«Доверие к Соединенным Штатам как к лидеру свободного мира и свободной экономики, доверие к Уолл-стрит как центру этого доверия подорвано навсегда», — заявил неделю назад премьер Владимир Путин.

Как назло, после этих слов Путина доллар стал стремительно расти, и к минувшему воскресенью в обменниках обесценившаяся валюта прогнившего режима стоила уже 29 полновесных рублей нашей вставшей с коленей державы — против летних 25. Оказалось, что российские граждане, конечно, верят Путину больше, чем Бушу. Но доллару они верят больше, чем рублю.

В результате мирового финансового кризиса выяснилось несколько вещей.



Однополярный мир

Первое. Мир является однополярным, и центр его — США. Не в том смысле, что США всюду может послать танки. А в том, что кризис в США — это кризис во всем мире. Когда в мире борются за контроль две сверхдержавы (например, Рим и Парфия или Англия и Испания), то кризис одной есть расцвет для другой.

Теперь не то — фондовые рынки таких замечательных столпов многополярности, как Ливия, Сирия, Венесуэла и Северная Корея не могут составить конкуренцию Уолл-стрит. В мировой финансовой анатомии эти страны занимают почетное место аппендикса. Аппендикс может воспалиться и причинить капитальные неприятности. Но в момент сердечного приступа или мигрени аппендикс не способен взять на себя функции головного мозга или миокарда. Он способен только подохнуть вместе со всем организмом в случае инфаркта.



Сверхдержавы и сверхошибки

Вторая вещь, которая видна очень наглядно — это разница между первоначальной природой американского кризиса и вторичных очагов финансового поражения в странах, играющих роль аппендикса для свободного мира.

Причиной американского mortgage meltdown (обвал ипотечного рынка), грубо говоря, явилась выдача банками субстандартных ипотечных кредитов людям, которые не могли реально расплатиться за жилье, а причиной такой политики банков была государственная политика Джорджа Буша, обещавшего чуть ли не каждой американской семье по квартире. Это было больше, чем ошибка — это была сверхошибка, и чтобы совершить сверхошибку, нужно быть сверхдержавой. То, что произошло — это отторжение финансовым рынком элементов социализма; крах, демонстрация того, что финансовые рынки и госгарантии для жилья — вещи несовместимые. Всякое государство по природе своей стремится распределять и регулировать, но никто не говорит, что Буш сам лично нажился на ипотечных закладных. Это была ошибка, но не коррупция.

Напротив, причинами чудовищного оттока капитала именно с российского рынка (25 млрд. дол. в одном только сентябре) стали обещание премьера Путина прислать в «Мечел» доктора и российско-грузинская война. То, что произошло — это отторжение финансовым рынком способов управления, характерных для итальянских тиранов 16 века; демонстрация того, что финансовые рынки и привычка посылать к кому хочешь хоть доктора, хоть танки — вещи несовместимые. Правитель, который поддается на разводки царедворцев, который начинает войны ради личных амбиций, может править Вероной в 16 веке, но не процветающей страной в 21. То, что произошло в России — это и произвол, и коррупция, и ошибка.



Россия и свободный мир живут в двух разных экономических системах

Но самым важным из всего, что произошло, стала реакция России на кризис. Любую систему характеризует не ошибка. Любую систему характеризует реакция на ошибку. Российская реакция на кризис показала, что Россия и свободный мир, увы, уже живут в двух разных экономических системах.

Основной проблемой США и Европы стал кризис ликвидности, потребовавший впрыскивания денег в мировую банковскую систему. Грубо говоря, открытый рынок оказался в положении организма, у которого почки, печень и мозг работают нормально, но кровеносной денежной системе организма угрожает инфаркт. Если срочно не разжижить кровь — не понизить учетную ставку, не дать денег банкам — то организм помрет от оторвавшегося тромба, и здоровые почки его не спасут. Приходится срочно разжижать кровь, а долгосрочные отрицательные эффекты применяемых лекарств на печень и почки можно лечить потом.

