утвердительно сказать, но все же спросить: а может, это женщины у нас во всем виноваты?

Неохота как-то, знаете, брать вину на себя.