Отец
Встреча не была бурной, светлой и радостной. Папа Станислава Олеговича
за минувшую пятую часть века превратился из выпивающего, заурядного, но
приличного и цивилизованного слесаря в спившееся, грязное и уродливое
животное – московского бомжа. К отпрыску своему он подкатил отнюдь не с
радостным возгласом «Сынок!» и распростертыми объятьями – папа вполне
обыденно сунул под нос сыну грязную ладонь лодочкой и сиплым голосом
произнес: «Будьте добры, хоть рупь , на хлебушек!».
Станислав Олегович поначалу брезгливо поморщился и хотел было послать просящего нахуй, однако сквозь лохмотья, синяки и уличную грязь угадалось что-то свое… ужасное узнавание, страшное, и у горла ком собрался величиной с кулак, и в глазах защипало, и мысли понеслись чехардой в голове – да не может быть, как же так, как я мог, а он-то сам, и за столько лет ни весточки, умер бы – не знал бы… и предпоследняя, стыдная – да лучше бы умер, чем так...
Станислав Олегович поначалу брезгливо поморщился и хотел было послать просящего нахуй, однако сквозь лохмотья, синяки и уличную грязь угадалось что-то свое… ужасное узнавание, страшное, и у горла ком собрался величиной с кулак, и в глазах защипало, и мысли понеслись чехардой в голове – да не может быть, как же так, как я мог, а он-то сам, и за столько лет ни весточки, умер бы – не знал бы… и предпоследняя, стыдная – да лучше бы умер, чем так...