Признаться, я не сторонник такого подхода. Как и многие отмороженные либералы, я полагаю, что инфаркт — это нормально, что хорошие банки не смогут зарабатывать прибыль, если плохим банкам не дать умереть, и что теория too big to fail («слишком большой, чтобы упасть» — означает, что банкротство крупного банка может обрушить всю экономику — «ЕЖ») придумана воротилами с Уолл-стрит, дабы исказить экономику в свою пользу.

Но, по крайней мере, план Полсона — это план. План лечения — хороший или плохой. У нас же плана нет — есть сплошная «веселуха». То мы помогаем Исландии, то спасаем «КИТ финанс», то в разгар кризиса Путин пообещал военным на строительство жилья 20 млрд. руб., а аграриям — 10 млрд. руб. на поддержку села.

Причем здесь аграрии и военные? Какое отношение имеют деньги на строительство военного жилья к кризису ликвидности? Они имеют отношение только к ювелирному бутику, которым владеет дочка легендарного генерала Косована.

Но, впрочем, по порядку: ибо вне рассказа о том, как развивался финансовый кризис в России, ничего не поймешь.



Системообразующие банки

Первое падение фондовых индексов — они обрушились на 65 млрд. дол. на следующий день после того, как премьер пообещал прислать в «Мечел» доктора — волнения особого в Кремле не вызвало. «Отрастет», — как говорят, сказал премьер Путин. Волноваться и в самом деле было нечего: любое падение фондового индекса в результате сказанного Путиным слова, конечно, резко понижало капитализацию рынка, но зато столь же резко повышало капитализацию премьерского слова. 65 млрд. дол. не исчезли с рынка — они превратились во власть.

Затем была война с Грузией; бегство стало обвальным. Президент и премьер сообщали о своей готовности к «холодной войне», а вполне либеральные чиновники (например, Игорь Шувалов) фактически в открытую объясняли беды рынка заговором американского Госдепа против вставшей с колен России.

Все это продолжалось до середины сентября, когда кризис на рынке РЕПО не обвалил несколько системообразующих банков.

Понятие «системообразующий банк» в мировой экономике многообразно. Для США системообразующий банк — это «Меррилл Линч» или «Голдман Сакс», которые управляют триллионными активами. Для России системообразующих банков оказалось три: «КИТ финанс», Связь-Банк и исландский «Кауптинг банк».

«КИТ финанс» считается близким министру финансов Кудрину. Банк попал на классической схеме: он скупал на рынке акции телекомов, закладывал их и на полученный кредит скупал новые. Кроме того, он занимался ипотечными деривативами. Когда рынок упал, «КИТ финанс» загремел по margin call (требование внести деньги или дополнительное обеспечение по кредитам, выданным под залог ценных бумаг или других активов, когда стоимость этих активов снижается — «ЕЖ»). Судя по тому, как спасали «КИТ финанс», происходило это в режиме ручного управления. Я так и представляю себе это зрелище. Вызывают в Кремль Ковальчука: «Спаси». «Ой, там такая дыра». Тогда вызывают Якунина. «На, держи. У РЖД теперь есть свой инвестиционный банк». В прежние времена так бросали на картошку, а теперь на спасение банков. Образующих систему.

Связь-Банк считался близким бывшему министру связи Леониду Рейману. Еще до прихода в него нового управляющего Аллы Алешкиной в Связь-Банке появилась дыра. Говорят, что Алешкина, один из лучших наших банкиров, придя в банк, полюбопытствовала, что, мол, нельзя ли вернуть деньги с оффшорок, на которые они были весьма незамысловато выведены. «Нельзя», — ответили ей, банк пошел на межбанковский рынок, чтобы закрыть дыру, и с началом кризиса влетел.

Тут надо напомнить, что в Связь-Банке в этот момент находился депозит на сумму около 700 млн дол. Деньги принадлежали Алишеру Усманову и должны были пойти на выкуп пакета акций компании «Мегафон». Это тот самый пакет, который принадлежит то ли датскому юристу Джеффри Гальмонду (по утверждению самого Гальмонда), то ли бывшему министру связи Леониду Рейману (по утверждению его врагов). Пакет этот в свое время свистнула «Альфа», из-за чего началась война, причем война шла, что характерно, не между Гальмондом и «Альфой», а между Рейманом и «Альфой» — российский министр связи проявлял поистине христианскую заботу об имуществе датского юриста.

