- У вас такие идеальные отношения с мужем! Неужели это реальность? И как у вас это так получается?

Что ж, рассказываю.
В нашей семье у каждого есть Права.

Дело было сегодня утром. Аэропорт Мюнхен. Почти одновременно отправляются два рейса: МАУ в Киев и S7 в Москву. Очередь на паспортный контроль. Стоять минут 40. Но есть быстрая линия для людей с инвалидностью. И в нее почему-то ломятся очевидно молодые и здоровые люди. Их не подзывал пограничник. Догадываетесь, кто? Человек по 10 с каждого из этих двух рейсов я точно насчитал, пока час стоял в очереди. Ну почему? Почему европейцу не приходит в голову так позориться? А в постсоветских мозгах такая примитивная хитрож…ость – норма. Вы часик постойте, а я “типа инвалид” пройду без очереди. Удостоверения подтверждающие не спрашивают, значит можно? Стыдно. Обидно. Мне вообще сегодня все утро стыдно и обидно...

В последнее время я постоянно слышу новости об изнасилованиях среди подростков и студентов на вписках. И каждая история поднимает волну вони: девки невоспитанные, развратные, бухают, курят, на секс напрашиваются, а потом винят бедных мальчиков. Далее обычно следует набор штампованных советов о том, что девушке следует скромно одеваться, не пить (даже воду) и дышать через раз, чтобы не спровоцировать очередного бедняжечку на срочное расчехление писи.
Я не очень хорошо знакома со спецификой воспитания детей — своих нет, да и среди моих друзей пока нет родителей. Но я и сама была ребёнком и подростком (не так уж давно). И, как любая девушка, я десятки раз слышала советы о том, как себя вести, чтобы не стать изнасилованной. А вот мальчикам хоть кто-нибудь объясняет, как не стать насильником?..

Много лет назад один человек сказал мне: «Помни, что деньги – это самый легкий ресурс. Денежной массы в мире полно, и самое простое, что можно сделать – это заработать деньги. Но есть и другие ресурсы, и сколько часов в день ни работай, у тебя не станет их больше». Я тогда не сильно понял, о чем он говорил, потому что на дворе были девяностые, меня окружали люди, поклонявшиеся деньгам как единственному богу, единственным достойным для мужчины занятием считалось «поднимать деньги», всюду была повальная нищета и неразбериха после крушения СССР, и в ней, как маяки, сияли малиновые пиджаки и цепи с гимнастами «новых русских», указывая путь в светлое будущее. Тогда у меня не было даже времени подумать над этим – мы работали по шестнадцать или восемнадцать часов в день и спали на столах прямо в офисе, когда было нужно.

Пришла женщина с сыном. Сын уже большой, старший подросток, и явно с какими-то существенными нарушениями в развитии — что называется, «на лице написано».

Я от такого всегда расстраиваюсь. Помочь ведь вроде бы и должна (к кому им идти, как не к психологу?), и хочется, но, как правило, нечем.

— Представься, — велела мать.

— Здравствуйте, — сказал парень. — Меня зовут Вася. Мне семнадцать лет. Я учусь в девятом классе.

В его речи имелся какой-то логопедический дефект, но пониманию он не мешал и был совершенно не противный — что-то вроде грассирования.

— Очень приятно, Вася, — ответила я. — Меня зовут Екатерина Вадимовна.

— У нас диагноз — органическое поражение головного мозга, — сообщила мать. — По-человечески — слабоумие. Но при этом как человек наш Вася очень хороший — добрый, отзывчивый, всегда всем готов помочь, если понимает как. «Застревает» иногда, учителя жалуются. Но если ему напомнить, что он делал, и дать небольшого пинка, все снова двигается. У нас полная семья, есть младшая девочка. Мы к вам пришли насчет профориентации...

