Мы бродили с Джоном по Эбби-роуд,
Хулиганили, смеялись и пили пиво.
Мы изрисовали краской его black coat,
Получилось, кстати, весьма красиво.
Мы нацепили темные очки и шляпы,
Нам тогда казалось, что это круто.
Он экспромтом новую песню сляпал,
Записал на листке и подарил кому-то.
Мы хотели скорее добраться до бара,
Потому что намокли, и вообще темнело.
Нам слепили глаза встречные фары,
Мы ловили такси, пока не надоело.
Он сказал: «Pub», да, это же Britain.
Нас не впускали – из-за пальто в краске.
Мы обозвали их «дер паразитен»,
«Мы, - сказали, - строители», указали на «каски».
Что-то гнали про профсоюз и рабочих…
Потом стали смеяться и требовать виски.
Бармен заорал, что он – среди прочих
Тех, кто стоял к Джону Леннону близко.
Мы залезли на стол и устроили шоу –
Танцевали, он пел, он был в ударе.
А потом заявил вдруг – «And now let’s go!».
Но мы еще час просидели в баре…
Было сыро и холодно, уже светало.
Что поделаешь – Лондон, не Ялта, не Сочи…
Он сказал, что сегодня мы выпили мало.
Я сказала – довольно для последней ночи.
Мы брели по дороге и устало курили.
Было странно, легко, и чуть-чуть печально.
… О том, что его вчера застрелили,
Мы узнали потом совершенно случайно.