Короче, войну прекратили на самом верху, урегулировав вопрос с продажей спорного актива третьему лицу, г-ну Усманову, а так как в ходе войны актив был арестован, то деньги на покупку лежали в близком, видимо, датскому юристу Связь-Банке.

И когда Связь-Банк хряпнулся, согласитесь, нельзя было эти деньги не вытащить. Это ведь системообразующая сделка — сделка между главными лицами российской экономики, парафированная (а может, и заключенная) на самом верху. И Связь-Банк всучили ВЭБу.

Что же касается «Кауптинг банка», то, судя по всему, этот банк был самым системообразующим из всех системообразующих. Во всяком случае, в ситуации со Связь-Банком и «КИТ финансом» называются имена министров. В ситуации же с «Кауптинг банком» упорно ходят слухи о том, что в этом банке один крупный швейцарский нефтетрейдер заложил пакет акций одной российской государственной нефтяной компании. Тут вам не какие-то министры. Тут поднимай выше: тут наше все.



Даешь кубышку!

Короче, министр финансов Алексей Кудрин был единственным человеком, который мешал всей финансовой кремляди дорваться до заветной кубышки: 360 млрд. дол. резервов ЦБ плюс 180 млрд. дол. Стабфонда. И после того, как спасли «КИТ финанс», как мог Кудрин отказать в спасении другим?

Это было б, согласитесь, не корпоративно.

Кубышку распечатали, и к ней бросился поток страждущих. Закредитованные предприятия, банки, министры, губернаторы, девелоперы…

Неделю назад на «Эхо Москвы» я неосторожно пошутила, что сейчас каждый усть-задрищенский завод по производству сепулек нарисует себе инвестиционную программу до 2010 года и бросится в Кремль выбивать деньги со словами: «Мы хотели занять эти деньги на рынке, а рынка нет, поэтому дайте нам так». Я-то шутила, но не прошло и недели, как энергетики попросили 50 млрд. дол. у первого вице-премьера Сечина именно на этих самых основаниях, и вслед за энергетиками пришли производители автомобилей.

При этом о кознях Запада уже не говорили. Когда дело дошло до собственного кошелька, «холодная война» куда-то испарилась, и на ее месте возникла тема загнивания США и сотрудничества с Европой, которой Россия, вставшая с колен, готова помочь советами в преодолении кризиса.

Какого качества могут быть эти советы, ясно из назначения на пост главы Минрегионразвития бывшего руководителя конторы под названием УПУП («Урал Промышленный — Урал Полярный»).

Это одна из многочисленных, расплодившихся, как грибы, государственных контор, которая планировала строить дорогу от Серова до Салехарда. Ее горячее желание освоить 90 млрд. государственных рублей не остановило даже Уральское отделение РАН, которое обратило внимание на то, что запасы сырья, под освоение которых планируется строить дорогу, относятся пока к категории прогнозных.

И вот руководитель этого самого УПУПа в минуту кризиса был назначен в Минрегионразвития. Это, господа, действительно, УПУП. Более того — это полный УПУП.

И вот, в то самое время, когда начался УПУП, крупные российские чиновники — от министра финансов Кудрина до вице-премьера Сергея Иванова — вдруг стали говорить о том, что кризис еще не достиг дна, что в России обвалится несколько десятков банков и пр. И рынок рухнул опять.

И те владельцы крупнейших компаний, которые потеряли три четверти своей капитализации (которые и без того сидят в Кремле в ожидании кредитов, о которых может распорядиться только лично В.В. Путин), вдруг оказались дополнительно отрезаны от возможных источников перекредитования за рубежом.

И сквозь хаос, бардак, УПУП и письма инвестирующих энергетиков проступил главный вектор, в котором развивается российский фондовый кризис: вектор национализации российской промышленности. В ручном режиме. В таком же ручном, как спасение «КИТ финанса» или Связь-Банка.



Не план, но вектор

Когда финансовые группы начинают войну — как, например, «Альфа» против BP — они обычно четко представляют себе цель, которую хотят достичь, способ достижения этой цели и цену этого способа. Если они хорошо спланировали — они достигают цели без всяких побочных эффектов.