«Подвезти тебя до автовокзала?» — спросила Хайди, пожилая швейцарка, подруга нашей семьи. Я собиралась в город с ее дачи, идти пешком до остановки километра 3-4, а потом ещё неизвестно сколько ждать маршрутку, а от автовокзала ходит много транспорта в город, да и гулять мне не очень хотелось.
Я хотела сказать: «Да, подвези, пожалуйста», — но в этом случае Хайди придётся переодеваться из дачных штанов, открывать ворота, выгонять машину из сада, тратить время и везти меня. И мне от этого жутко неловко, поэтому я начинаю мямлить что-то вроде: «Да нет, не надо, я пройдусь наверно…» Хайди чувствует противоречие между тем, что я говорю, и тем, чего мне хочется, и, немного раздражаясь, спрашивает ещё раз: «Так, может, всё-таки подвезти?»
Я снова отнекиваюсь, пытаясь быть вежливой, мол, не хочу утруждать.
И тут Хайди преподаёт мне урок, который выручает меня вот уже 10 лет.
«Знаешь, у нас в Швейцарии говорят: «Да» и «нет» весят одинаково...

Дед мой родился в Одессе в 1912-м году, но прожил детство в местечке около города. Украина и сейчас не самое благополучное место для жизни, а про страшные годы Гражданской войны я и не говорю. Белые, красные, немцы, Григорьевцы, Махновцы, Петлюровцы, англичане, немцы, французы, гетман, поляки, националисты, монархисты, октябристы, анархисты, казаки, и наконец просто бандиты всех сортов и мастей смешались в один страшный клубок который катился и оставлял после себя слёзы и кровь.

Власть и войска под Одессой менялись чуть ли не ежедневно. Причем в одном и том же местечке на одном краю могли быть красные, на другом зеленые, а в середине власти вообще могло не быть. И все считали что мирное население только и существует что бы с него драть все что есть. Считалось хорошо если только удавалось отделаться деньгами или продуктами. А ведь могло быть и хуже.

В один далеко не прекрасный день в 1919-м году когда белые ушли, а красных еще не было, на окраину местечка где жила семья моего прадеда вошла банда. Уж не знаю какую идеологию она исповедовала, но скорее всего никакой - просто отморозки/бандиты...

- Вы - кузнец?
Голос за спиной раздался так неожиданно, что Василий даже вздрогнул. К тому же он не слышал, чтобы дверь в мастерскую открывалась и кто-то заходил вовнутрь.
- А стучаться не пробовали? - грубо ответил он, слегка разозлившись и на себя, и на проворного клиента.
- Стучаться? Хм... Не пробовала, - ответил голос.
Василий схватил со стола ветошь и, вытирая натруженные руки, медленно обернулся, прокручивая в голове отповедь, которую он сейчас собирался выдать в лицо этого незнакомца. Но слова так и остались где-то в его голове, потому что перед ним стоял весьма необычный клиент.
- Вы не могли бы выправить мне косу? - женским, но слегка хрипловатым голосом спросила гостья.
- Всё, да? Конец? - отбросив тряпку куда-то в угол, вздохнул кузнец.
- Еще не всё, но гораздо хуже, чем раньше, - ответила Смерть.
- Логично, - согласился Василий, - не поспоришь. Что мне теперь нужно делать?
- Выправить косу, - терпеливо повторила Смерть.
- А потом?
- А потом наточить, если это возможно...

 В первый раз я увидела их вдвоем — отец и сын. Отец выглядел искренне встревоженным. Сын — равнодушным. Я почему-то сразу решила, что равнодушие наигранное. Наверное, потому что возраст сына (на вид лет 13–14) подразумевал подростковые разборки с родителями и их перманентное возмущение тем, что чадо оказалось не таким, как ожидалось, и ведет себя не так, как предписывается родительским опытом.

Поначалу все подтверждало мою первоначальную гипотезу.

— Он прогуливает школу! Представьте, такого здорового парня приходится буквально водить за руку к школьным дверям! Мне самому стыдно, а ему как будто все равно. И все время врет. Причем стоит на своем, даже когда уличили. Спекулирует на своем здоровье: утром непременно болит голова или живот. Мать до недавнего времени покупалась, разрешала не ходить в школу, пока я все это не прекратил…

Разбитая губа — всего лишь разбитая губа. Не катастрофа, не конец света. Мягкие ткани заживают быстро, пять дней, неделя - и всё, ни шрама, ни малейшего следа. Дети почти неуязвимы, потому что не верят в реальность смерти, а значит — не осторожничают; в это время бог осторожничает за них. Пока они ныряют в глубокую воду и падают с велосипедов, на спор прыгают с крыши и бросают петарды в огонь, бог старается, как может. Мягкие сугробы вспучиваются из-под земли в том месте, где им предстоит упасть, волны несут к берегу, тяжелые машины тормозят вовремя. И в том, что иногда выходит иначе, не его вина - мир слишком страшен и жесток, даже богу везде не успеть. Но детей он жалеет больше, и потому они удачливее взрослых. И безмятежнее.

Будучи подростками, мы изучаем половое воспитание в школе, ближе к 20 интересуемся таким понятием как брак, и, возможно, немного социальной психологией в институте. Но когда вопрос сводится к тому как строить реальные отношения, мы получаем совсем небольшое руководство по отношениям до и после свадьбы… или того хуже, делаем выводы из прочитанного в журналах.

Да, отношения с самого начала строятся методом проб и ошибок. И если большинство из нас вам приходится по душе, значит, на своем жизненном пути ошибок вами было сделано достаточно много.

Одна из проблем состоит в том, что на характер неправильных отношений, напрямую влияет наша культура. Мы преклоняемся перед идеей беззаботной романтической любви – ну знаете, это когда два влюбленных человека, встречают вместе рассвет солнца, и, казалось бы, они знают друг друга целую вечность. Нас воспитывают строить и беречь наши отношения как будто это личная собственность. Таким образом, мы зачастую рассматриваем наших друзей и любимых людей как некую личную собственность, а не как прекрасное создание, со свободой воли, с которым к тому же еще можно разделить настоящую любовь и от которого можно получить эмоциональную поддержку...

Я, как известно, к патриотически-настроенным гражданам не отношусь. Война, как мне кажется (любая, и эта тоже) явление грубое, грязное, лживое и разрушительное для человека, как в макро, так и в микрокосме его. При чем завоеватель ли ты или героический защитник – на выходе разницы нет. О природе военного героизма вообще можно было бы много и парадоксально порассуждать, но я не стану. Потому что бестактно. Все равно как за свадебным столом цинично обсуждать сексуальное прошлое невесты. Люди живы, пьют и радуются – вот и слава богу.

Но есть у меня одна слабость. Я люблю стариков, особенно повоевавших. Это оттого, что мне очень повезло с семейным старшим поколением. Люди они были простые, чуждые воспитательным изыскам, и поэтому никогда мне не врали. На прямо поставленный вопрос я обычно получала прямой и честный ответ, без скидок на впечатлительное и нежное детское восприятие. Поэтому я выросла не на «телевизорном» варианте прошедшей войны, а на рассказах моих бабок, дедов и выживших дядьев. А это был, доложу вам, тот еще экшен...

Расскажу-ка я вам, как про войну рассказывают детям в той школе, куда пойдет мой сын в следующем учебном году.

Берут они с собой старшеклассников, которым по 16-18 лет, и едут куда-нибудь по местам боевой славы, в местные аналоги деревни Крюково. Там у всего класса отбираются все гаджеты. А взамен выдается рация, одна на взвод, каждому - вещмешок, оружие и форма, взаправдашняя - когда-то принадлежала участнику войны. На шею каждому вешается опознавалка - кто-то становится сержантом Янссеном, кто-то рядовым Ван Молем, имена все из того взвода, который конкретно эту деревню оборонял. Высаживают всю ватагу километров за 15 от деревни, и топают детки по жаре со всем своим барахлом...

Это случается каждый год. Неукоснительно. Как правило, месяца через три-четыре после начала учебного года, когда они мне, наконец, поверят. Когда поймут, что я с ними воюю каждый день за лучшее в них. Когда убедятся, что я всегда честно и серьёзно отвечаю на их вопросы.