Не то государство российское — рискну предположить, что плана национализации российской промышленности у Путина не было, как не было в свое время плана национализации ЮКОСа. Был лишь аппетит, который приходит во время еды.

Когда Путину на стол положили бумаги о том, что «Мечел»-де поставляет Новолипецкому металлургическому комбинату уголь по спотовым, а не по долгосрочным контрактам, вряд ли составлявший эти бумаги вице-премьер Игорь Сечин предполагал, что Путин распорядится так громко насчет доктора, и вряд ли распорядившийся насчет доктора премьер предполагал такой оглушительный эффект от своих слов.

Но в том-то и дело, что все происходящее дальше будет происходить само собой, как камень, который однажды столкнули с верхушки горы, будет падать вниз под действием силы тяжести, а не потому, что кто-то продолжает его толкать.

«Мечел» перед кризисом имел капитализацию в 15 млрд. дол., 3 млрд. дол. он потратил на покупку «Эльгаугля» и «Якутугля». И еще 3 млрд. дол. ему нужно на освоение этих месторождений, потому что пока «Эльгауголь» — это кусок тайги. В условиях кризиса он вряд ли найдет эти деньги; а если их предоставит кто-то из близких Путину людей, например, глава «Ростехнологий» Сергей Чемезов, то часть компании отойдет «Ростехнологиям». Стоит ли напоминать, что любая угольная компания является идеальным инструментом для поглощения металлургического комбината — в данном случае «Магнитки» и НЛМК, на которые «Мечел» и поставляет уголь и которые так неосторожно на него нажаловались?

РУСАЛ перед кризисом имел долгов в 14 млрд. дол. Он занимал эти деньги, чтобы получить контроль над «Норильским никелем», а контроля не получил. Сейчас Олег Дерипаска уже был вынужден расстаться по margin calls с пакетами акций в компаниях Magna и Hochtief. На рынке ходят упорные слухи, что громадный пакет почти в 3% акций «Норникеля», проданный около трех недель назад, был тоже продан по margin call и принадлежал одному из двух участников гонки за приз в виде «Норильского никеля». Если Олег Дерипаска в ручном режиме получит деньги по распоряжению премьера Путина, как вы думаете, кому отойдет РУСАЛ? У вас есть сомнения на этот счет?

Главный владелец «Норильского никеля» Владимир Потанин тоже набрал долгов, соревнуясь с Олегом Дерипаской. В ходе этой гонки Потанин стал контролировать около 30% акций «Норникеля», Дерипаска — не меньше 25%. А еще 10% было выкуплено на «дочки» «Норникеля», и ими голосует генеральный директор. Генеральный директор «Норникеля» сейчас — это бывший глава Ростуризма В. Стржалковский, питерец, чекист и знакомый Владимира Путина. Как вы думаете, кому будет реально принадлежать эта компания в условиях кризиса? У вас есть сомнения?

Растерянность, которая, похоже, охватила российскую власть после краха «КИТ финанса» и «Кауптинга банка», явно уступила место новой уверенной стратегии: Стабфонд сейчас будет использоваться как стратегический бомбардировщик, для окончательного разгрома олигархов в ручном режиме. Миллиарды накопленных долларов — как высокоточные ракеты, наносящие удары по владельцам компаний и предприятий. Заявления чиновников, роняющие рынок, — как лучший способ загнать противника в безвыходную ситуацию.

Во время кризиса самый страшный зверь — это не генерал. Во время кризиса самый страшный зверь — кредитор. Доселе Кремль отбирал компании с помощью ФСБ и прокуратуры. Теперь он может делать это с помощью Стабфонда. Доселе лучшим consiglieri в России был Сечин. Теперь им станет Кудрин.

Нетрудно драться с противником, который сидит у тебя в приемной в Новоогарево и на приказ инвестировать сто миллионов в Сочи отвечает: «А нельзя ли больше?». Похоже, встающая с колен Россия победит не только маленькую Грузию, но и большой РУСАЛ. Вот только народ в разгар этого грандиозного наступления почему-то бежит в обменник за долларом.

Потому что, знаете ли, господа? Что-то мне подсказывает, что загнивающий Уолл-стрит выживет и на этот раз. А у нас — у нас будет УПУП.