Пару дней назад я принёс свой мак, купленный в Киеве осенью 2014, в знаменитый магазин Apple на University Ave. в Palo Alto, и попросил заменить в нем экран. Спустя полгода после покупки на экране внезапно выгорело несколько пикселей. Потом годовая гарантия истекла. Зная нашу сермяжную действительность, скорее всего в качестве ответа при обращении к продавцу в Киеве, я бы получил отлуп со ссылкой на “если каждому давать - поломается кровать”. Не потому что я прав или неправ - просто общество у нас такое.

У всех любовных романов есть одна черта.
Нет, это не описание нефритового стержня на семь страниц, и не рассказ про наряд героини на ежегодном балу - на десять.
Но это такая черта, по которой безошибочно можно определить, что роман написан женщиной.
Знаете, какая?
Когда главный герой много думает. И не то, о чём говорит вслух.
В любом женском романе где-нибудь ближе к концу непременно будет момент, когда Джеймс, неверно истолковав поведение героини, поверив наветам сплетников, вспомнив об обязательствах перед кем-то ещё,обнаружив, что она не девственница, чем-то обижает героиню. То есть, не чем-то, а словами.
Например, он говорит ей, что она вероломная лгунья/пустышка/ему совсем не интересна и чтобы она убиралась прочь.
После чего героиня в слезах и обиде гордо покидает замок/дом/бал.
Ага, если бы всё было гладко, то и романа не было бы. А так ведь он должен за ней потом побегать, помириться, поймать на краю пропасти...
Но бегать за ней он начнёт чуть попозже, а пока что, по законам женского жанра, он должен много думать.
То есть, он ей сказал одно, но в глубине души он, конечно же, думал совсем по-другому, и вообще еле сдерживался, чтобы не заключить её в объятия…

Хочешь знать, почему я стал волонтером? - спросил у меня Александр, когда мы выгуливали наших приютских собак. Рядом с ним медленно ковылял на трёх лапах алабай . Старому добродушному великану "веселый" мальчик в Новогоднюю ночь бросил под ноги петарду.Лапу ампутировали и, после длительного лечения в стационаре, алабая поместили в приют. Теперь Александр постоянно ухаживал за инвалидом.

- Наверное, у каждого человека есть свой "скелет в шкафу"... вот и у меня есть такой ....
Расскажу тебе историю, которая произошла со мной три года назад. Был я молодым, преуспевающим хирургом. Коллеги меня уважали, материально был хорошо обеспечен: машина, дача, заграничные командировки, красавицы мечтали выйти за меня замуж...Но случилось так, что собственное малодушие, предательство перевернуло жизнь и все мои представления о традиционных человеческих ценностях...

Есть такая примитивная детская качелька-рычаг. Оба попеременно отталкиваются ногами от земли и, если оба по весу равны, то оба и летают. 
Но случается так, что один оказывается тяжеловеснее. Он садится на эту качельку с кем-то более лёгким и своей силой поднимает его, лёгкого, повыше.
Только вот не всегда поднятый бывает благодарен за то, что ему дают возможность летать. Бывает, что тот, кто наверху, решает, будто это он сам парит в небе, мол, всегда так и было, без усилий… а тот, который сильный, начинает казаться несущественным и ненужным. 
Тот, кто наверху, не понимает, что в небе его удерживает именно партнёр, что называется, всем своим весом. Осознать это ума не хватает.
И он, внезапно взлетевший, берёт партнёра - и раз, с качельки сгоняет, кыш, мол, рядом со мной должен быть такой же лёгкий и звонкий, чтобы мы, значит, вдвоём воспарили, а не ты, приземлённый…

Когда эта история только свершилась, я заставляла себя молчать, хотя эмоции разрывали мой мозг на части. Сейчас уже прошло достаточно времени, я больше не работаю в больнице, где все произошло, да и ничьих личных данных разглашать не собираюсь. Потому поделюсь.
Дело было не в мое дежурство, поэтому о событиях ночи, с которой все началось, рассказываю со слов коллег. Им позвонили из детской больницы и попросили прислать дежурного по санавиации челюстно-лицевого хирурга: поступил ребенок с ушибленно-рваной раной на лице, состояние тяжелое, находится в реанимации. Ребята вызвали дежурного по санавиации, опытный врач, глянул ребенка и велел не морочить голову: рана не опасная, продолжающегося кровотечения нет, состояние относительно удовлетворительное, везите его, мол, в отделение члх, не нужна ему никакая реанимация. 
Так оно, в общем, и было. Ребенок, хоть и немного напуганный, был спокоен и контактен, рана на первый взгляд сложностей не сулила. Больше беспокоила мать ребенка, фактически бьющаяся в истерике, и немного агрессивные полицейские, сопровождающие компанию. Что? Полицейские? Не совсем ясно...

Когда я был маленьким, у меня был отчим. Он болел алкоголизмом, не мог справиться с этим. Мама развелась, когда мне было шесть.

Одним только он выделялся - любил меня сильно и от души, не показушно.

У соседа Сашки был домик игрушечный, со съемной крышей, грубой работы, из фанеры. Сашка хранил там свои игрушки и всякие мелочи. Мне всегда этот домик нравился. Однажды в садике был конкурс работ родителей, и отчим внезапно сделал похожий домик из фанеры, но какой! Он был прекрасен - покрыт то ли олифой, то ли лаком, с идеальными краями и гладенький. Я гордился этим домиком и батей. Одно из самых сильных переживаний детства...

...А ведь я ещё помню, каким был этот праздник тогда, когда ветеранам (настоящим) было ещё только по 60-70, а самым старым - ну 75 лет. И чем он был для них.

В первую очередь это был день встречи, и повод для встречи.

Они ехали поездами, летели самолётами из самых дальних мест нашей необъятной страны. Я не знаю: наверное, проезд для ветеранов (в том числе и на поездах дальнего следования и самолётах) был бесплатен, или сильно льготировался. Во всяком случае, финансовый вопрос, похоже, не стоял: летели и ехали из самых дальних городов и весей. Лишь бы здоровье позволяло дорогу перенести.

У нас была большая квартира, а тех, с кем вместе дошёл до Берлина мой дед, жизнь разметала по окраинам Империи: один прилетал даже из Ташкента (при этом он был русским, что характерно). И квартира служила им как бы перевалочным пунктом: бросить ненадолго вещи, переодеться, умыться, привести себя в порядок, принять лекарство, ну и так далее - уже в непосредственной близости от точки сбора - в Москве...

На свой личный, персональный рассказ о Той Войне я напросилась сама.

Первый мой дед, боевой генерал, прошедший и Сталинград, и Севастополь, вещать «про подвиги» отказывался категорически, и произносил всегда одну и ту же фразу, которой я этот маленький текст закончу.

Второй дед был человек сугубо мирный, после краткой предвоенной встречи с лубянскими «специалистами» сильно хромал, и всю войну работал пожарным. Ничего героического – как думала я своей дурацкой пионерской головой.

Рассказ «про войну» я выклянчила у бабушки, маминой мамы, Марьи Трофимовны Красновой, портнихи, шившей всю войну шинели для фронта.
Я хотела героического эпоса, а получила страшный сон, который возвращается ко мне всякий раз, когда мне плохо и страшно...

— Понимаешь, этому человеку не нужно то, что ты ему даёшь, ему нужна своя собственная ОднаПравда. Да, он охуенный чувак, мы все вместе дохрена бухали/веселились, но вот сейчас ему нахер не нужны твои факты.

— Ему:
1. Не хватит мозгов чтобы переварить то, что ты ему предлагаешь, просто не помещается у него в мозгу "плюрализм мнений"
2. Ему нахуй не впился этот плюрализм.
3. Ему он нахуй не впился, потому что ОднуПравду он ищет по нескольким простым причинам...

Родители учат сыновей, что «девочек обижать нельзя». Тогда надо учить девочек, что «мальчикам нельзя отказывать». Для симметрии. Разрушительный потенциал у обеих фраз одинаковый.
Но шутки в сторону! Надо быть совсем слепыми, чтобы не замечать явного вырождения мужчин в нашем обществе. И всего-то нужны 3 фразы, чтобы этот процесс продолжал косить наши ряды в следующих поколениях.
Мы сидим с моей знакомой в кафе и после разговора о делах заговорили о детях, у нас мальчики.
— Я давно поняла, что трудно воспитать настоящего мужчину, когда парень не видит примеров мужского поведения.
— А что ты считаешь примером мужского поведения?
— Ну, я говорю ему, что девочек нельзя обижать…
— А мальчиков можно? А собачек? А старушек? Ты понимаешь, что подобными фразами ты гарантируешь своему сыну проблемы во взрослой жизни?..

Еще в детстве нам рассказывали, что надо слушаться взрослых, взрослые знают лучше, они понимают что делают. Это такой мир старших, который над тобой, в котором лежат ответы на все "почему", в котором находятся объяснения для всего на свете. Потом мы вырастаем, становимся взрослыми и понимаем, что нихера они не знают лучше, что взрослые сейчас это твои одноклассники Колька и Мишка, которые хуярили на перемене друга друга портфелями по голове и размазывали козявки под партой. Причем, честно говоря, ты понимаешь, что в целом Колька и Мишка не особо изменились, только пару десятков килограмм жира набрали...

За последние три года психологи, социологи и нейрофизиологи получили много новых данных о человеческом поведении. Иногда результаты исследований не удивляют, но теперь они подтверждены экспериментально. Конечно, не все люди себя ведут именно так. Однако при взаимодействии с другими, общие тенденции стоит учитывать.

Мораль

1. Люди склонны совершать аморальные поступки или не выполнять чью-то просьбу о помощи, если для этого не надо прикладывать усилий или не придется отказывать человеку впрямую...

История не смешная, но такая... оптимистичная, что ли. Я ее всегда рассказываю, когда заходит разговор о добровольном уходе из жизни.
Я тогда работал в одном интернет-издательстве, и у меня сложились очень теплые и доверительные отношения с девушкой-студенткой, подрабатывавшей там переводами с норвежского, шведского и других языков. Она этих языков знала штук пять, не считая английского. Помимо языковых талантов, она сочиняла стихи, прекрасно рисовала и вдобавок была очень хороша собой...

Пруд за домом. Красивый невероятно. Кувшинки, уточки. Маленький совсем, но старожилы говорят — коварный.

Старожилы говорят и про трясину, и про подводные ледяные ключи, и про какие-то пни на дне, за которые можно зацепиться, про то, что здесь когда-то было лесное озеро, цепочка болот, мистику обязательно приплетают: старое кладбище, неуважение к костям, да много чего говорят. Но я знаю, что тонут в основном по пьяни.

Пруд настолько идиллический имеет вид, что страха не рождает. Поэтому все и ныряют в кувшинки к уточкам, стоит лишь выпить.

Вот и на этот раз...

Витя, я уверена, мое письмо дойдёт до тебя, хотя я за линией фронта и за колючей проволокой еврейского гетто. Твой ответ я никогда не получу, меня не будет. Я хочу, чтобы ты знал о моих последних днях, с этой мыслью мне легче уйти из жизни.
 Людей, Витя, трудно понять по-настоящему... Седьмого июля немцы ворвались в город. В городском саду радио передавало последние известия. Я шла из поликлиники после приема больных и остановилась послушать. Дикторша читала по-украински статью о боях. Я услышала отдалённую стрельбу, потом через сад побежали люди. Я пошла к дому и всё удивлялась, как это пропустила сигнал воздушной тревоги. И вдруг я увидела танк, и кто-то крикнул: «Немцы прорвались!»...

Прекрасно, что русские либералы поддерживают западных украинцев в их праве на самоопределение.
Очень жалко, что русские либералы не поддерживают в том же праве восточных украинцев.
И даже не знают, в чем состоит их позиция.
Я попробую объяснить.